Юлия Андреева - Тюремная песнь королевы

– Что ж нам, силком ее из монастыря выкрасть да в корабельном трюме запереть?! – не выдержала Берта.

– Вот именно силком! И солдатики в этом деле нам помогут. Им только нужно заплатить побольше, и они не то что спящую принцессу, черта лысого выкрадут. А если к тому же пообещать, что Канут VI за спасение сестры денег, титулов и земель им не пожалеет… – Грета прищелкнула языком. – Короче, план такой. Меня слушать. Я дело говорю! – Она обвела глазами притихших девушек и продолжила: – Ты, Марта, сейчас зайдешь в комнату Энгебурги и дашь ей выпить немного вина, в которое я подсыплю сонного зелья. А потом мы с Бертой вытащим ее из кельи. Нужно только доставить Энгебургу до ворот, где нас уже ждут солдаты. И…

– Хитренькая ты, Греточка, как опаивать, так я! – запротестовала Марта фон Верлен. – Как будто не знаешь, что, если меня за таким делом поймают, голову с плеч! К тому же откуда я знаю, что у тебя за зелье. Может, ты больше, чем нужно, дашь и королева наша после того умрет или рассудком совсем тронется. Сама все делай, если такая умная!

– Ага, а с солдатами ты договариваться будешь?! – Грета даже присвистнула от негодования. – Привыкла ты, Марта фон Верлен, жар чужими руками загребать.

Только не бывать этому! И кто сказал, что у нас с Бертой задачи легче, чем у тебя? Ведь, если нас кто-нибудь застанет, когда мы Энгебургу будем через весь монастырь тащить, нас же без суда и следствия зашьют в мешок и кинут в Сену. К тому же больше некому: первая шестерка уже, должно быть, у ворот. Что же до снотворного, то оно вполне надежное. А Энгебурга нам после еще и спасибо скажет. Потому как это она сейчас фыркает, а потом, когда деньги закончатся и король ее не объявится… – страшно подумать!

Девушки одновременно перекрестились, после чего Грета тихо заглянула в комнату, где было припрятано приданое Энгебурги, и зачерпнула в свой мешок серебра. Как-никак дорога предстояла долгая, а с ними должна была ехать не кто-нибудь, а королева Франции! Мало ли что могло произойти в пути.

В условленное время, трясясь от страха и проклиная постоянно командующую Грету, Марта налила в кубок вина и отправилась в комнату к Энгебурге. На пороге она натолкнулась на первое препятствие – в келье королевы оказалась Гертруда Миллер, спавшая на полу прямо у дверей, точно верная левретка, так что, для того чтобы добраться до Энгебурги, вошедший непременно бы споткнулся о Гертруду.

– Кто тут? Что нужно? – затараторила, спросонья протирая глаза и нащупывая кинжал, который с недавнего времени начала класть с собой под подушку, девушка.

– Не шуми, это я, Марта. – Девушка налегла на дверь, пытаясь протиснуть голову в дверную щель.

– Марта?! Что тебе не спится? Или да, вы же сегодня… – Теперь Гертруда, наконец, разглядела личико фрейлины и впустила ее в комнату.

Марта улыбнулась. Лунный свет слабо освещал келью. На постели спокойно спала Энгебурга.

– Слушай, Гертруда. Может, больше и не увидимся… – Марта лихорадочно соображала, что же придумать. – Страшно мне, дорогая, ох как страшно. Знаешь, и молилась я уже, и плакала, и ангела своего о защите в пути молила. Но все же, сама понимаешь, три беззащитные дамы и эти французы… в дороге все может случиться. Вот и думаю…

– Так не уезжай. Зачем тебе рисковать?! Твои родные с ума сойдут, если что!

– Нет. Ехать нужно. Возможно, наш король понятия не имеет, как здесь обращаются с его сестрой. И не сообщи ему об этом мы, так и будет он пребывать в сладостных мечтах, что породнился с французским королевским домом. Подлость-то какая! Нужно ехать! По-другому нельзя! Здесь они всех нас по одиночке вырежут! – Она вздохнула, смахнув несуществующую слезу.

– Ну, если так, – поезжай, и пусть Бог защитит тебя… – Гертруда смотрела на подругу почти с завистью. – Это же великий подвиг, если так…

– Все равно страшно. – Марта потрепала светлую челку Гертруды. – Остается последнее средство… Знаешь что? Давай-ка выпьем.

– Что?! – не поняла Гертруда.

– Вино! А что же еще. Знаешь, как на войне – перед боем, для смелости… – Она села на пол рядом с Гертрудой, скрестив для удобства ноги. – Только, чур, пьем из одного кубка. Сначала ты, а потом я.

Девочка потянулась за кубком, обхватив его для верности обеими руками. Марта следила за тем, как Гертруда Миллер, сделав маленький глоток, повертела вино на языке и, оценив сладкий вкус, проглотила. В тот же момент ее светленькая головка склонилась на плечо Марты.

Бережно уложив на постель девочку, Марта подошла к постели Энгебурги и поднесла к ее устам кубок. Все оказалось более чем просто.

Спящую Энгебургу наскоро одели, нацепив на голову чепец одной из фрейлин. Под чепец изобретательная Грета впихнула пару светлых локонов Гертруды, которой ради этой маскировки пришлось подпортить прическу. Стараясь не шуметь, Берта и Грета вытащили из кельи несопротивляющуюся королеву и все вместе они двинулись по коридору. Сделавшая свое дело Марта теперь тащила узлы.

Несмотря на то что Энгебурга была достаточно миниатюрной дамой, тащившим ее через монастырь девушкам казалось, что они имеют дело с тяжеленным грузом. Фрейлины взмокли и, дойдя до лестнице, ведущей во двор, уже проклинали идею насильственного спасения своей королевы. Тем не менее они не могли повернуть назад. Как бы они объяснили другим, для чего понадобилось обстригать локоны Гертруды Миллер и кто позволил опоить королеву Франции? Все эти вопросы были опасными, и взявшимся за рискованное предприятие девушкам совсем не хотелось думать о том, что будет, если их поймают.

– Почему твои солдаты не могли прийти прямо в монастырь и помочь нам доволочь королеву? – изнывая под тяжестью Энгебурги, стонала Берта.

– Почему, почему… Монастырь-то женский. Король и так поставил у ворот стражу, так что мать-настоятельница денно и нощно пасет своих чад, чтобы те ненароком не оказались на солдатских койках.

Девушки засмеялись.

– И то верно. Слышала я о монахинях, которые оказались в монастырях не по призванию, а потому, что их родители не желали тратиться на приданое к свадьбе, – лукаво подмигнув Марте, начала свой рассказ Грета. – А эти, с позволения сказать, невесты Христовы, больше всего на свете тяготятся своей девственностью. Ну, словно болезнью какой. Недалеко от города Пуатье было аббатство, святые сестры в котором придумали песенку о блошке, поселившейся у них под юбкой, – Берта сконфуженно прыснула, закрываясь от подруг рукой.

– Фи, какие у вас, баронесса фон Баден, всегда истории, ну просто одна ужаснее другой. Кто же песни-то слагает на столь низменную тему?

– Ага, низменную: блоха-то лобковая. В смысле, что жила она на низком газончике у одной монашки. И так щекотала ее своими лапками, что та ни спать, ни есть не могла. Так вот эта монахиня увидела как-то работника и говорит ему: «Прогони блоху!».

Ну, работник задрал подол монашке, да и погонял немного блошку. Но только на следующий день вошка-блошка опять принялась доводить монашку, так что ей пришлось вновь искать кого-нибудь.

Шла она, шла и нашла солдата.

«Солдат, солдат, помоги изгнать мою вошку-блошку».

Солдат, ясное дело, согласился. Задрал монашке подол и тоже погонял вошку-блошку.

На следующий день думала монашка, что избавилась от противного зуда. Ан нет, опять зачесалось. А пришло время исповеди. Она возьми да и расскажи все святому отцу.

Хотел святой отец поругать монашку, да внял ее мольбе и согласился сам изловить проклятую блошку. Но тоже не изгнал, хотя и трудился до рассвета.

Тогда монашка оделась и, возвращаясь к себе в келью, вдруг уразумела, что у всех ее помощников, с которыми она имела альковные дела, были такие невнушительные орудия, что они не могли напугать блошку-вошку, и пошла она тогда на скотный двор искать…

– Нет, только не это! – Берта поправила выбившейся локон. – Прошу тебя, не продолжай. А то, что среди молодых монашек много греховодниц, это все и так знают и понимают – не обязательно лишний раз поминать.

– Но, если настоятельница следит за монашками, с чего ты взяла, что она не станет следить за нами? Быть может, именно в этот момент… – попыталась вставить словечко нагруженная тюками Марта, как вдруг голос ее прервался, и девушка со стрелой в груди рухнула на пол.

В следующую секунду Берта бросила королеву и попыталась бежать, но и ее догнала бесшумная стрела.

Понимая, что сбежать уже невозможно, Грета прижала к земле спящую Энгебургу, приготовившись к неминуемому…

Какое-то время ничего не происходило. Потом Грета услышала шаги, вскоре появился и сам лучник.

– Доброй ночи! – вежливо поздоровался он с уставившейся на него девушкой. В одной руке незнакомца был лук, в другой он изящно держал подсвечник со свечой. – Вижу, крысы бегут с корабля. К чему бы это? – Он положил на пол лук, точно боялся испугать им и без того оцепеневшую от страха девушку. – Что же это вы такое надумали, милые дамы? Смотрю я и глазам своим не верю. То три недели все сидели тихие, словно мышки, а то вдруг сначала те шестеро, теперь вы… Разрешите представиться, начальник стражи Густав Денье. – С неожиданной скоростью стражник вытащил из ножен короткий меч и, приставив его к горлу Греты, опустился на колени перед Энгебургой, заглядывая той в лицо. – Если не ошибаюсь, это же королева Франции! – Потянув за прикрепленный локон, он оторвал его. – Матерь Божья, что же вы с ней сделали, с сердечной? Никак прикончили?

– Это снотворное. Мессен Денье. Обычное снотворное! Мы… – Грета запнулась и потом кивнула в сторону мертвой Марты. – Вот, она опоила королеву и нас подговорила вытащить ее из монастыря, чтобы отвезти в Данию. Меня заставили, благородный рыцарь. Клянусь богом, меня заставили! – В этот момент фрейлина могла поклясться в чем угодно, лишь бы только ей сохранили жизнь.