Наплакавшись вволю, Филипп Август сел на коня и отправился по берегу реки в сторону Парижа. За ним, молчаливый и верный, двигался личный отряд короля.

Когда конники достигли ворот Парижа, Филипп Август дал коню шпор и вместе со своими людьми влетел в город, сбивая с ног каждого, кто попадался навстречу. При этом воины Филиппа стегали зазевавшихся прохожих хлыстами или рубили мечами. Пролетев таким образом до рыночной площади, они невольно были остановлены собравшимися там толпами народа, которые устроили веселое аутодафе кукле Агнесс фон Меран в золотом платье, сделанной в настоящий рост, с взлохмаченными рыжими волосами. Сначала Агнесс одолевали прилетевшие неведомо откуда черти. Те били ее дубинками и, к радости толпы, кололи трезубцами. Потом над площадью взмыл настоящий костер, в чьем пламени и исчезла кукла.

Ошеломленный жестоким представлением, Филипп Август хотел было уже отдать приказ своим людям очистить площадь при помощи силы оружия, но тут сквозь толпу на каурой лошадке к нему подъехал папский легат, кардинал де Труа, и королю пришлось взять себя в руки, притворившись, что тоже радуется представлению.

– Церковь, конечно, не одобряет подобного трюкачества. Но все же согласитесь, отрадно взирать на то, как простые люди радуются тому, что вы, Ваше Величество, наконец перешагнули через свою гордыню и порвали с этой негодной женщиной, вернув себе свою настоящую жену.

– Да, конечно. – Филипп со всей силой сжал рукоять меча, пытаясь подавить сжигающую его ненависть.

– Не желаете ли, чтобы я передал Его Святейшеству какое-нибудь особенное послание? – перехватив взглядом невольный жест короля, попытался остановить его легат, в желтоватых глазах которого сквозила насмешка.

– Да. Я непременно напишу ему и пошлю небольшой подарок, – вежливо ответил Филипп, натянуто улыбаясь. Больше всего на свете ему хотелось теперь удалиться к себе, предаться скорби или ярости.

Но легат, по всей видимости, не собирался оставлять короля, продолжая свою изощренную пытку:

– Простой народ. Ох уж этот простой народ, чья любовь и ненависть столь неизощренна! Видите, они сожгли куклу донны Агнесс, так как считают, что та была ведьмой. Но как же тогда они должны благословлять вашу настоящую жену, благодаря которой Франция избавилась от церковного проклятия?! Думаю, они вознесут ее на невероятную высоту, поместив в сонм святых мучеников. – Легат притворно закашлялся. – То есть, что я говорю? Каких же мучениц – ведь она уже не арестантка, а ваша любимая и любящая супруга. Ну, все равно. Народ обязан причислить ее к ангельскому сану. – Он ядовито ухмыльнулся. – Народная любовь и народная ненависть – это всегда так просто и прямолинейно… Так когда же можно будет получить аудиенцию у прекрасной королевы, дабы с чистой совестью доложить Его Святейшеству о благополучной судьбе Энгебурги Датской?

– Боюсь, что в данный момент королеве будет сложно это сделать. – Лицо короля почернело, одежда на спине взмокла.

– Отчего же? Неужели Ее Величеству нездоровится после… – легат прикрыл рот платком, как бы опасаясь сболтнуть лишнее, – …после вашего воссоединения?..

Но король в своих мыслях явно разобрал другое: «После тюрьмы, отсутствия воздуха, хорошего питания и человеческого отношения».

– После нашего воссоединения… – король сделал над собой усилие, продолжая рассеянно наблюдать за народным гуляньем, – королева отправилась на молебен, дабы испросить у Господа, чтобы Тот даровал нам с ней наследника.

– Отчего же вы не отправились с ней, а, вместо того чтобы быть с супругой, присоединив свой голос к ее, посещаете кладбище у Нанта?

Удар достиг цели. На секунду Филипп сжался, ощущая резкую боль так, словно не успевшая зарубцеваться рана от смерти Агнесс вдруг вновь раскрылась. Король посмотрел в безжалостные глаза легата, быстро беря себя в руки и соображая, как ответить, чтобы не прибить при этом церковника, устроившего на него охоту.

– Я не поехал с королевой потому, что не хотел доставлять ей слишком больших хлопот, связанных с моей персоной и с исполнением супружеских обязанностей, – вежливо ответил Филипп. – Королеве, как мне кажется, нужно время, для того чтобы свыкнуться со своей новой ролью.

Так что я решил не торопить события. В конце концов, мы с ней ждали этого столько лет, и я не хотел бы теперь все испортить.

– О, вы более чем предусмотрительны и внимательны. – Легат чувствовал, что попал впросак, но еще не готов был сдаться. – Тем не менее я просто обязан встретиться с королевой Энгебургой и передать ее слова папе.

– Это более чем просто. – Король лучезарно улыбнулся. – Вам следует только отправиться в монастырь Святой Катарины, что в Тулузе. Ее Величество особенно чтит эту святую и пожелала совершить паломничество в окружении своих дам и охраны.

– Тулуза находится, можно сказать, на другой стороне света. – Легат выглядел крайне озадаченным.

– Дамы нашего времени нередко отправляются в паломничество и в Святые земли. А это куда как дальше. – Король развел руками. – Так что, если вы должны непременно переговорить с Ее Величеством, думаю, самое время отправляться в путь. Но, перед тем как вы уедете, мне хотелось бы попросить вас о последней милости. – Плечи Филиппа вдруг опустились, лицо из красного сделалось серым. – Ваше Высокопреосвященство, я уже отдал приказ составить послание папе. Теперь же я хотел воспользоваться случаем, чтобы передать его содержание на словах лично вам. – Филипп вздохнул. – Как мне и было приказано Его Святейшеством, я отверг ныне покойную Агнесс фон Меран и восстановил в правах свою законную жену Энгебургу Датскую. О чем вы, несомненно, доложите в Ватикане.

Легат поклонился.

– Я же хотел просить Его Святейшество о последней милости ко мне. Дело в том, что Агнесс долгое время жила со мной, не ведая, что брак между мной и Энгебургой не расторгнут церковью. Мы совершили обряд венчания в Компьени и были вполне счастливы. Потом я получил указание от Его Святейшества, что наш брак с госпожой фон Меран недействителен, и я обязан отвергнуть ее.

Легат насупился.

– Но я не сказал об этом Агнесс, потому что был влюблен в нее. Бедняжка узнала о своем незавидном положении уже после того, как вы сообщили нам о наложении на Францию интердикта. С того дня она стала чахнуть и умерла в слезах и раскаянии. Я скорблю о ней, даже если Святая Церковь считает несчастную всего лишь моей сожительницей. Я все равно буду горевать о ней и чувствовать раскаяние. Ведь я отверг ее, после чего она умерла. Сегодня я действительно был на ее могиле, как вы уже изволили догадаться. Но мог ли я, будучи христианином, не помолиться о ее душе, которая теперь из-за меня, возможно, терпит муки в аду? – Филипп снова вздохнул, смахивая набежавшие слезы. – Теперь же, когда Агнесс уже не вернешь, я все равно считаю себя ответственным перед нашими с ней детьми.

Я уже говорил с королевой, и она разделяет мое мнение относительно того, что дети короля должны жить и воспитываться по-королевски, даже если они были рождены от любовницы. Поэтому я осмелился просить у Его Святейшества позволения признать их законными, чтобы в дальнейшем они были защищены в своих правах, – сказав это, Филипп Август велел свите сплотиться вокруг его особы и двинулся в сторону Лувра.

Вслед за королем во дворец направился легат в окружении сопровождающих его воинов и секретарей.

Тем же вечером после роскошного пира, устроенного в честь его отъезда, кардинал де Труа забрал письмо и подарки, предназначенные для вручения папе римскому. Он не мог отрапортовать ему о разговоре с королевой Энгебургой, но зато мог уверить, что мятежный Филипп на этот раз получил по заслугам и наконец-то раскаялся.

Глава 56

Энгебурга: борьба продолжается

Спустя два месяца после смерти Агнесс, отъезда папского легата и заточения в тюрьму Энгебурги папа Иннокентий III написал любезное письмо Филиппу II, в котором признавал брак между королем и покойной Агнесс законным и тем самым узаконивал всех рожденных от этого союза детей.

Получив письмо, Филипп Август велел тут же отправить гонцов во все подвластные ему города и земли с тем, чтобы на всех площадях и заставах неустанно королевские посланцы возвещали народу волю Его Святейшества. Сам же король устроил по этому поводу роскошный пир, на котором раздавались земли и награды.

После окончания торжеств Филипп Август призвал к себе королевских министров, а также представителей церковной власти, перед которыми объявил, что его жена и истинная королева Франции Агнесс фон Меран умерла в результате колдовства бывшей королевы Энгебурги Датской, совершенного той из мести и желания вернуть себе утраченные права. Самым решительным образом Филипп Август потребовал от церковного суда, чтобы было незамедлительно заведено соответствующее дело против «датской ведьмы», и судьи немедленно приступили к дознанию.

Тут же было продиктовано письмо коменданту Этампа, где уведомлялось о начале судебного разбирательства и приказывалось обращаться с Энгебургой с возможной жестокостью – до тех пор пока суд не вынесет своего решения, или королева не согласится на развод, или же от короля не придет письма с приказом смягчить условия ее содержания. То же было приказано и судьям. Им позволили применять в отношении королевы и других участников заговора, сколько бы их ни объявилось и какие бы посты они ни занимали, пристрастные методы ведения допроса.

Отдав всевозможные распоряжения и завершив, таким образом, свои дневные дела, Филипп Август отправился пораньше спать, так как на рассвете собирался продолжить праздник охотой на оленя в королевском лесу.


«Ваше Святейшество, – писала Энгебурга в 1203 году Иннокентию III, – нет никаких сил терпеть гонения, которым подвергает меня мой муж и повелитель Франции. С того момента, как я вышла замуж, в моей жизни присутствуют одни только слезы и горькие разочарования. Филипп не обращается со мной как с женщиной и женой, он только и знает, что клеветать на меня перед церковным судом и осыпать всевозможными проклятиями. Моя жизнь проходит в тюрьме, из которой нет выхода. Но и в самой тюрьме я не могу найти для себя хоть какого-нибудь утешения.