Глава пятая

Час спустя я иду по набережной и все еще думаю о том, что падаю слишком стремительно. Я уже совсем не уверена, что моя ложь неочевидна. Да, мне не пришлось говорить неправду — я просто преподнесла все в той обертке, которую давным-давно придумали за меня. Однако бог с ней, с ложью, облеченной в слова… Что делать с ощущением собственной никчемности от того, что я вру даже себе?

В кармане вибрирует телефон. Я с трудом достаю его замерзшими руками, вижу на экране неизвестный номер. Неужели!

— И как тебе сейчас, стыдно?

— Простите, что? — не знаю, почему, но я вновь говорю с ним на «вы».

— Иногда ложь вроде бы и не выглядит ложью, правда? — говорит он вкрадчиво.

Есть вещи, которые я никогда не была готова с кем-либо обсуждать, — это мои личные качества и мотивы моих поступков. Даже самой себе еще пару минут назад я запрещала размышлять об этом, и вот — он озвучивает мысли, с которыми я беспощадно борюсь. От удивления не могу произнести ни слова…

— Правда ведь?

— Кто ты? Моя совесть, да? С чего ты взял, что вообще можешь мне звонить и уж тем более говорить подобное! — только договорив, я отмечаю, что вновь перешла на «ты» и повысила голос, еще чуть-чуть, и мой тон приблизится к ультразвуку. — Не звони мне больше. Ни в качестве принца, ни в каком-нибудь другом. Не звони.

Выключив телефон, я поднимаю с дороги камень и бросаю его на лед замерзшей реки. Только что он был у меня в руках, и вот его нет. Только что моя совесть разговаривала со мной, и вот вновь тишина. Прежде я никогда не испытывала ничего подобного: только что кто-то затронул чувствительную струнку глубоко внутри меня, куда я никого не пускала.

Я кладу телефон в сумку и резко прибавляю шагу: иду быстро-быстро, стараясь не думать о произошедшем. Так я убегаю от совести. Завтра я буду жить иначе и сделаю все, чтобы оправдать свою ложь, — стану лучшей на свете Джульеттой, лучше всех сыграю любовь. Всеобщие усилия, скандалы, пиар — ничего не пройдет даром. Я буду лучшей, меня ждет успех, а пока — я еще прибавляю шагу. И бегу, бегу…

* * *

Я просыпаюсь, когда уже темно. Димка стучит чем-то за стенкой. На столе вибрирует телефон: звонит Маринка. Неугомонная.

— Ну, ты чего? Дрыхнешь, что ли? Я уже стою под окном, еле припарковалась. Подниматься не буду, жду здесь!

— Эээ… разве мы о чем-то договаривались?

Монотонные гудки не дают мне продолжить. Нет ничего удивительного в том, что мои желания и нежелания все еще принадлежат подруге, — с этим я давно смирилась. Однако сейчас обида переполняет меня потому, что после всей этой истории с Димкой Маринка будто вычеркнула его из своей жизни. Он стучит за стеной, влюбленный и одинокий; и мне досадно, не столько за него, сколько за себя, — что я не могу ей об этом ничего сказать. Меня тошнит от собственного двуличия…

Она встречает меня у подъезда. Улыбается, как светская львица, ждущая аплодисментов. Я хочу передать ей привет от Димки, а от себя добавить, что она слишком жестока. Открываю рот, но Маринка опережает меня, и я тотчас утопаю в ее словесном потоке: она говорит без умолку и явно не собирается думать ни о чем, кроме клуба.

— Едем! — моя беспечная подружка стремительно садится в машину.

— Куда? — говорю я, плюхаясь рядом.

— Туда!

Вот такое боевое начало… однако уже через пару минут в автомобиле царит тишина. Маринка словно почувствовала, что нам нужна передышка. Я вздыхаю с облегчением, и на какое-то время мне становится комфортно… Отдохнув от Маринкиных эмоций и ее бешеного темпа, я спрашиваю:

— Мы одни едем?

— Как видишь, — Маринка становится в позу.

Демонстративно оглядываюсь на заднее сиденье, словно на самом деле хочу там кого-то увидеть. Зачем я это делаю? Сама не знаю. Теперь мне недостаточно просто отвечать на вопросы. Прежде чем удостоить кого-то ответом, я должна покривляться, например, как сейчас, — сделать вид, что я чего-то не поняла…

— Да вроде, кроме нас, никого, — ерничаю я.

— Если ты на Кирилла намекала, то нет, его с нами не будет.

— Поругались?

— Не то чтобы поругались… Просто, знаешь, мутный он какой-то. Говорит одно, думает другое, делает третье. На ток-шоу этом явно переиграл, только все испортил нам.

Наверное, Маринка права насчет Кирилла. Хорошо еще, что она не знает о той худой девице, курящей, как паровоз. При всей своей внешней самоуверенности на самом деле она очень ранима. Но — удивительная штука — Маринка обвиняет своего парня в том, в чем сама является чемпионом. Из всех моих знакомых она — лучшая в искусстве притворяться. Может быть доброй, щедрой, заботливой, когда это выгодно, но не может быть терпеливой к чужим недостаткам…

Думая об этом, я никак не комментирую ее слова по поводу Кирилла. Маринке нельзя возражать, ее речь всегда важнее всего на свете. Кроме того, в свете последних событий не мне кого-либо уличать во лжи.

* * *

Навязчивый ритм заполняет пространство между танцующими. Маринка сразу же растворяется среди толпы. Я иду в сторону бара. Всего пара месяцев игры в молодую, подающую надежды актрису — и я уже цинично смотрю на то, что называется светской жизнью. Танцуй, общайся, веселись; главное — не попадай в какую-нибудь тусовочную историю, которая может испортить твою репутацию. «Ух, как тут круто, круто!» — подбадриваю я себя, постукивая кончиками пальцев по стойке бара.

— Она? — спрашивает стоящая рядом со мной блондинка свою подругу, показывая на меня.

— Вроде бы. Похожа, — отвечает та.

— Это ты снимаешься в новой «Ромео и Джульетте»? — обесцвеченная особа наклоняется к моему уху.

— А? — как обычно в подобных ситуациях, издеваюсь я.

— Извини, ты — Джульетта из нового фильма?

— Ааа… да, — я демонстративно туплю в надежде, что так они быстрее отстанут.

— Ну, и как там Марк?

— Нормально, — киваю и встаю, чтобы уйти на танцпол, иначе мне от них еще долго не отвязаться.

— Передавай ему привет! Он классный, — кричат мне вслед.

Вот так, куда бы я ни пошла — всюду Марк или напоминания о нем. Идут дни, и я отчасти забыла подробности той ночи, моей первой ночи любви. Занятая съемками и подготовкой к экзаменам, я живу, как во сне. В этом киношном сне я целую и обнимаю его, а он принимает все это как должное, отвечая мне своей киношной взаимностью.

Съемки в фильме привнесли в мою жизнь не только стресс, нервы и труд, но и некоторую уверенность в себе; думая о том, что не каждая девушка в восемнадцать лет получает роль в кино, я всегда распрямляю плечи. Нет-нет, серая мышка не превратилась в принцессу — нет такой волшебной палочки, которая смогла бы это осуществить. Я по-прежнему странная девочка Юля: простая и сложная, ведомая и своевольная, решительная и робкая. Однако если прежде я едва могла произнести хоть слово без стеснения, разве только при общении с мамой или Димкой, — то теперь реже опускаю глаза, почти не краснею и не делаю прочей ерунды, которую обычно делают девушки вроде меня. Думая об этом, я держу спину прямо и танцую, танцую, танцую…

— Юлька! — кто-то окликает меня и берет за руку.

Я оборачиваюсь и вижу среди танцоров Кирилла.

— Она где-то там! — кричу я ему и показываю в сторону, где последний раз видела Маринку.

— Кто?

— Марина!

— А может, я хочу с тобой танцевать! — выкрикивает он.

Пара секунд — и его пьяное лицо нависает надо мной: поры лоснящейся кожи, слегка потрескавшиеся губы и нездоровый блеск в глазах. Наш милый модный мальчик, наш плут и демон, наш Тибальт. Он все ближе и ближе, и вот я уже чувствую его руки на своей талии. Смеюсь, пытаюсь их убрать.

— Хорошо, что завтра воскресенье, — разгоряченный Кирилл говорит это так радостно, словно это как-то касается нас обоих.

— Вы поругались, что ли? — пытаюсь я напомнить ему о Маринке.

— Кстати, я здесь не один, — Кирилл явно не слушает меня и продолжает делать и говорить только то, чего ему хочется.

— А с кем? — ради приличия спрашиваю я.

— С нашим расчудесным Ромео!

Кирилл показывает рукой в сторону двери — и я вижу Марка. Сколько времени он уже там стоит и смотрит на нас? Я инстинктивно отстраняюсь от Кирилла и в этот момент обращаю внимание на блондинку, которая донимала меня вопросами, — она рядом с ним, и у них явно все хорошо. Я чувствую, как вновь мысленно падаю со скалы своих надежд и мечтаний. Марка ничто не изменит…

Он машет мне рукой. Прекрасно. А где же Ирина? «Неужели они уже начали осуществлять озвученный ею план нашего продвижения?» — эта мысль приходит в мой возбужденный шумом мозг и заставляет меня еще больше волноваться.

Да, я хочу быть рядом с ним, упиваться вместе весельем, смешаться с толпой, а потом уйти прочь от этой самой толпы. Но не так. Не напоказ. Не лживо. Я больше не слышу, что говорит Кирилл. Мне сейчас не нужны ни он, ни Маринка — я пробираюсь к бару, беру бокал шампанского и мысленно плачу…

* * *

Кажется, я выпила слишком много: ничего не могу с собой поделать — голова кружится… Наш танец с Кириллом длится слишком долго. Иногда я поглядываю на Марка. Улыбаюсь. Он отвечает мне тем же и тоже принимается пить. Вертит в руках бокал, и это злит меня еще больше — все смотрят, как он пьет, а блондинка льнет к нему все откровеннее. Нет, он не принадлежит ей! Как не принадлежит и мне. Сейчас он кажется мне чужим. Я улыбаюсь, танцую с другим парнем, стараясь разозлить Марка…

Его друзья чему-то смеются, и он присоединяется к ним — хохочет громче всех…