– К рыбе подают вино.

– А ты закажи еще водки.

– Напьешься, будешь ко мне приставать.

– Твоя самоуверенность переходит все границы! – Опять невыносимо хочется вернуться в дождь. Навсегда... Но Эфраим тут же чувствует это, кладет свою ладонь на мою руку:

– Синди, любимая, я желаю твоих приставаний в сотни раз больше, чем ты, но еще больше я желаю тебе счастья и хочу быть честным перед тобой. Ты чудесная, умная, красивая. У тебя вообще нет недостатков.

– Ну, это уж слишком. Просто необъективно.

– Подожди, не перебивай, мне и так трудно говорить. Ты способна осчастливить любого мужчину.

– – Я хочу осчастливить тебя.

– Синди, умоляю, постарайся понять. Не злись, выслушай до конца, попытайся быть объективной, мудрой... Я более десяти лет живу с женой. Чего мы только ни предпринимали, чтобы Равиэла забеременела! Ей очень тяжело. Многочисленные лечебные процедуры изнурили ее... Она святая.

– А я – ангел.

– Ты ангел – это правда... Скорее, ведьма в облике ангела.

– Конечно, очень удобная позиция! Я – коварная Лилит, я околдовала тебя магическими чарами, а ты – безвольный, слабый барашек...

– Дурочка, я люблю тебя!

– Конечно, но мое счастье, что родилась в двадцатом веке, а не в пятнадцатом, иначе такие религиозные фанатики, как ты, сожгли бы меня на костре. Издали бы постановление, что послана главным чертом сбить с пути великого праведника, а ты бы стоял, смотрел на языки пламени и думал: «Это повеление небес. Пусть она сгорит, и вместе с ней превратится в пепел неразрешимая проблема». А потом ты бы удостоился всеобщего уважения. Еще бы! Справился с женой главного черта, с коварной искусительницей Лилит – отправил ее на костер и очистился...

– Синди, давай вернемся в наш век и в нашу ситуацию. Я еще раз призываю тебя выслушать меня и попытаться понять.

– Не хочу слушать про твою святую жену.

– Синди, ты очень близкий мне человек, я испытываю огромную потребность быть искренним и честным с тобой. Ты – не любовница. Я отказываюсь воспринимать тебя как любовницу. Ты достойна гораздо большего, а быть любовницей – унизительно. Я прежде всего твой преданный друг. Навсегда. На всю жизнь. Это гораздо больше, чем любовь! В самые тяжелые времена буду около тебя. Сделаю все для твоего счастья. Это много, Синди, очень много! Может быть, сейчас тебе трудно понять, но через десятки лет убедишься, как я был прав.

– Меня не волнуют десятки лет. Будущее не ведомо никому.

– Умоляю, Синди, не перебивай... Я устрою твое счастье. Познакомлю с моими друзьями – неженатыми состоятельными и порядочными мужчинами. Кто-нибудь приглянется тебе, выйдешь замуж, родишь ребенка... И тогда моя страсть угаснет.

– Понятно, хочешь выдать меня замуж, чтобы облегчить свои страдания. Истинно по-дружески! Эгоизм высшей степени. Интересно, кстати, почему твоя страсть после этого утихнет?

– Верующему человеку категорически запрещено вступать в связь с замужней женщиной. Это так же невозможно, как с родной сестрой.

– Гениальное решение проблемы – трахаться со мной и периодически предлагать меня своим благородным друзьям.

– Синди, ну почему ты стремишься все опошлить! Как тогда в самолете – пописать в небо. Оно не создано для этого!

– Небо создано для жизни. А в жизни есть все. Ты же просто ханжа, который строит из себя праведника.

– Я лишь стремлюсь к праведности...

– О'кей! Я тебе не любовница, а близкий, дорогой человек. Как же называется то, чем мы занимались с тобой в самолете?

– То, чем мы занимались в самолете, называется развратом.

– А я думала – любовью...

– Любовью можно заниматься только с женой. Это единственные сексуальные отношения, освященные Богом.

– Ну, женись на мне, если так необходимо.

– Наконец-то ты дошла до главного.

Опускаю глаза на бледный артишок между розовыми ломтями рыбы. Эфраим по-своему понимает мой взгляд. Подзывает официанта, просит подогреть.

– Синди, не хочу тебе лгать. Я никогда не смогу оставить жену. Она – часть меня, как рука или нога.

– Или аппендикс.

– Неважно. Ты родишь ребенка, а Равиэла будет одинокой и несчастной всю жизнь. Я не смогу жить с ощущением вины! Если бы мы имели детей, мне было бы гораздо легче оставить жену... Возможно, мои слова звучат парадоксально...

– Более парадоксально, что ты подарил мне кольцо. По законам еврейской семьи таким образом жених покупает невесту. Забыл?

– Нет. Я совершенно не думал об этом, когда дарил тебе перстень.

– Даже подсознательно?

– Не знаю...

– Где ты его купил?

– В Будапеште.

– – Ложь. Таких вещей в Будапеште не бывает, ты купил перстень в Израиле.

– Да... Когда уезжаю за границу, заранее покупаю подарок, потом обычно нет времени.

– Ты прекрасный муж.

– Да? Почему?

– Всегда думаешь о жене, возвращаешься домой с подарками.

– Равиэла очень любит меня. Она такая умница! В день свадьбы я обещал сделать ее счастливой, обещал много детей. Равиэла была красивой образованной девушкой из богатой семьи, а я бедным, ничем не привлекательным студентом. До сих пор удивляюсь, почему она согласилась выйти за меня. Ты не поверишь, я от счастья вырос после этого за год на целую голову.

– Почему ты выбрал жене перстень именно с этой монетой?

– У нее есть серьги с монетами времен Хасмонеев, кулон с монетой периода царствования Ирода, не хватало только перстня.

– ...Времен Маккавеев. Прямо не жена была бы, а экспонат для студентов-археологов. Потом купил бы ей цепочку на лодыжку с монетами царя Соломона.

– – Религиозные женщины не носят цепочек на лодыжках.

– Ах да! Это так сексуально, что религиозные мужчины бросаются в самолеты на поиски проституток.

– По-моему, это просто безвкусно.

– Или безыдейно. На тонкой красивой ножке цепочка выглядит очень изящно.

– Да, конечно, если не считать ассоциаций с обезьяной в цирке.

– А что плохого в чудной обезьянке Монике? Она приносит людям радость, смех, хорошее настроение. Своими милыми проказами она способна объединить сотни совершенно разных людей: религиозных, светских, бедных, богатых. Почему все должно быть серьезно и обоснованно?! Прилично, важно, солидно...

– Я вообще не люблю животных, они мне неинтересны.

– А кто тебе интересен?

– Человек... Его огромный мир... Я иногда думаю, как миллиарды миров существуют на земле и Бог способен соединять их...

– Или разъединять. С тобой все ясно, Эфраим. Давай выпьем за то, чтобы растопило все льды...

– Тогда уж лучше за освобождение от всемирного потопа. Об этом событии подробно написано в Торе.

– Да, действительно, и недавно недалеко от Кинерета нашли части корабля, очень похожего на ковчег Ноя.

– Серьезно?

– Вполне. Радиологическое исследование древесины корпуса подтвердило, что кораблю более пяти тысяч лет.

– Как же дерево не сгнило за тысячи лет?

'– Это же особенное дерево, может быть, то самое, что росло в Израиле во времена первого Храма и на торговле которым сделал свои миллионы царь Соломон.

– Синди, ты хоть немного любишь меня? Хоть чуточку?

– Не знаю... Вряд ли.

– Ну и не надо. Я так тебя люблю, что моей любви хватит на нас двоих! – Эфраим грустно смотрит мне в глаза, и я понимаю, что никогда в жизни не услышу ничего более правдивого и желанного. Хочется обнять его, погладить по голове, как маленького ребенка, и сказать: «Может, не стоит ничего усложнять, думать о будущем. Давай просто жить и быть счастливыми, что встретились». Однако это не поможет, потому меняю тему разговора:

– Расскажи, каким ты был в юности.

– В юности... Любил водить девушек в рестораны, дарить им подарки, красиво одеваться, в общем, производить впечатление... Однажды попал в связи с этим впросак. У меня была подружка – парикмахерша.

– Ты тогда уже стал религиозным?

– Нет... Ее звали Софи. Мы встречались несколько месяцев. Потом я ушел в религию, окончил университет, женился. Прошло лет шесть, я случайно оказался в городе моей юности и, конечно, вспомнил про Софи. Она по-прежнему работала в той же парикмахерской, замуж не вышла, увидела меня, страшно обрадовалась. Посидели в кафе. Мне захотелось купить ей подарок на память. Знаешь, что она попросила? Сейчас будешь смеяться.

– Тебя?

– Нет. Ножницы. Какие-то особенные, профессиональные. Действительно дорогие. Софи была абсолютно счастлива. Я, оказывается, исполнил ее многолетнюю мечту. Вышли из магазина, она бросилась мне на шею, начала целовать.

– Я ее вполне понимаю.

– Я тоже понял – ей хотелось как-то отблагодарить меня.

– Но твоя религиозность запрещала принимать ее поцелуи. Или было просто неприятно?

– Нет, приятно, но это уже интим, к тому же мы находились в центре города, на людной улице.

– Когда человек не влюблен, то осторожничает, сдерживает себя.

– Синди, ты не представляешь, сколько чувств ты пробудила во мне! Я словно вернулся в юность. Хочется рассказывать тебе истории, которые никто не знает. Поведать свои тайны... – Ришар усмехается каким-то своим мыслям.

– Ужасно интересно. А что было дальше с Софи?

– Ничего... Вернулась в свою парикмахерскую.

– Разочарованная?

– Не знаю.

– Софи хотела не только поцеловать тебя.

– Откуда ты знаешь?

– Как еще могла она отблагодарить за подарок?

– Да... Странная, я бы сказал, извращенная благодарность...

– По-моему, благодарность не может быть извращенной, она свойственна широким, благородным натурам. Думаю, Софи из таких. Добрая, порядочная.

– Да... не считая того, что отдавалась разным мужчинам.

– Отдавалась... Но ведь не забирала. Может, искала таким способом свое счастье. А после твоего отказа, наверное, утратила уверенность. Бедняжка не представляла, что ты сделал подарок из эгоистических соображений.