— Это касается только ядов, существующих в реальности. Но не тех, что существуют вот здесь, — и он дотронулся пальцем до своей головы.

Да, к выдуманным ядам у меня устойчивости не было. И я уже это почувствовала: по телу со скоростью пожара на ветру разбегалось невыносимое бурлящее безумие. Горела каждая клеточка, каждый сосуд, каждый квадратный миллиметр кожи, каждая капля крови. «Этого нет на самом деле», — пыталась я себя убеждать, чтобы вернуть контроль над ситуацией и над своими чувствами, но не получалось. Кровь на моей ладони, которой я зажимала рану, превращалась в бурую слизь, сердце давилось ею, а она обволакивала его клапаны, густея… Сознание сворачивалось улиткой, сжималось в дрожащий студенистый клубок внутри панциря — черепной коробки.

Когда оно медленно, с мучительной слабостью и робостью выглянуло наружу, я опять оказалась в темноте, в замкнутом и очень узком пространстве. Руки и колени упёрлись в выпуклую, обитую шёлком крышку, по бокам щекотали шёлковые складки оборок и рюшей, холодные и мягкие. В подушечке под головой скрипели опилки. Я в гробу? Похоже, да… Нет, я не Ума Турман, и ударом кулака мне крышку не пробить: смертельная слабость пронизывала всё тело, которое казалось куском холодного студня. Я и пошевелиться-то могла с трудом: холодцеобразное тело повиновалось плохо. Такое ощущение, будто я уже разлагалась… Вспомнился князь Огнев с его «Заживо погребёнными».

Да сбудется твой самый страшный кошмар.

Нет, конечно, не это было моим самым страшным кошмаром. Больше всего я боялась снова потерять Алёнку… Но я точно больше её не увижу, если не выберусь отсюда, и по всему выходило, что это и был мой кошмар. И физической силой эту шараду не решить, потому что это был ментальный капкан, из которого придётся пробиваться наружу не кулаками, а разумом и духом… Вот только собраться бы с силами.

Где же вы, свет разума и сила духа? Вы мне сейчас так нужны! В этом роскошном, но тесном и душном ящике даже голова не работала, мысли плелись, хромая и спотыкаясь, по каменистым тропам безысходности. Я вернусь к тебе, Алёнка, я обещала вернуться, и я это выполню. Ради тебя я выберусь из сколь угодно глубокой могилы.

«Могила разума — страх. Для начала освободиться от страха. Всё это — иллюзия, сон, и на самом деле я нахожусь на поверхности. Воздуха там достаточно, поэтому я не задохнусь. Немет — всего лишь старый кровосос, которых я убивала десятками. Во мне — сила десяти вампиров; не может быть, чтобы я не смогла изыскать в себе ресурсов для освобождения из капкана. Свет разума, отточенная призма, прозрачная и идеальная пирамида…»

Светоч. Мне нужен был светоч. Любовь, над которой не властен ни сумрак, ни сама смерть.

Спасибо, Массимо. Ты — человек среди вампиров.

Тёплые ладошки коснулись моего лица… Я открыла глаза и вместо тьмы увидела свет. Золотые лучи солнца, пробиваясь сквозь пышно цветущую яблоневую крону, озаряли мягким ореолом Алёнкины волосы. Свет струился из её глаз, смотревших на меня с нежностью, а на её плечи падали с веток белые лепестки.

«Так ты преодолела свою нелюбовь к яблокам?» — спросила я.

«Да, глупо их не любить только потому, что они связаны с моей смертью. Яблоня так чудесно цветёт…» — Алёнка подняла глаза к белоснежным веткам.

Я тоже подняла взгляд. Солнце приятно кололо лучиками-иголками, пробираясь через весенний ароматный наряд дерева.

«Это случайно не Горькая Аннетта?» — осенило меня.

«Я не знаю, — пожала она плечами. — Этого сорта уже вроде бы нет… Но было бы забавно снова его попробовать».

Я сказала:

«Я найду её, Алёнка. Весь мир переверну, а разыщу».

Больше не было тяжкой, давящей на грудь земляной толщи, тесных стенок и холодной обивки, скрипа опилок под головой и могильной тьмы. Была залитая солнечным светом поляна в горах, зелёные склоны, ощетинившиеся лесом, синее небо и душистое, бескрайнее, пёстрое разноцветье по колено. Свобода и воздух, солнце и любовь. Здесь мы с Алёнкой целовались у костра, здесь она вернулась из сумрака обратно на свет. Это — Карпаты.

— Ну, а как вам такие декорации, милорд? — спросила я.

Немет, щурясь от яркого света и закрываясь рукой, вскричал:

— Солнце? Оно не настоящее! Это иллюзия!

— Да, иллюзия, — улыбнулась я. — Но попробуйте с ней справиться!

Немет попробовал и не смог, а его кожа между тем уже начала краснеть и покрываться волдырями. Он зарычал, и мечи вновь ударились друг о друга. Вот теперь Немету было действительно трудно сражаться: пузырящаяся кожа причиняла ему жуткую боль. Я начала теснить его, и он, отбивая удары, отступал. Сминая ногами цветы, я наращивала скорость, и он уже с ней не справлялся, а его прекрасное лицо превратилось в страшную обгоревшую харю, золотые волосы висели клочьями на поджаренном черепе. Терпя страшную боль, он ещё бился из последних сил, но они подвели его. Упав в траву навзничь, он корчился, будто на сковородке, а обугленная плоть кусками отваливалась от костей.

Цветущая поляна превратилась в ковёр ручной работы, горный пейзаж — в просторный зал, отделанный в цветистом, филигранно-замысловатом и пышном восточном стиле — с богатыми мозаиками, позолоченными арками и колоннами. Лорд Немет лежал на полу, разбросав руки в стороны и со стонами перекатывая голову, как в бреду — ничуть не обожжённый, но смертельно измученный. Система его психических иллюзий рухнула вместе с его психикой, и он лежал передо мной поверженный и беззащитный — в своём собственном доме.

— Вы проиграли поединок, милорд, — сказала я устало, склонившись и опершись на колени, чтобы перевести дух. — Уфф… Но это было нереально круто. Вы мастер иллюзий.

Немет приоткрыл мутные глаза, разлепил губы и пробормотал что-то. Я склонилась ниже:

— Простите? не разобрала.

Его глаза открылись шире, и я уже отчётливо услышала:

— Убить её!

Это был ещё не конец, как оказалось: из золотых арок с колоннами на меня со всех сторон бросились вооружённые слуги Немета. При мне были только два меча, а всё остальное оружие по правилам дуэлей пришлось оставить в машине. Как бы мне сейчас пригодились мои автоматы с противовампирскими пулями и ампулы! Но вместе с силой десяти вампиров я приобрела ещё одно оружие, против которого охрана Немета не знала приёмов — сверхскорость.

Картинка замерла: бегущие ко мне вампиры застыли — кто с поднятой ногой, кто с занесённым для удара оружием, кто с раскрытой в крике клыкастой пастью. Должно быть, меня они воспринимали как размытый вихрь, летающий с сумасшедшей быстротой.

— Нечестно, милорд! — сказала я. — Меня-то заставили соблюдать правила, а сами?

Что могли сделать два посеребрённых меча на сверхскорости? Да практически всё, в том числе и сократить количество противников с пятидесяти до тридцати в одну минуту. Остальные, впечатлённые до ужаса темпами гибели своих собратьев, дрогнули и отступили, несмотря на хриплые крики своего господина:

— Стойте, трусы! Шакалы! Я вас всех уничтожу!

— Вряд ли эта перспектива воодушевит их на бой, — усмехнулась я, останавливаясь над ним.

Он даже не мог подняться с ковра, только беспомощно елозил ногами в красных восточных туфлях, пытаясь от меня отползти. Ничто не препятствовало мне впиться клыками в его белую длинную шею и вместе с кровью забрать его силу — всю, что была в нём, вместе с силой моего отца.

Когда потусторонний всасывающий звук в пространстве стих, я выпрямилась. Острия моих мечей смотрели в пол — усталые, хорошо поработавшие сегодня. Но одному из клинков ещё предстояло сделать последний взмах, и он его сделал, отделяя голову лорда Немета от туловища. Иначе эта месть никогда не закончится.

Отца я нашла на подвальном этаже, где в полу были устроены ямы с решётками — зинданы. Он лежал в одном из них — одиночном, лишённый сил и ко всему бесчувственный. Чтобы взять ключи, пришлось убить охранника: упёртый попался малый, да и не такой трусливый, как некоторые его товарищи, которые разбегались при моём появлении.

— Ничего, ничего, — пропыхтела я, выволакивая лорда Эльенна наружу. — Сейчас ты у меня будешь как новенький.

Неудачливое воинство, посланное Эрикой ему на выручку, обнаружилось в большой общей яме по соседству: их там было напихано, как сельдей в бочке, один на другом. Все были под действием нервно-паралитического яда. Решив заняться ими позже, я перенесла отца в одну из комнат и уложила на диван. Появился большелобый карлик-слуга на коротеньких кривых ножках.

— Что угодно госпоже? — с поклоном осведомился он.

Я оценила его самообладание: держался он с невозмутимостью английского дворецкого и, видимо, уже перестроился под смену начальства. Новой хозяйкой, по всей вероятности, теперь считалась я.

— Ты услужливый малый, — сказала я. — Как твоё имя?

— Ченгеле, госпожа, — снова поклонился он.

Я попросила:

— Ну что ж, Ченгеле, будь так любезен, принеси мне какую-нибудь чашу или кубок. А также опасную бритву, если есть. И бинт.

— Сию минуту, госпожа.

Обернулся он скоро, с требуемыми предметами на красивом зеркально сияющем подносе. Бритвой я вскрыла себе вены на запястье и нацедила полный хрустальный кубок крови. Мечом резать я не стала — от греха подальше: в крови не должно было находиться ни одной молекулы серебра, потому что я собиралась дать её отцу.

Поднеся кубок к его губам, я сказала:

— Пей, отец.

Такие простые вещи он был способен выполнять: рефлексы у него сохранились. Пока он пил, я проделала действие, обратное тому, которое совершил лорд Немет.

— Возвращаю тебе твою силу, — сказала я.

Пространство вздохнуло, и в руке у меня очутился невидимый шар. Я вложила его в грудь отца, и тот открыл глаза.

— Сколько пальцев? — задала я стандартный вопрос.

Он усмехнулся и отвернул лицо. По его глазам было видно: он снова прежний, только ему требовалось немного времени, чтобы прийти в себя после всех манипуляций с его силой. Прежде всего его интересовал вопрос: