* * *

Я вновь у двери квартиры Марка. Пытаюсь вставить ключ в замочную скважину. Не получается. Стараюсь найти правильное положение ключа, проверяю личинку замка. И даже после этого до меня долго доходит… он сменил замок. Невероятно. Мне больно? Вроде бы нет. Я в бешенстве, ведь в моей мелодраме так не должно быть. Жму на звонок — нежная трель разливается острой болью в моей голове.

— Он не откроет.

Оборачиваюсь — передо мной стоит Марина. В каком-то ультрамодном шелковом халатике и почему-то в туфлях на каблуках. Сонная и уставшая.

— Не смотри на меня так. Я здесь живу, — говорит она, показывая на открытую дверь соседней квартиры.

— Ну, вы даете…

— Да мы-то чего… просто папа поселил нас рядом, чтобы присматривала за ним. Это вот вы с ним даете, это да.

— Ты как?

— Да я-то ничего, как видишь, — она отбрасывает со лба модно подстриженную челку и поправляет халатик на плече. — Подожди, сейчас вернусь.

Взъерошенная Маринка исчезает в своей квартире. С тех пор, как наше общение осталось в прошлом, мы обе сильно изменились. Последние два года я стараюсь не думать о той жизни, в которой принадлежала больше Маринке, чем себе. Однако иногда воспоминания, за которые я себя ненавижу, преследуют меня — и эта дежурная Маринкина улыбка, веселье на моем инсценированном дне рождения и неуемное желание любой ценой понравиться Кириллу.

— Вот, — бывшая подруга протягивает ключи.

Я инстинктивно поднимаю руку, но, ощутив холод металла, опускаю ее.

— Бери-бери. Для тебя же оставил. Вы, конечно, с ним чудики. Просто смех какой-то… — Маринка сама берет мою руку и вкладывает в нее ключи.

— В смысле? Что вообще происходит?

— Это вы сами там разбирайтесь, что у вас происходит. Я уже ни о чем и не спрашиваю, просто улыбаюсь. Вчера, как только ты за порог, смотрю, через час уже замок меняют. Ну, меняют и меняют, я посмеялась. Сегодня рано утром раздается звонок в дверь, открываю — на пороге Марк, говорит: «Возьми запасной, на всякий случай». Я говорю: «Ты совсем ку-ку, ты бы мне его в пять утра принес». А сама думаю: «Знаю я этот твой «всякий случай»…

— Да уж.

— Кино. Видимо, за ночь успокоился, понял, что назад дороги нет, и примчал ко мне. Ему не надо и говорить, что ключ для тебя, я догадливая — и так понимаю. — Маринка в очередной раз поправляет халатик и подходит к двери. — Ладно, пока. Не поубивайте там только друг друга.

Она задерживается в проеме двери, вновь самоуверенная и надменная, как прежде. Взбалмошная прическа и пестрый халатик придают ей насмешливый вид. Еще пару секунд Маринка смотрит на меня, ободряюще подмигивает и исчезает за дверью. В растрепанных чувствах я сажусь на ступеньку и разжимаю кулак.

* * *

Уже через несколько минут я открываю дверь без особого волнения и тут же застываю на пороге: Марк сидит напротив входа, прислонившись к дверному косяку. Сколько времени он так ждет меня? Я замерла лишь на мгновенье, быстро пришла в себя, решительно зашла и закрыла дверь. Вот. Стою неподвижно, прислушиваясь к странному ощущению спокойствия, которое охватило меня. Молча смотрю на Марка и машинально улыбаюсь, сама не зная чему.

Вскоре мое молчание начинает его беспокоить.

— Хочешь, поговорим? — спрашивает он.

— О чем? Марк, не знаю, что сказать…

Я подхожу к нему, присаживаюсь и осторожно целую, слегка прикасаясь губами. Вижу перед собой его лицо, такое доброе, открытое, вижу широкие плечи, плотную фигуру, чувствую нежность сильных рук у себя на спине. Марк притягивает меня к себе. В нем есть все — сила, нежность и тепло. Я запускаю руки в его мягкие, густые волосы. С того времени, как случилось несчастье, они сильно отросли, и теперь он еще больше похож на принца из старой доброй сказки. Зажмурившись, я вдыхаю его запах. «Лучший способ удержать мужчину — не выпускать его из объятий», — думаю я и обнимаю Марка еще крепче.

— Зачем? — спрашивает он. — Зачем вновь пришла?

Иногда даже самые красивые и умные парни задают глупые вопросы. Ведь ждал же, ждал. Или ерничает? На самом деле я никогда не знаю, шутит ли он или говорит всерьез. Всегда слушаю его настороженно. И эта нервная, полностью поглощающая меня настороженность сродни возбуждению.

— А может, я просто извращенка, — со смехом отвечаю я. — Люблю соблазнять парней с именем Марк. Такой ответ тебя устроит?

Я несу несусветный бред, и мы оба хохочем, как умалишенные. Долго не можем справиться с этой коллективной истерикой. Мы с жадностью упиваемся этими безумными минутами, заполненными эмоциями, порывами и переживаниями, которые делают из парня и девушки влюбленную пару. Я с удивлением наблюдаю, как Марк — ироничный и неприступный Марк — заливается смехом из-за пустяков, словно мальчишка. Я привыкла видеть его в роли принца, романтичного Ромео, жестокого палача, — но самого Марка так близко я вижу впервые.

На кухне мой взгляд натыкается на два бокала с вином, которые все еще стоят там, где я оставила их накануне. Этот символ вчерашней грусти немного отрезвляет меня.

— Ты вредный! — нарочито хмуря брови, говорю я.

— А ты, типа, полезная? — продолжает смеяться Марк.

— Еще какая полезная!

— Во всяком случае, ты у меня не из обидчивых.

— Я? У тебя?

— Всегда поражался способности женщин цепляться к словам.

— Всегда поражалась способности некоего Марка сваливать всех женщин мира на мою бедную голову, которая и так взрывается от тяжести моих мелких мыслишек, — парирую я.

— Ого, а ты сегодня генерал…

Я хочу быть бесстрашной, легкомысленной и юной. Да-да, именно юной. Только сейчас, когда мне почти девятнадцать, я понимаю, что сама лишила себя всего того, чего так сильно теперь желаю. Слишком много думала и слишком долго ждала. Я хочу жить — упиваться радостью вместе с любимым, не думая о последствиях, потягивать вино, просто быть рядом, заглядывать друг другу в глаза, держаться за руки, целоваться. Мне хочется сейчас сказать об этом Марку, но даже сегодняшнее бесстрашие не позволяет мне сделать это — на подвиг я так и не решаюсь.

* * *

— Вчера я был неправ, — неожиданно говорит Марк, когда на экране плывут титры только что просмотренного фильма.

— Сама виновата, — слышу я собственный голос и думаю о том, что рядом с Марком всегда буду выступать в роли кроткой овечки. Судьба такая…

— Мир?

— Однозначно! — задорно констатирую я и игриво добавляю: — Погоди, мы сейчас как миримся: как мальчик с девочкой в песочнице или как супружеская пара?

Сказать «влюбленная пара» я не решаюсь.

— Как два дурака. А два дурака, как известно, пара, — смеется он.

— Спрыгнул! А если я тебе скажу, что хочу сегодня остаться, ты сильно удивишься? — наконец я решаюсь произнести вслух то, о чем думаю полвечера.

Сидя рядом, я боюсь повернуть голову в сторону Марка, чтобы увидеть его реакцию. Он молчит, и это ничего хорошего не предвещает. Я встаю в надежде, что стоя мне будет легче пережить неудачу, подхожу к столику, зачем-то беру пустой бокал и верчу его. Смотрю, как дрожат мои руки. Дурочка.

— Я ничего такого не имела в виду, — спешу произнести я, стараясь говорить насмешливо и не смотреть в его сторону. — Не бойся, приставать не буду.

Лучше бы я провалилась, здесь и сейчас, или еще раньше — как только в голову мне пришла идея остаться.

— Неужели ты думаешь, что ночью я заставлю тебя ехать куда-то после почти двух бутылок вина? — вдруг говорит он, когда я уже близка к отчаянию.

— Ну…

— Пойдем на балкон, подышим воздухом, — Марк дает мне шанс прийти в себя.

Однако там я вновь несу бог знает что о своих мечтах и жизненных целях, и делаю это с таким фанатизмом, с которым с парнями в принципе разговаривать нельзя. Под воздействием вина не могу остановиться. Но Марк вроде бы и не слушает меня; сидит у самого входа на балкон рядом с журнальным столиком, смотрит задумчиво вверх на звездное небо, иной раз — на пепельницу. Его тонкие длинные пальцы плавным движением стряхивают пепел с сигареты.

Старинный особняк в центре города, в котором расположена квартира Марка, — очень романтичное место для таких вечерних бесед, мысленно отмечаю я. Войдя в раж, я подхожу к декоративной вазе, установленной на парапете. Ее постамент выполнен в форме жемчужной раковины, которая намного шире основания вазы. Не знаю, что на меня находит, но мне, во что бы то ни стало, вдруг хочется сесть на этот шедевр из гипса. Может, хотя бы так я верну себе внимание Марка.

— Юль! — От его крика я чуть было не срываюсь вниз вместе с вазой. — Блин, уйди нафиг оттуда.

— Марк, ты чего…

— Ничего. Уйди, говорю.

Я начинаю рыдать сразу, не успев еще ни о чем подумать. Спустившись с парапета, сижу на корточках у стены и плачу. Реву, не ощущая слез. Сначала тихо, потом громко. Эмоциональный водопад: нет мыслей, нет обиды, нет злости — есть только слезы.

И вдруг я чувствую, как его руки ласково гладят меня по голове. Меня будто подхватывает облако счастья. Кажется, еще чуть-чуть — и я готова буду вечно вот так сидеть и плакать, только чтобы это счастье не прекращалось. Я ощущаю, как его пальцы нежно перебирают мои волосы. Он поднимает мое лицо к своему, смотрит мне в глаза с очень серьезным видом, затем берет за руки — и я чувствую себя маленькой девочкой.

— Прости, — говорит он.

— На меня никто никогда не кричал. Никогда.

— Прости. Я очень зол на себя.

— Да нет. Это я дурочка. Зачем мне эта ваза?..

— Не надо ругать себя, — спокойно говорит он, утирая мне слезы. — Ведь это я не предупредил тебя, что ее нельзя трогать.