— Что? — говорю я и думаю, что лучше бы сейчас провалиться, а потом вынырнуть и провалиться еще пару десятков раз.

— Почему ты тогда ушла? — повторяет он, после чего нервно ухмыляется и продолжает: — Давно хотел спросить…

— Наверное, это хорошо, что спросил только сейчас, — отвечаю я, продолжая стоять к нему спиной. — Раньше я все равно бы не знала, что ответить…

— Почему?

— Я и сейчас не знаю, что ответить, — вновь игнорирую вопрос. — Честно, не знаю…

— Очень жаль.

— И мне. Я не думала, что ты помнишь…

Как закончить этот разговор? Как показать ему, что я знаю, зачем пришла? Как признаться и не чувствовать себя дурочкой…

— Знаешь, мне сейчас очень хочется взять телефон, выйти в соседнюю комнату, позвонить тебе и поговорить. Честно и откровенно. Не думать о том, как я выгляжу, — краснею ли, бледнею ли или просто похожа на идиотку. Понимаешь?

— Понимаю. Только ты сейчас и так очень откровенна.

— Думаешь, не стоило этого говорить?

— Почему?..

— Девочки обычно такого не говорят мальчикам, — сообщаю я и, увидев, как передергивается его лицо, добавляю: — Вроде как.

— А ты много знаешь мальчиков, да? Или вроде как? — передразнивает меня Марк и исчезает в проеме двери.

Собственник… Впервые за долгое время я так искренне смеюсь. Упоминать о каких-то других мальчиках, пусть и абстрактных, конечно, не стоило, — это мой очередной урок. Надеюсь, он получен не зря.

* * *

Я не спешу — наслаждаюсь временем, которое можно вот так тихо, молчаливо провести рядом с Марком. Курица одиноко томится в духовке, я наливаю два бокала вина, смотрю в зеркало, поправляю волосы и возвращаюсь в комнату — Марк сидит там, глядя из окна на вечерний город. Его лицо как никогда серьезно и сосредоточенно. И поскольку он никак не реагирует на мое появление, я тихо усаживаюсь напротив него на порожек между балконом и комнатой. Я стараюсь сделать это как можно непринужденнее, ставлю на пол бокалы, расправляю платье. Голос Марка заставляет меня вздрогнуть.

— Я не пью.

— Отлично, мне больше достанется, — делаю глоток сначала из одного бокала, потом из второго.

Посидев какое-то время в угнетающей тишине, я включаю телевизор. Ведущий вещает об очередных скандалах в шоу-бизнесе, надрывая свой гнусавый голос ради сенсаций:

— Как становятся звездами? Нужно иметь красивую или неординарную внешность и запастись поддержкой влиятельного покровителя. Им может стать как человек из шоу-бизнеса, который будет продвигать своего протеже, так и просто бизнесмен или магнат. Отношения «продюсер — артист» сложны, а что, если продюсер еще и любовник?

На этой яркой «лирической» ноте я выключаю телевизор. Марк не просил об этом ни словом, ни жестом. Ни один мускул не дрогнул на его лице, ни одно движение рук не выдало волнения. Однако слушать подобное, находясь рядом с ним, мне безумно неловко.

— Ты надолго? — внезапно он нарушает тишину.

В этот момент я уже стою у окна и наблюдаю, как на противоположной стороне улицы встретились двое. Она в простеньком красном платьице. И он. Высокий, мощный, красивый. На нем дорогие, начищенные туфли и шикарный костюм. Он обнимает ее и нежно прижимает к себе, — она ему доверяет…

— По телефону у нас лучше получалось общаться, — говорю я.

С двумя бокалами в руках я возвращаюсь на кухню — сервирую стол, достаю из духовки курицу и зову Марка. Разумеется, в ответ — тишина. Я уже едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться и не наговорить гадостей. «Кому все это надо?» — спрашиваю себя. И отвечаю — мне. Я автор этого спектакля и пришла сюда, чтобы сыграть свою роль в мелодраме… из тех, что любила смотреть еще в пятом классе. Пора завязывать с этим и идти дальше, — с этой мыслью я тихо выхожу из квартиры. Громко хлопает дверь. Ну и пусть. Мне больно, я задыхаюсь от злости.

* * *

Я выхожу из дома, и меня поглощает суетливое движение улиц. Дома, перекрестки, набережные и мосты. Мельтешение и звонкий смех прохожих. Метро. Выхожу на своей станции. И вот я почти дома, убегаю от мыслей. Просто иду…

Он лежит на проезжей части, рядом с тротуаром, по которому сотни людей каждый день спешат: из дома на работу и с работы домой, к любимым и нелюбимым, к счастливым и несчастным. Маленький пес с густой курчавой шерстью, сбившейся от грязи и сырости. Он лежит, свернувшись калачиком, и, кажется, спит.

Внезапно я вздрагиваю, в кармане вибрирует телефон. Я совсем забыла, что отключила звук, чтобы не донимали журналисты.

— Включи телевизор. Десятый канал! — кричит в ухо взволнованная Ирина.

Это второй случай, когда она звонит мне, и в моей душе вновь возникает гнетущее, подавляющее чувство, которое невозможно объяснить ни страхом перед этой напористой женщиной, ни виной перед ней. Это какое-то необъяснимое явление — природы, погоды или моего личного кошмара…

— Я не дома, на улице. Что случилось?

— Кирилл с ума сошел. Ты должна, должна мне помочь! — почти кричит она.

Но по ее голосу я понимаю, что она не столько находится в смятении или отчаянии… сколько не может справиться с нахлынувшей на нее злостью.

— Представляешь, сидит в студии и рассказывает, какая я плохая, чуть ли не рабовладелец… «Бедный» мальчик! Его поймали с беременной девицей, когда он изображал любовь с тобой, и теперь я во всем виновата…

— Ничего не понимаю… Вы шутите? — это даже не вопрос, а просто несколько слов, которые я произношу без всякой интонации.

— Нет, — отвечает она. — Ты должна выступить с опровержением.

Мне очень хочется сказать, что я ей ничего не должна, Марк и за меня с ней расплатился сполна, — но природная тактичность вновь тормозит меня. Я уже научилась защищаться, но все еще не умею нападать и хамить.

— Опровержением чего? — уточняю я, будто мне неизвестны все ее мотивы.

— Ну, что между мной и ним ничего не было и нет.

— Как я могу это утверждать?

Умение задавать вопросы — лучшее оружие против манипуляций со стороны таких стальных особ, как она. Друзья Ирины, люди из ее окружения, должно быть, никогда не говорят ей о своих желаниях и интересах. Она давно привыкла воспринимать свои цели и планы как часть жизни других и делает все, чтобы на самом деле так и было.

— Ты хочешь, чтобы на тебя надавили как следует, да? — зло говорит она. — Ну, так я сделаю это.

— Я ничего не хочу. У меня давно другая жизнь…

— Это тебе кажется, что другая, но на самом деле она у всех одна. Я — часть твоей жизни, а ты — моей, и от этого не скрыться, — злится она.

— Никогда не замечала, что вы склонны к философским рассуждениям, — говорю я и с каждым словом чувствую, как нравлюсь себе все больше и больше.

— Маленькая сучка, — последнее, что я слышу, и в телефоне раздаются гудки.

Я с облегчением нажимаю отбой. Что за ребячество… угрожать, настаивать, всем своим поведением утверждать, что она влиятельный человек, что мы — одна команда: у нас одни цели, одни воспоминания и интересы. Это не так. У меня нет желания вливаться и играть в те же игры… Дома меня ждут мама и Димка. Они — моя настоящая жизнь.

* * *

На следующий день я делаю это вновь — рад он мне или не рад, неважно, я еду к нему снова. Выхожу из подъезда, и вдруг кто-то окликает меня. Оборачиваюсь и вижу, что мне навстречу идет Кирилл, вместе с ним двое парней. «О чем это я думала только что?» — пытаюсь вспомнить. Разумеется, о Марке. Должно быть, у меня встревоженный вид. Кирилл смотрит так, будто пытается уловить мои эмоции и понять их причину…

— Привет! Никак не мог тебе дозвониться, — говорит он.

— Привет!

— Что-то случилось?

— У меня? — спрашиваю я. — У меня все хорошо. А ты-то тут как оказался?

— Тут такое дело… — начинает мяться Кирилл, забыв представить своих спутников. — В общем, мне нужна твоя помощь.

— Это связано с Ириной?

При упоминании ее имени Кирилл делает такое лицо, будто я произнесла магическое заклинание, из-за которого он вот-вот превратится в орангутанга. Все происходящее порядком напрягает, но я затихаю — даю ему возможность выговориться. Однако вместо Кирилла в бой вступает один из парней. В руках второго волшебным образом появляется камера, и все мои вопросы отпадают сами собой.

— Здравствуйте! Меня зовут Алексей. Десятый канал. Мы хотим услышать от вас комментарии по поводу ваших отношений с Кириллом.

Я смотрю на своего собеседника, потом на Кирилла, вновь на телевизионщика. Мне не испариться, не стать невидимкой, не убежать…

— У меня нет никаких комментариев, — говорю я и поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Ну, подожди, куда ты? Нас так много связывает, а ты! — Кирилл догоняет меня и берет за руку.

«Все-таки актер из него фиговый, — думаю я. — Где нежность, отчаянье, страсть?.. и что за реплика!.. где шекспировская драма?» Кирилл явно не готов к этой съемке, а импровизация — не его конек. Он смотрит мне в глаза, держит за руки и что-то говорит — все это беззастенчиво фиксирует камера. Безумно неловко. Сердце мое выбивает мощный рэп: «Отстань, отстань, отстань!» Вот-вот должен опуститься занавес, но у меня не хватает нервов этого дождаться, я вырываюсь и кричу:

— Отстань!

Я ныряю в людской поток и придумываю себе цель, чтобы сбить градус волнения. Сейчас я не просто иду к любимому парню, я иду спасать мир… Машины медленно двигаются вперед. На тротуаре, кроме меня, никого. Сильный ветер дует мне в спину. И вдруг я вздрагиваю! Мой взгляд случайно натыкается на что-то черное, грязное и мокрое. Пес. Он все еще лежит у дороги, свернувшись калачиком. Как вчера. Трогательный пес. Он уже ни от чего не бежит и никуда не спешит…