Устало улыбнувшись напоследок, я медленно спустилась с крыльца.

Глава 23. Выстрелы под дождём

Прости меня, Алёнка. Моя спящая красавица… Не знаю только, проснёшься ли ты от моего поцелуя. Я всё бы отдала, чтобы согреть твои похолодевшие пальцы, но всё, что у меня есть — это моя душа. И её я без колебаний заложила бы кому угодно, даже самому сумраку, чтобы вернуть тебя.

Я с тобой, родная. Я здесь. Ты слышишь меня? Ничего не бойся там, ведь всеми мыслями и душой я с тобой. На чём я остановилась? Слушай мой голос и держись…

Война в Греции дала мне хорошую закалку и подготовила к тому, чему я посвятила без малого пятьдесят лет своей жизни. Я не успела проработать на фармакологической фабрике и года, когда умерла тётя Элени. Тяготы войны подорвали её силы, и тёплым сентябрьским днём я прошла на кладбище за её гробом. Проводить её в последний путь пришло совсем немного народу — только кое-кто из соседей. Все лица были мне более или менее знакомы, за исключением одного странно одетого человека.

Он стоял за высоким памятником поодаль и наблюдал, хотя явно был не из нашего окружения. Длиннополый тёмный кожаный плащ был как будто не из нашего десятилетия — с кучей пряжек и заклёпок, лицо наполовину скрывали широкие поля шляпы. Весь его костюм казался каким-то мятым, серым и пропылённым, контраст составляла белевшая из выреза жилета рубашка с безупречным воротничком и старомодным галстуком. Бегло приметив незнакомца, я снова устремила взгляд на тётушкино восково-жёлтое лицо в гробу, а через минуту этого человека уже не было…

Потом были скромные поминки, а на следующий день я пошла на работу. Вечером, купив цветов, я отправилась на могилу тёти Элени, и кого бы ты думала, я там встретила? Точно, незнакомца в странном плаще. Я была не из робкого десятка и решительно подошла к нему.

— Кто вы? Вы знали тётю Элени? — спросила я его.

Незнакомец приподнял голову, так что из-под полей шляпы стало видно лицо. Его глаза скрывались за тёмными очками, и я сперва подумала, что он слепой. Но он сдвинул их вниз, к кончику носа, и показал глаза — вполне зрячие, но до странности светлые. Болезненно поморщившись, он вернул очки на место.

— Мои глаза чувствительны к дневному свету, — сказал он. — У вас, кажется, такого не наблюдается, и это даёт вам преимущество. Нет, вашу тётю я не знал, но вот с вами меня кое-что объединяет. Зовут меня Александр Кельц.

Да, это был тот самый Кельц, охотник на вампиров, только тогда я ещё не знала этого. Я разглядывала его причудливый плащ и поражалась контрасту — такой серый невзрачный костюм и такая безукоризненная, я бы даже сказала, щеголеватая рубашка.

— И что же нас с вами объединяет? — спросила я.

Вместо ответа он спросил:

— Вы когда-нибудь замечали за собой желание пить кровь?

Я вздрогнула — вернее, вздрогнуло чудовище во мне, словно выхваченное из темноты светом фонаря. Откуда он знал мой секрет? Ведь я никому не рассказывала.

— О нет, вы не чудовище, — усмехнулся Кельц. — Но в вас течёт кровь чудовищ, которая и даёт вам эти удивительные способности: быстрое заживление ран, нечеловеческую силу и прыгучесть, выносливость, железное здоровье. Вам пока не так много лет, чтобы вы заметили ещё одну способность — крайне медленное, не видимое глазу старение. Как думаете, сколько мне лет?

На вид ему было лет тридцать — максимум тридцать пять.

— А между тем, я родился в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, — сказал он. — То есть, мне уже за шестьдесят. А на вид не дашь, не так ли? Вот это оно самое и есть — медленное старение. Гораздо медленнее, чем у простых людей.

— То есть, в восемьдесят вы будете выглядеть на сорок? — Если честно, то всё им сказанное звучало как бред, но чудовище во мне откликалось со страшной силой и пришло в безумное волнение. Оно беспокоилось, потому что его выводили на чистую воду.

— Нет, скорее всего, буду выглядеть не старше, чем сейчас, — сказал Кельц. — И в сотню лет, если доживу, на моём лице не прибавится ни одной морщины, а в волосах — ни одной седой нити.

Кстати сказать, тогда Кельц был ещё с волосами. Мы медленно шли по кладбищенской аллее, и шляпу он нёс в руке. Он был шатеном с чуть приметной рыжинкой. Признаться, таким он мне нравился больше. Зачем он потом стал брить голову? Не знаю. Так захотел, видно.

— Что значит — если доживёте? — насторожилась я. — Разве железное здоровье и быстрое заживление ран…

— Нет, дело не в этом, просто профессия у меня опасная, — усмехнулся Кельц. — Всякое может случиться.

— А чем вы занимаетесь? — логично последовал мой очередной вопрос.

— Охочусь на чудовищ, чья кровь течёт в наших с вами жилах, — ответил Кельц. — Наши отцы — вампиры. Иногда они соблазняют смертных женщин, и от этих связей рождаются полукровки — дампиры.

Настоящего своего отца я никогда не видела, если ты помнишь. Мама только однажды обратилась к нему за помощью, когда были нужны деньги на мою учёбу. Деньги он прислал — очень много, хватило не только на учёбу, но и на жизнь. Взамен он попросил мой портрет: видимо, хотел убедиться, похожа ли я на него. Вероятно, я оказалась достаточно похожа, раз он так расщедрился. Всё, что я о нём знала — то, что он богат; наверное, он был женат и не хотел афишировать факт своей внебрачной связи, потому и не общался никогда ни со мной, ни с мамой. И вот теперь я узнала, что он — вампир.

До сих пор я считала всё это сказками. Я была материалисткой. Вампиры — миф, полагала я, такой же, как про Геракла, богов и прочих чудесных существ. Вот только в эту картину слегка не укладывался тот случай, когда у меня на поле боя выросли клыки, и как я сосала кровь итальянца, чтобы выжить. Но подспудно я была готова поверить, потому что все мои странности уже давно требовали объяснения. Если на свете были и другие люди, подобные мне — значит, это не выдумка.

— Но почему вы охотитесь на вампиров, если в ваших жилах течёт их кровь? — спросила я Кельца.

В его лице ничто не дрогнуло, хотя история, которую он поведал, была весьма печальна и драматична. Его любимую соблазнил и увёл вампир, обратив её в кровососа. С тех пор Кельц мстил вампирам, убивая их, только на свою бывшую возлюбленную у него не поднималась рука. Она жила в своей новой сущности, скиталась и пила кровь, а он шёл по её следам… и не мог уничтожить. Причём она стала не красивым, чистоплотным и цивилизованным вампиром, навроде лорда Эльенна, а самым настоящим упырём — нежитью-зомби. Это была самая жуткая, отвратительная и невменяемая форма кровососа. В ней не осталось ни памяти, ни прежней личности того человека, которого Кельц любил. Из всех желаний в ней осталось только одно — жажда крови. Это была уже не его любимая, а страшная тварь, влачившая сумеречное существование от охоты до охоты. А случилось так, потому что во время обращения души уже не было в её теле, и его полностью занял сумрак. Вампиры сами не любят этих зомби-вурдалаков и по возможности стараются таких не порождать, поэтому обращение проводится, когда душа ещё находится в теле.

В общем, Кельцу было невыносимо видеть, что стало с его любимой, и он всё-таки убил её. Точнее, не её, а её мёртвую оболочку, воскрешённую сумраком и шатающуюся по ночам в поисках жертвы. Это ещё более ожесточило его против вампиров, тем более, что обратил его девушку в вурдалака его же собственный папаша. Вот такое горькое стечение обстоятельств…

Кельц долго охотился за своим родителем, задаваясь гамлетовским вопросом: быть или не быть? Мстить или не мстить? В итоге он вступил в схватку с вампиром, от которого он произошёл, и одержал победу. Но, уничтожив своего родителя, от себя, от своей полувампирской сути он уйти не смог. Впрочем, как ему казалось, он нашёл выход — применять свою силу в борьбе с этими созданиями.

— Как вы нашли меня? — хотела я знать.

— В моей команде есть человек, который тоже был на войне и знал вас, — ответил Кельц. — Он рассказал о ваших способностях, и я безошибочно угадал в вас такое же происхождение, как и у меня. Полукровки, обладая силой вампиров, лишены их слабостей, а потому они — лучшие охотники. Думаю, вы понимаете, к чему я клоню.

— Вы хотите позвать меня в свою команду?

— Именно. Ведь вы по своей натуре — воин, Аида, вам претит бездействие и размеренная жизнь. Вы жаждете борьбы. Раньше вашим врагом был фашизм, но теперь он свергнут, и вы как бы не у дел. Так вот вам новый враг — вампиры.

Видимо, он был прав, Алёнка. Пять минут поговорив со мной, он разгадал мою суть. Я воин, и моя цель и смысл — борьба, без неё моё существование становится пустым. Даже самая важная, нужная и хорошая, но мирная работа меня мало удовлетворяет. Я, конечно, могу приспособиться и кое-как смириться, но по-настоящему я живу и дышу полной грудью, лишь когда сражаюсь. Может быть, это недостаток, потому что с ним не слишком уживёшься в обычной, привычной тебе жизни. Впрочем, я готова укротить свою натуру и навсегда посвятить себя именно такой жизни, лишь бы ты была жива и здорова, моя девочка. Ради тебя я вывернусь наизнанку, уничтожу этот мир и построю его заново, свяжу узлом рай и ад, заставлю солнце светить ночью, а луну — днём, лишь бы ты жила, дышала и смеялась. Потому что я люблю тебя, Алёнка.

Извини… Я больше не буду. Долой эту солёную влагу.

Итак, Кельц сделал мне предложение, от которого было трудно отказаться. Он дал мне время подумать — три дня, и я отправилась домой с бунтующим чудовищем внутри. Дома меня тошнило и рвало, и остаток вечера я пролежала пластом, не в силах даже выпить глоток чая. Это теперь я знаю, что разум так сопротивляется непривычной для него реальности — помнишь, как тебе стало плохо, когда ты узнала, кто я? Со мной происходило то же самое, вот только помочь мне справиться с этим было некому.