— В таком случае вы не оставляете мне выбора, — заявила Давина. И когда только она стала такой кровожадной? Она даже улыбалась от предвкушения.

— Вы возвращаетесь домой, ваше сиятельство? Мудрое решение.

— На самом деле мы не возвращаемся. Выгляните в окно, мистер Ахерн. Мы начинаем осаду замка Брэннок.

Прежде чем выйти, она одарила его лучезарной улыбкой.


В комнату вошел давешний великан и положил что-то на кровать.

— Чистое белье, — сказал он.

Маршалл посмотрел на рубашку без всякого интереса.

— Вы по крайней мере хорошо кормите своих заключенных и переодеваете в чистое.

Великан не ответил.

— Скажите им, что я переоделся. Или что я отказался. Скажите что угодно, черт бы вас побрал!..

Великан сделал шаг, и Маршалл даже обрадовался — его накажут за драку, а это именно то, что ему сейчас надо. Нет, на самом деле ему надо бы выбраться отсюда, так что привлекать к себе внимание не самый правильный образ действий.

Он умерил свой гнев и взял рубашку. Странно, но это была его собственная рубашка. Он снял рубашку, которая была на нем, но прежде чем он успел натянуть свежую, он заметил, что на внутреннем шве было что-то написано.

Он надел чистую рубашку, а грязную швырнул великану.

— Держи. Можешь доложить своим хозяевам, что я послушно переоделся.

Великан пристально на него посмотрел, а потом кивнул и вскоре ушел.

Теперь Маршалл мог снять чистую рубашку и разглядеть то, что он увидел. Мелким почерком — слишком мелким, но всё же достаточно разборчивым — был выведен иероглиф. Он на мгновение закрыл глаза, и за этот короткий отрезок времени его захлестнула надежда. Давина прислала ему весточку. Его прекрасная, умная, самая-умная-из-всех-женщин-на-свете жена сочинила для него иероглиф. Он внимательно изучил то, что она написала.

Свобода. Она задумала начать войну, а все слуги Эмброуза будут ее армией.

Маршалл расхохотался.


— Ваше сиятельство?

Она обернулась. Это был Ахерн, который, видимо, шел за ней и догнал ее у самой решетки.

— Ваше сиятельство, не слишком ли опрометчиво вы поступаете? Неужели вы задумали осаду Брэннока?

— Вы не имеете права, мистер Ахерн, задерживать здесь моего мужа без моего разрешения.

— Мне придется обратиться к властям, — сказал он, повысив голос.

— Ради Бога, мистер Ахерн. Если только вам удастся провести их мимо моих людей.

Она отступила в сторону, чтобы он мог увидеть двор. Вчера там ничего, кроме нескольких деревьев и кустов, не было. Сейчас там было море людей. Благодаря королеве Виктории тартан стал популярен, а килт — разрешен. Однако люди Эмброуза превратили тартан в военное обмундирование.

Давина вскинула руку, и каждый из мужчин поднял правую руку в знак приветствия. Большой зал Эмброуза был, конечно, опустошен, но каждый из мужчин был вооружен либо саблей, либо кинжалом, либо еще каким-либо видом оружия.

Она обернулась к Ахерну и увидела, что тот смотрит на собравшихся во дворе людей с ужасом.

— Неужели вы все это серьезно, ваше сиятельство?

— Что может быть серьезнее войны, мистер Ахерн?

— Но это не приличествует вам, ваше сиятельство.

— Вы когда-нибудь слышали о леди Энн Макинтош, леди Маргарет Огилви, Маргарет Мюррей или леди Люд? Вам известно, что в 1297 году графиня Росс повела за собой свое войско? Или что графиня Бьюкен отвоевала Роберта Брюса? Так же поступила леди Агнес Рэндольф, которая была известна как Черная Агнес. Она пять месяцев держала осаду своего замка против графа Солсбери. Вам не кажется, что я в хорошей компании, мистер Ахерн?

— Я заявлю протест, ваше Сиятельство.

— Можете протестовать, мистер Ахерн, но мы останемся здесь до тех пор, пока вы не освободите моего мужа.

Она улыбнулась, но на самом деле ей очень хотелось рассмеяться прямо ему в лицо.


Глава 28


Прошло еще два дня. Два бесконечных дня. Ахерн не смягчился, и Давина страшно беспокоилась за Маршалла.

Ночью она спала, утомленная ожиданием. Она ела, потому что не хотела упасть в обморок. Но она очень редко разговаривала с Джимом и Норой. Ее внимание было приковано к окнам Черного замка, словно она надеялась увидеть Маршалла.

Утром пятого дня она, как обычно, сидела на выступе скалы недалеко от двора. Джим и Нора были рядом. Люди во дворе разыгрывали шуточные баталии, нападая друг на друга с копьями и ножами. Давина наблюдала за ними почти безучастно. Ее мысли были заняты Маршаллом.

Ее терпение было на исходе, но когда к ней неожиданно подошел улыбающийся кучер, она встрепенулась в надежде на хорошие новости.

— Ваше сиятельство, прибыла повозка с продовольствием для замка.

— Слава Богу, — улыбнулась Давина.

— Что прикажете делать, ваше сиятельство?

— Перехватите ее.

Джим и Нора в недоумении переглянулись.

— На войне — как на войне, — сказала Давина. — Мы не пропустим в Брэннок повозку с провизией для мистера Ахерна. Я покажу ему, насколько серьезны мои намерения.

Потом, не говоря больше ни слова, она направилась к Черному замку.

А спустя несколько минут она уже стояла перед Ахерном, который выглядел так, будто с ним сейчас случится удар.

— Меняю вашу провизию на своего мужа, — спокойно сказала Давина.

— Вы даете себе отчет в том, что ваша выходка может повредить вашему мужу, мадам?

— Мой муж предпочел бы умереть, но не оставаться в тюрьме, мистер Ахерн. Могут ли семьи других ваших пациентов сказать то же самое?

— Эти люди больны. За ними нужен уход.

— Так заботьтесь о них. Их семьи не могут за ними ухаживать, потому что они далеко. А я здесь, и я позабочусь о своем муже. Отдайте его мне, и вы получите свою повозку с провизией.

Его крысиные усики задергались.

— Так вы не собираетесь уходить, ваше сиятельство, не так ли?

Давина лишь улыбнулась.

Ахерн повернулся и вышел, оставив ее одну в зале, который когда-то, очевидно, был большим залом Брэннока. Она постояла с минуту и поняла, что Ахерн не собирается возвращаться и ей придется уйти.

Шаги на лестнице заставили ее обернуться. На верхней площадке она увидела чью-то фигуру. Когда человек оказался в луче света, падавшего через смотровую щель в стене, она услышала голос, назвавший ее по имени.

Давина узнала бы этот голос где угодно. Она моргнула, но видение не исчезло. Наоборот, оно материализовалось.

— Маршалл? — Слезы градом катились по ее щекам.

Он был в той рубашке, которую она передала через Ахерна, но она была мятой. Брюки тоже выглядели так, будто он в них спал. Он был небрит и босиком, с растрепанными волосами. Никогда еще он не выглядел таким невероятно красивым.

Однако самым большим счастьем было то, что его глаза были чистыми, незамутненными, а во взгляде не было неуверенности. Слабая улыбка играла на его губах.

Он спустился вниз, и она бросилась в его объятия. Она обняла его за шею и прижала к себе.

— Давина. — Никогда еще его голос не был таким глубоким и теплым. — Давина…

Она зарылась лицом в его грудь, позволив себе в первый раз с тех пор, как она приехала в Брэннок, дать волю своим чувствам.

Она привыкла сдерживать себя, но теперь в этом не было необходимости. И она поцеловала его.

Потом отстранилась, чтобы получше разглядеть его.

— Ты здоров? — дрожащим голосом спросила она, отчаянно желая услышать утвердительный ответ.

— Здоров. — Он обнял ее за талию.

— Они ничего с тобой не делали?

— Нет.

Она нежно приложила пальцы к его вискам.

— А твои видения?

— Их больше нет. Исчезли так, будто их никогда и не было.

— И я искренне надеюсь, что такого больше никогда не будет, ваше сиятельство. Теперь вы снимете осаду с замка Бреннок? — Из тени вышел мистер Ахерн. Его крысиное лицо выражало недовольство.

— Да, — только и сказала она, и сейчас он показался ей не таким противным. Но ведь мир прекрасен, не так ли?

Маршалл был рядом.


* * *

Они вместе вышли во двор, и не было ни одного человека из Эмброуза, который не приветствовал бы его одобрительными возгласами.

Маршалл остановился, потрясенный.

— Тебя удивляет количество людей, Маршалл? — спросила она. — Или их преданность тебе?

— Неужели ты была готова начать войну?

— Я все еще готова.

— А против кого ты будешь воевать?

— Сначала против Доменика Ахерна. Потом, наверное, против тебя, — мило улыбнувшись, ответила она.

Он внимательно на нее посмотрел, словно хотел навсегда запомнить ее лицо. Она была такой красивой и такой решительной. Он вдруг оробел.

— Против меня? Почему?

— Я умная женщина, Маршалл. К тому же Господь наградил меня любознательностью. Я знала, что у тебя есть секреты, которых ты стыдишься. Ты ведь не Бог, а всего-навсего человек. Живое существо. Но разве это означает, что ты недостоин любви?

Он не ответил.

Она совершенно забыла о людях, которые ждали их.

— Ты любишь меня?

Он не знал, хватило ли бы у него смелости задать ей этот вопрос, а она задала ему.

— Когда-то я считал, у меня слишком много грехов, чтобы я был достоин любви.

Она схватила обе его руки в свои.

— Почему ты так сурово себя наказываешь? Почему ты устанавливаешь для себя особые правила и считаешь, что обязан быть лучше других? Сильнее? Смелее?

Он посмотрел вдаль. Ему казалось, что говорить гораздо легче, если тот, к кому обращены его слова, не стоит рядом с ним.