«Время – машина смерти.

Время – машина любви».

У меня часто звучат в голове строки его стихов...

Год назад Ринат разошлась с мужем – венгром. Сестра познакомилась с ним в Будапеште на блошином рынке, где торговала советскими елочными игрушками. В те времена она делала по десять челночных рейсов в год.

При разводе сестра отсудила у венгра дом и что-то еще, продала все это, сняла небольшую квартирку в тихом пригороде Будапешта и открыла ночной клуб. Я приехала к Ринат две недели назад.

Мы гуляли по новогодним проспектам, чуть припудренным снегом, рассматривали огромные корзины с рождественскими подарками, говорили о чем-то, но были бесконечно далеки друг от друга, словно я не улетала из Иерусалима в Будапешт. И вдруг сестра сказала:

– Знаю, никогда не смогу заменить тебе брата, но ведь я тоже родной человек и очень тебя люблю. – В глазах ее сверкнули слезы (или огни новогодней иллюминации?).

– Почему ты говоришь мне это?

– У тебя такой потерянный, несчастный вид... Хочу помочь, но не знаю как...

– Несчастный вид? Может быть... Видишь в витрине серебристый игрушечный самолет?

– Да.

– Загляни в иллюминаторы. На креслах сидят люди, а стюардесса предлагает им вишневый сок.

– – Да, действительно, все – как настоящее.

– Мы мечтали с братом сделать такой же, но это было невозможно. У нас в магазинах игрушек продавались лишь самолеты с нарисованными иллюминаторами.

– – Потому вы стали делать кораблики с человечками?

– Ты помнишь?!

– Да... Вы всегда хотели куда-нибудь уехать, улететь, будто вам было плохо дома.

– Мы мечтали о невероятных, фантастических местах!

– Пока не выросли и не поняли, что хорошо там, где вас нет.

– Наоборот, где мы есть. Лучше там, где мы есть вместе! То есть были...

– Подарить тебе этот самолет?

– Нет! Он дорого стоит!

– Глупости! Я очень хочу сделать тебе подарок к Рождеству. Думала купить кулончик на золотой цепочке или перстень, но ты равнодушна к украшениям.

Ринат исчезла в игрушечном магазине, а я осталась возле стеклянной витрины. Брат говорил мне однажды, что когда-нибудь в моей жизни появится человек, который будет счастлив исполнить мои желания. Я могла подумать о ком угодно, но только не о сестре...

Она вышла через несколько минут с большой коробкой, перевязанной двумя лентами – розовой и голубой, Глаза ее лучились сумасшествием, слова сыпались восторженной скороговоркой:

– Продавщица спрашивает меня: «Вы для кого покупаете – для мальчика или девочки?» Отвечаю: «Для девочки». Она перевязала коробку розовой лентой. Тогда я сказала, что девочка любит голубой цвет, и мне добавили вторую ленту.

Я почувствовала, как Ринат одинока, – ведь, наверное, впервые за свою взрослую жизнь она что-то купила в магазине игрушек. Сердце мое наполнилось жалостью. Оно словно напоминало о несправедливости. Детские впечатления довлели надо мной все эти годы, затмевая собой настоящую Ринат.

Вечер мы провели в кафе. Впервые я была искренна с сестрой, потому что искренность – самая большая плата за доброту. Постепенно открывала ей себя. Чувствовала – сестра нуждается в этом, как в чем-то очень целебном. Видела, как Ринат пытается понять меня, постичь непостижимое.

Рассуждения в данном случае бесполезны, и я приводила примеры из жизни:

– Мы познакомились с Рафи в бассейне. Через полчаса нашей беседы он включил телефон и заказал билет в Италию.

– Зачем?

– Венеция – самое романтическое место в мире. Я объяснила Рафи, что готова составить ему компанию на несколько дней, но о сексе не может быть и речи.

– Вот глупая! Он, конечно, сразу передумал и отменил заказ.

– Нет, наоборот – в Венеции Рафи снял два отдельных номера на разных этажах.

– Хорошо же ты его закрутила!

– Я никого не крутила, Ринат. Не умею крутить, да не хочу!

– Но ведь в тебя влюбился миллионер! Неужели ты не понимала, какие возможности открываются благодаря этому?

– Если действительно хочешь понять меня, не оценивай ситуации, не ставь себя на мое место, а просто слушай и воспринимай как есть. Мне трудно объяснить тебе, но я хочу это сделать... Может быть, впервые в жизни.

Видела, как сестра поборола обиду, словно проглотила разом кусочки сухаря. Я искала нечто очень образное:

– В Иерусалиме есть подземный туннель, его сделали древние ессеи за три тысячи пятьсот лет до того, как царь Давид захватил город и обратил его в иудейство. Через туннель в Иерусалим поступала вода из подземного источника, который находился за стенами города. Спустя восемьсот лет Израильское царство было разрушено ассирийцами, та же участь, несомненно, ожидала Иудею. Царь Хискиягу, который правил в то время, воплотил в жизнь три проекта по укреплению столицы Иудеи – Иерусалима. Одним из проектов было расширение туннеля. В семьсот первом году до нашей эры его начали пробивать двумя группами. Первая группа продолжала пробивать старый ход, а вторая пошла с обратной стороны горы. В какой-то момент евреи должны были встретиться... В скале, в кромешной тьме...

– Встретились?

– Конечно. Через четыре года.

– Наверное, они были хорошие математики.

– Математики?.. Может быть, но я больше верю в иррациональное начало их успеха. От их встречи зависела жизнь людей, дальнейшее существование святого Иерусалима. По-моему, они не могли не встретиться... Стояли по колено в воде, дробили каменные глыбы, молились Богу и верили. Верили... И вдруг услышали стук и голоса друг друга.

– Может, это красивая сказка?

– Нет, в конце девятнадцатого века, в тысяча восемьсот восьмидесятом году, турки нашли в туннеле каменный щит. На нем все это записано.

– Ты читала?

– Да. Щит хранится сейчас в Стамбуле в национальном музее.

– Почему в Стамбуле?

– Турки владели в то время Палестиной и все ценное, что находили, увозили к себе.

– Зачем ты рассказала эту историю?

– Мне кажется, мы тоже строим с тобой туннель. Идем навстречу друг другу, дробим камни, и я очень верю – встретимся.

– И тогда?

– Тогда наш с тобой Иерусалим не умрет. Не погибнет наш источник с чистой, живой водой. Значит, мы сохраним нашу дружбу навсегда. Я не люблю высоких слов, но не могу найти другого примера, более подходящего. Ринат, у нас нет с тобой ничего общего. Нас ничто не соединяет. Ничто. Но однажды будет проложен наш туннель. Твой и мой. Я очень хочу этого!

– Я тоже хочу... А что было дальше с Рафи?

– Ничего особенного. Мы провели в Венеции две недели. Он пытался дарить мне дорогие украшения, но я не могла брать подарки от человека, не давая ему ничего взамен.

– Ты так и не отдалась ему?

– Нет.

– Зря. Надо было хотя бы попробовать.

– Я давно не поддаюсь самообману. Конечно, проще простого выпить бутылку дорогого вина и, почти ничего не соображая, упасть с Рафи на шелковистые простыни в пятизвездочном отеле... Но это дорога в тупик, в страдания, в бесконечные споры с собой... Мне было с ним одиноко.

– Хочешь правду?

– Конечно.

– Я всегда завидовала тебе. Твоей красоте... Твоей отстраненности, умению ничего не делая, вдруг покорять мужчин. Думала, это специальная маска, хитро изобретенная тобой для побед. С другой стороны, никогда не могла понять, почему, имея такое победоносное оружие, ты не используешь его. Теперь мне кажется, ты просто не умеешь им пользоваться, точнее, вообще не знаешь, зачем оно тебе.

– Знаю. Но Бог дал мне очарование вместе с огромной ответственностью.

– Ответственностью за что?

– За людей, с которыми общаюсь. Я не умею врать, притворяться. Не могу причинять боль.

– Но ведь так невозможно жить на земле! Ты же не ангел! Тебе необходим хороший, состоятельный муж, красивый дом, дорогие вещи. Ты должна думать о себе! О себе, а не о других людях.

– В том-то и дело, что моя искренность нужна прежде всего мне. Я не пользуюсь своим оружием в корыстных целях, чтобы чувствовать себя хорошо с самой собой. Только так я могу существовать.

– Зачем же тебе красота?

– Чтобы стать счастливой.

– Но каким образом?

– Сделать счастливым человека, который меня полюбит и которого полюблю я.

– Любовь... Ее не существует на земле.

– Возможно, но она есть на небе. Когда мы построим наш туннель, я научу тебя летать.

– Рожденный ползать летать не может.

– Ты веришь Максиму Горькому?!

– Это правда жизни.

– Вряд ли. Никто не знает, кем он рожден. Человек получает свой опыт в разные периоды жизни. Одни – с рождения, другие – в зрелости, третьи – в старости.

– Я не оканчивала философский факультет. Мне твои слова так же непонятны, как тригонометрическая функция. Единственное, что уяснила сейчас: ты не вступаешь с мужчинами в скоропалительные интимные отношения не по причине благовоспитанности.

– Абсолютно верно. С любимым вообще не существует вопроса времени. Счастье – быть вместе, и совсем не важно, когда и чем заниматься: есть, спать, говорить, идти в кино, читать книгу, петь песни, воспитывать ребенка...

– Ты хочешь сказать, что если полюбишь мужчину, то вполне способна оказаться с ним в постели в первый час знакомства?

– ... Да. По-моему, нормы морали существуют лишь для того, чтобы маскировать искренние чувства.

Несколько минут Ринат смотрела на меня как-то странно – исподлобья, словно на что-то решаясь, и вдруг сказала:

– Я предлагаю тебе эксперимент!

– Какой?

– Встретить мужчину в моем ночном клубе.

– Зачем?

Она сосредоточенно крутила тонкую ножку бокала – может, искала подходящие слова, а может, боялась обидеть. Наконец посмотрела мне в глаза и произнесла:

– Я пытаюсь понять тебя, точнее, поверить тебе, но у меня ничего не получается. Я считаю твое поведение с Рафи предельно глупым. Мне нужен конкретный пример. Я должна увидеть тебя в конкретной ситуации...