Дебора Моггак - Тюльпанная лихорадка

«Господи, помилуй нас. Боже, спаси ее…» Черная… белая… черная… белая… Шагов между криками становилось все меньше. Схватки участились. Черная… белая… «Услышь, Боже, молитву мою и не скрывайся от моления моего; внемли мне и услышь меня; я стенаю в горести моей…»

По лестнице торопливо спустилась повитуха.

– Пошлите за доктором Соргом! – крикнула она.

– Что случилось?

– Ничего, все в порядке. Необходима помощь.

Она назвала адрес доктора. Где эта чертова служанка? Корнелис схватил плащ: он сам сходит за врачом. Как Мария могла уйти в тот самый момент, когда она больше всего нужна? Когда он прибежал домой и бросился к Софии, жена сказала, что Мария отправилась к портнихе, но это было сто лет назад. А лавка портнихи всего в двух кварталах от дома. Куда она пропала?

Корнелис быстро накинул плащ и выскочил на улицу. Накрапывал дождь.

Ян расхаживал по комнате в клубах табачного дыма. На улице шел дождь. Полдень… С тех пор как мальчишка принес записку, он трижды перевернул часы. Мария рожала уже три часа.

Ян чувствовал себя бессильным: он, мужчина, не мог помочь двум страдавшим женщинам. Все это время он был слишком занят своими мыслями, чтобы думать о Марии. Но теперь сочувствие к ней пронзило его как игла. Он боялся за обеих: София ведь тоже вела опасную игру. Господи, какая женщина! И Мария тоже! А он – пустое место. Может лишь курить одну трубку за трубкой. От остроты сопереживания у него даже заболел живот. Мысленно Ян заклинал Марию родить здорового ребенка: тогда он сам возродится к новой жизни.

«Господи, спаси эту женщину, и я вступлю на путь праведности и последую за Тобой, куда Ты укажешь мне…»

Теперь Ян нуждался в Боге. Как он был слеп и беспечен, нарушая Его святые заповеди! «Не пожелай жены соседа твоего… Не прелюбодействуй…» Как глупо смеялся над религиозностью Софии! Но когда они уедут из Голландии, он станет другим человеком. Возможно, даже примет католичество.

Ян представлял Батавию. Теперь он намного больше знал о ней. Никаких пальм и папуасов: это нелепые фантазии. На самом деле Батавия более цивилизована. Возведенный на руинах разрушенной Джакарты, этот город со временем превратился в маленький Амстердам: со своими каналами, мостами, островерхими домиками, красивыми церквами и зданием суда. Там были даже мельницы, крылья которых вращал удушливый жаркий ветер.

Ян заключил с Богом сделку. Если в неизреченной Своей милости Он простит их прегрешения и позволит благополучно добраться до места, Ян и София превратятся в образцовых граждан, будут дважды в неделю посещать церковь. Он дал Господу это обещание от всего сердца.

Корнелис и доктор вошли в дом. Оба промокли до нитки. Доктор Сорг направился к лестнице. Корнелис попытался последовать за ним, но тот остановил его.

– Останьтесь здесь, – произнес он.

– Но…

– Мужу там делать нечего. Если хотите помочь, нагрейте воды.

Он поспешил наверх.

– Мария! – крикнул Корнелис.

Ответа не было. Где эта девчонка?

Из спальни донесся дикий крик. Корнелис похолодел. Если бы он мог хоть как-то ей помочь. Разумеется, он знал, что мужу там не место, но это разрывало ему сердце.

Он пошел в кухню и налил в сосуд воды. Руки дрожали. Наверное, он должен доверять врачу, но почему София решила взять его, а не доктора Бруха? В этом докторе Сорге было нечто странное: шепелявый голос, суетливые движения. Не говоря уже про рыжие волосы – верный признак неискренней натуры.

Корнелис поставил воду на печь и развел огонь. Он редко заходил в кухню – это было царство Софии и ее служанки. Взгляд его упал на развешанную по стенам медную посуду. В стеклянном шкафчике блестели соусники и блюдца, знакомые ему по тысяче застолий. Как все чисто и аккуратно в этой комнатке, где София как преданная жена готовила ему вкусную еду! На столе стояло накрытое блюдо. Корнелис снял крышку. Очищенная килька. У нее был жалкий вид – кучка тощих тел, головы разложены отдельно. Треугольные головы рыб мрачно смотрели на него стеклянными глазами.

На улице стемнело. По окнам барабанил дождь. Уже семь вечера – и до сих пор ничего не известно. Ян знал, что сообщение может прийти не скоро, но ему казалось, будто весь город застыл в ожидании и готов вот-вот взорваться, как пороховая бочка. А Мария подвела к нему тлеющий фитиль.

Семь часов! Время тянулось еле-еле, но он знал, что роды могут продолжаться вдвое дольше. Втрое дольше. Мать рассказывала, что он сам не мог появиться на свет двое суток и чуть не убил ее. Больше всего ему хотелось отправиться в дом на Геренграхт и убедиться, что все идет по плану. Потому что, пока он не видел этого собственными глазами, ему с трудом верилось, что там вообще что-то происходит. Снедавшая его прежде тревога сменилась ощущением нереальности.

Студия тоже выглядела странно. Готовясь к отъезду, Ян упаковал вещи. Зачехленные картины стопками стояли у стены: он отправит их торговцу Хендрику Юленбургу, чтобы тот продал их и переслал ему деньги. Ян оставил себе только рисовальную тетрадь и несколько портретов Софии. Они уже лежали в его сундуке, готовые к отправке. Туда же он положил свою одежду и два платья Софии, тайком вынесенные из дома.

Через два дня их с Софией здесь уже не будет. Мария успела вовремя. Завтра Ян расплатится с долгами, а в пятницу утром, на рассвете, они сядут на корабль. До сих пор их дела шли удачно – если не считать последней сделки, от которой зависело все остальное.

Ян отломил хлеб, отрезал кусок сыра и начал есть. В доме больше никого не было. Якоб ушел неделю назад, в ярости хлопнув дверью. Геррит появлялся изредка. Отъезд Яна его не слишком беспокоил. Он и раньше подрабатывал грузчиком в одной местной таверне, а теперь устроился там окончательно. Ян любил своего слугу, тот был ему очень предан. Когда он получит деньги, то обязательно щедро вознаградит его.

Полыхнула молния. Ян подскочил на месте. Раздался оглушительный треск, словно разорвали сухое полотно. Это небеса разверзлись у него над головой.

Наступила ночь. В городе бушевала гроза. Корнелис, сгорбившись, сидел перед камином и пил бренди. Крики наверху внезапно стихли. Наступило мертвое молчание. Он не мог шевельнуться. Ему сказали сидеть здесь и ждать. Корнелис накинул на плечи халат, но его все равно колотила дрожь. На улице было холодно, а камин почти не давал тепла в огромной комнате. Вот и хорошо: пусть он тоже немного пострадает.

Вскоре Корнелис услышал наверху плач. Слабый, но отчетливый. Плач повторился – тонкий и жалобный, будто пищал котенок. Корнелис упал на колени и сложил перед собой ладони. «Господи, благодарю тебя, что Ты услышал мои молитвы…» На лестнице послышались шаги. Это была повитуха – плотная приземистая женщина, крепкая, как амбарная дверь. На руках у нее лежал маленький сверток. Корнелис поднялся.

– Господин, – произнесла женщина, – у вас родилась хорошенькая дочка.

Сверток шевельнулся. Корнелис увидел черные мокрые волосики. Он хотел что-то сказать, но его смутило странное выражение на взмокшем лице повитухи.

– Примите мои соболезнования, – добавила повитуха. – Нам не удалось спасти вашу жену.

Доктор Сорг подвел его к двери спальни.

– Только на минутку, больше нельзя. И прошу вас не трогать ее. Есть опасность заражения.

– Заражения?

Доктор помолчал:

– Есть основания думать, что ваша жена страдала инфекционной лихорадкой.

– Чума?

Корнелис изумленно уставился на него. Наверное, он спит. Надо заставить себя проснуться. Он положил руки на плечи доктора и отодвинул его в сторону, словно стул. Корнелис вошел в спальню. В комнате было душно. В ноздри ударил резкий запах, пахло чем-то спертым и тяжелым, похожим на фиалки. Лицо Софии было накрыто простыней. Доктор осторожно отодвинул покрывало в сторону. Корнелис увидел лицо жены. Оно было бледным и спокойным, покрытым капельками пота.

– Мы сделали все, что смогли, – промолвил доктор Сорг. – Теперь ее душа покоится на Небесах.

Корнелис наклонился к лицу жены. Доктор Сорг за руку оттащил его назад.

– Я хочу поцеловать ее!

– Нет. – Доктор крепко держал его руку. – Помещение надо обеззаразить, а постельное белье сжечь. Это необходимые предосторожности… вы понимаете: кровь, телесная жидкость…

Комната словно ослепла. Доктор Сорг повернул все картины лицом к стене. Это был старый обычай, но сейчас он казался какой-то нелепой игрой. Корнелис в оцепенении смотрел на жену. Да, игра. Она притворяется. Сейчас откроет глаза и сядет на кровати. «Дорогой мой, все закончилось. Смотри! Правда, красивая девочка?»

Доктор повел его к двери. Приторный вязкий запах заклеил Корнелису ноздри. Он в последний раз взглянул на свою жену, на ее длинное тело, лежавшее под простыней. Покрывало натянули ей на голову, и это обнажило ступни. Они выглядели странно голыми. Если он немного подождет, она пошевелит пальчиками. София никогда не спала в такой позе. Она любила лежать, свернувшись клубком и прижав колени к подбородку.

Доктор закрыл дверь и проводил его вниз. Корнелис подумал: нельзя оставлять ее совсем одну. Они сели у огня. Доктор что-то говорил, но Корнелис молчал. У него сдавило горло. Это не может быть правдой.

– Думаю, во всем виноват нездоровый воздух города, – вздохнул Сорг. – Вы знаете, сколько людей умерло от лихорадки осенью?