В дальнем углу площади устроила представление группа странствующих циркачей. Человек, одетый Арлекином, жонглировал шарами. Геррит очень любил жонглеров. Рядом на тумбе стоял смуглолицый фокусник, размахивая пестрыми шарфами. Фокусников Геррит любил еще больше. Загремели барабаны. Фокусник резко взмахнул шарфом, оттуда вылетел голубь. Толпа взревела. У Геррита отвисла челюсть.

Фокусник положил на ладонь яйцо. Он с улыбкой продемонстрировал его толпе, потом сжал руку в кулак. Барабанная дробь. Он разжал руку. Пусто. Циркач небрежным движением полез куда-то за ухо и достал целое яйцо. Толпа взревела громче. Геррит застыл, разинув рот. Как это у него получается? Волшебство! Тут сколько ни думай, все равно ничего не поймешь. Это то же самое, что краски, которые он нес с собой. С виду какие-то комочки и крупицы. Но Ян заставит их исчезнуть. И превратит в деревья. Или небо!

Геррит стоял, забыв обо всем на свете. В труппе был еще один парень в восточном наряде. Он глотал гвозди. Геррит просто не мог на это смотреть. Он зажмурился, а когда снова открыл глаза, парень уже выдыхал пламя изо рта.

На площадь вывели маленького ослика. Он был худющий, в нелепом колпаке. Тащивший его человек смахивал на старого цыгана – сморщенный, с пышными усами. Он был одет как учитель и нес школьную доску, которую поставил перед осликом. В воздухе щелкнул его хлыст; животное не шелохнулось.

Геррит прирос к месту. Какой-то калека подошел к нему, гремя своей жестянкой, но он не обратил на него внимания. Цыган снова щелкнул хлыстом.

– Пора на занятия, Доббин!

Публика засмеялась. Геррит был простым и добрым парнем. Он любил всех беззащитных тварей – маленьких котят, щенков. Особенно ему нравились ослики с их большими головами и мохнатыми длинными ушами. Наверное, потому, что иногда его тоже называли ослом: так ругался на него хозяин, когда злился.

Ослик отказывался опускаться на колени. Он стоял на своих тонких копытцах, опустив серую голову. Вид у него был грустный, уши беспомощно торчали сквозь колпак. Они двигались взад и вперед, независимо друг от друга.

– Пора идти в класс, Доббин!

Мужчина щелкнул хлыстом. Ослик поднял тяжелую голову и издал безнадежный рев. Наконец мужчина потерял терпение. Он раздраженно хлестнул ослика по спине. В толпе послышались смешки. Тогда цыган взялся за дело всерьез – злые и жесткие удары посыпались один за другим.

Глаза Геррита наполнились слезами. Бедная, безответная скотинка! Публика громко смеялась. Как они могут? Ослик не двигался с места, вздрагивая под обжигавшей его плетью. Что-то глухо стукнуло. Геррит бросил свои свертки на землю и двинулся вперед.

– Так не п-п-пойдет! – промычал он.

Цыган обернулся. В следующий момент Геррит вырвал у него из рук хлыст. Словно погонщик, он широко взмахнул плетью. Она просвистела у него над головой. Толпа ахнула. Вжик! – и хлыст с размаху опустился на цыгана. Вжик, вжик! Геррит продолжал хлестать его. Крепкая плеть пела и жужжала в воздухе. Цыган съежился и отступал, пытаясь защитить лицо. Геррит погнал его через площадь. Зрители аплодировали, освобождая им проход. Цыган начал метаться среди лотков, опрокидывая ящики с яблоками. Но удары Геррита настигали его повсюду. Вскоре он нырнул в ближайший переулок и бросился наутек.


Геррит вдруг стал героем. Люди одобрительно хлопали его по спине. Его потащили в ближайшую таверну. Кругом гудели голоса. «Славно ты его отделал!» У Геррита дрожали ноги. Он сам не понимал, как все произошло. Ему никогда не нравилось драться. За всю жизнь он ни разу и мухи не обидел. Кто-то усадил его за стол.

– Он получил по заслугам, – раздался мужской голос. – Жалкий трус!

– Я просто подумал, что это неправильно, – скромно заметил Геррит. – Бедный ослик… бедная скотинка. Я тоже старый глупый осел, но разве можно меня бить?

Раздался взрыв смеха. Геррит покраснел, довольный своим остроумием. Перед ним появилась кружка пива.

– За счет заведения. – Ему улыбалась краснощекая толстушка.

– Ну, если только одну, – отозвался он. – А то у меня еще дела.

У него еще дрожали руки, он с трудом поднес кружку ко рту.

– Я услышала шум, – продолжила женщина, – и видела, чтó ты сделал. У меня было двое мужей, и знаешь, что я тебе скажу? Ты стоишь сразу двоих.

Геррит ошеломленно смотрел на ее бюст. Сразу двоих… Он никогда не видел таких больших грудей. Они казались какими-то самостоятельными существами, которые двигались сами по себе, поудобнее устраиваясь у нее под блузкой. Геррит залпом осушил кружку.

Подходили новые люди. Женщина рассказывала им о подвигах Геррита.

– Я тоже старый глупый осел, но разве можно меня бить? – говорил он.

И каждый раз ему отвечали громким смехом. Геррит был очень доволен собой. Какой-то мальчик положил на стол три свертка.

– Вот, вы уронили, – сказал он.

Геррит уставился на свертки. Проклятие! Он совсем о них забыл. Из-за всей этой суматохи поручение вылетело у него из головы. Просто чудо, что они не потерялись. И правда – вот осел! Он вскочил с места.

– Мне пора.

Но кто-то опять усадил его за стол. Перед ним появилась новая кружка пива.

54. Ян

Чем глупее мы внутри, тем больше хотим казаться умными снаружи.

Якоб Катс. Моральные символы, 1632 г.

В дверь постучали. Слава богу! Геррит вернулся. Ян бросился открывать. На пороге стоял хозяин дома.

– Вот, решил заглянуть, – пояснил он, пронырливый коротышка, живший по соседству.

– И вы тоже? – вздохнул художник. – Боитесь, что уйду, не попрощавшись?

– Просто зашел проведать. Осторожность не помешает. Тем более что вы задолжали мне за два месяца. Да и раньше у вас возникали проблемы с оплатой.

Доктор Сорг поерзал на стуле и покосился на Яна. Похоже, его худшие подозрения начинали оправдываться.

– Деньги будут вечером, – произнес Ян. – Я заплачу и вам, и этим господам. Всем сполна.

– Лучше я подожду здесь. – Домовладелец посмотрел на доктора и парня. – Вы ведь тоже ждете? Можно к вам присоединиться? – И сел на стул.

– Геррит вот-вот придет, – заверил Ян. И зачем-то добавил: – Он принесет пирожные.

Где, черт возьми, носит этого болвана? Он повернулся к доктору:

– Который час?

Тот достал свои карманные часы:

– Без десяти три.

55. Геррит

Если наберешь слишком много воды, не донесешь кувшин до дома.

Якоб Катс. Моральные символы, 1632 г.

У Геррита кружилась голова. Циркачи на площади куда-то исчезли. Еще одно волшебство: бах, и их уже нет. Зато здесь, в прокуренной таверне, о них рождались легенды. История передавалась из уст в уста, обрастая все новыми подробностями. Ослик постепенно съеживался и уменьшался в росте: «такой крошка, совсем малыш». Цыган превратился в злобное чудовище и к тому же, как все почему-то решили, был испанцем. Геррит раздувался от гордости. Он защищал не ослика, а свою страну – маленькую, но гордую. Испанец пытался унизить ее. «Вниз! – кричал он. – На колени!» Но тут появился Геррит Храбрый, герой таверны, любимец города, надежда всех, кто сражался с проклятыми папистами и оккупантами.

Нелегкое дело – быть героем. Геррит пожаловался, что голоден, и перед ним тут же появился огромный бюст. Госпожа Как-Ее-Там – она себя назвала, но он не запомнил, – поставила на стол тарелку с дымящейся селедкой, хлебом и сыром. Геррит чувствовал глубокое удовлетворение. Все вокруг галдели и кричали, и он тоже. Он рассказал им о своей жизни, и они выпили за это. Сообщил, какое у него было трудное детство, как ему приходилось крутить тяжелые колеса на канатной фабрике, и все слушали его, проливая слезы. Геррит поведал, как однажды провалился под лед, и его наградили громким смехом. Он рассказал, как работал у Яна ван Лоу. «Пять лет я ему служил, а завтра стану свободным человеком». Все дружно подняли бокалы и выпили за его здоровье. Он был дирижером, а они – оркестром. Даже его заикание исчезло: слова сами слетали с языка.

Продолжая есть жареную рыбу, Геррит пытался вспомнить свои мысли насчет волшебства. Что он тогда думал? Кажется, что-то очень умное. В голове у него плыл туман, но он постарался сосредоточиться. Ему не хотелось потерять слушателей.

– Я вам покажу, что такое волшебство. – Геррит взял пакетик с краской и начал развязывать бечевку. – Тут всего лишь разноцветные комочки… но мой хозяин превращает их в деревья, в прекрасных дам…

Внутри лежала луковица. Значит, он перепутал свертки. Геррит ухмыльнулся:

– Вуаля – здесь лук!

Грянул смех. Волшебство, а вы как думали? На самом деле, как раз лука ему и хотелось: он очень любил селедку с луком.

– Это не лук, – возразил кто-то, но Геррит не слушал.

За спиной вдруг заиграла скрипка. Все встали и пошли танцевать. Геррит взял нож и очень осторожно – лезвие было острым – начал счищать с луковицы кожу. Пальцы его не слушались. Его это рассмешило, и он начал уговаривать их. «Эй, давайте, не валяйте дурака», – упрашивал он. Пальцы неуклюже снимали шелуху. Сегодня все его веселило: ослики, луковицы, жизнь.

Геррит откусил большой кусок рыбы, потом отрезал ножом кружочек лука и тоже отправил в рот. Ммм… как же он голоден. Как волк, или лучше сказать – как осел. На него уже никто не обращал внимания, но ему было безразлично. Он сосредоточился на еде. Геррит сидел, склонившись над тарелкой. Он поочередно запихивал в рот селедку и лук, отламывал теплый хлеб и жевал все это вместе. Вкус иногда казался странноватым, но Геррит очень хотел есть. Едва успев расправиться с одной порцией, он сразу брался за новую.

Глядите-ка! Снова волшебство. Тарелка пуста.

Геррит откинулся на стул и с удовлетворением рыгнул.

56. София

Каждый грех несет с собой наказание.