Дебора Моггак - Тюльпанная лихорадка

Я расхаживала по двору как обреченная узница. В темноте под ногой у меня что-то хрустнуло. Готовясь к замужеству, я часто слышала пословицу про улитку: мол, она хорошая домохозяйка, потому что всегда носит свой домик с собой.

А теперь на одну улитку стало меньше. Она исчезла, и ее домик тоже.

Прошла всего неделя, и вот уже Ян – дело происходило в его студии – пытался заключить сделку с тем самым человеком, которого недавно чуть не ограбил. Ему было не по себе от того, что они оказались в одной комнате при свете дня, хотя вряд ли этот человек мог его узнать. Ян слышал о нем от собутыльника в Петушьей таверне, и тот заверил, что у Класа есть хорошие запасы, которые к тому же надежно охраняются. В последнем Ян убедился на собственном опыте.

Садовод ерзал на месте. У него был такой вид, будто он чувствовал себя не в своей тарелке и мечтал поскорее удрать домой. Он сказал Яну, что уже выкопал все свои луковицы и теперь хранит их под замком. В его глазах мелькал нездоровый блеск.

– У меня есть пять луковиц «семпер августус», – говорил он хриплым от волнения тоном. – Но они вряд ли вам по карману.

Проблема заключалась в том, что и остальные луковицы, которые он принес, оказались художнику не по карману. В его распоряжении имелись деньги, вырученные за драгоценности Софии, а также собственные сбережения и то, что он занял у Маттеуса. Но все равно этого не хватало. Однако Яну надо было покупать, и покупать очень много. Он заказал мешок «гауд» – желто-красных, самых дешевых, – и корзину с «адмиралами», их точное название Ян не запомнил. «Я потратил уйму времени на сбор налогов, – пошутил Клас, – а теперь вступил в морской флот». Ян нуждался в больших закупках, чтобы сколотить состояние, которое в буквальном смысле стало для него вопросом жизни и смерти.

– Возьмите какую-нибудь картину. – Художник подвел Класа к полотнам. – Например, «Воскресение Лазаря». Она стоит тридцать флоринов.

Ян стал доставать холсты и доски и расставлять их вдоль стены. Якоб, растиравший краски, с удивлением посмотрел на него.

– Возьмите «Жертвоприношение Авраама» или «Пейзаж с коровами».

– Но, господин… – начал Якоб.

– Молчи! – крикнул Ян. – Возьмите «Женщину, застигнутую за адюльтером».

Клас фон Хогхеланде стоял, почесывая в затылке.

– Как насчет натюрморта? Того, что с цветами? – Он указал на стоявшую в углу доску. – Смотрите, там, между водосбором и цветком калины, большой тюльпан? Это «Генерал генералов».

– Неужели?

– Вы, художники, – полные невежды.

– Мы просто рисуем то, что видим.

– Неужели? – усомнился садовод. – Нарциссы и лилии в одном сезоне? Это невозможно.

– Возможно, когда их рисую я.

– Что за изысканный цветок, какая гамма красок! – восхищенно воскликнул Клас. – Вы так хорошо это схватили – капли росы на лепестках…

– Спасибо, но…

– Странно, правда? Цветы преходящи, а картины живут вечно. – Голос Класа дрогнул от волнения. – И все же луковица стоит в три раза дороже, чем ваше полотно. Чем вы это объясните? – Он вздохнул и быстро проговорил: – Добавьте картину, и по рукам.

Якоб охнул. Ян даже не взглянул в его сторону.

Кучка зелени, и больше ничего. Ян потратил на тюльпаны столько денег, сколько мог бы заработать за целый год. Вид у луковиц был невзрачный. И все-таки они стоили дороже картин, драгоценностей, золота. В них, напоенных солнцем и дождем, заключалось его будущее.

Ян был слишком взбудоражен для работы. Ему хотелось пообщаться с Софией. Он очень скучал по ней: она находилась близко и в то же время далеко, запертая в своей домашней тюрьме. Ян хотел рассказать ей о Класе, о безумном блеске его глаз и об обвисших штанах, которые тот постоянно подтягивал. Он жаждал поведать ей все, что увидел и почувствовал за это время, все слова, какие скопились в нем с момента их последней встречи. Интересно, думает ли она о нем сейчас? И что делает в эту минуту: шьет или просто смотрит в окно, подставив лицо солнцу, а оно блестит на ее хорошеньком носике? Его тянуло к ней так, что у него кружилась голова. Ян говорил себе: еще несколько месяцев, и они будут вместе, навсегда.

Он прошел мимо ее дома, но тот казался вымершим: ни одного лица в окне. Наверное, отправилась за покупками. Он спустился к рынку, но было уже поздно, продавцы убирали свой товар. День был таким странным, что потерял чувство времени.

Извозчики топтались возле своих лошадей, ожидая пассажиров. Когда появлялся клиент, они бросали кости, чтобы решить, кто его возьмет. Ян подумал: с виду все мы так невозмутимы, а в душе – азартные игроки. Люди, одержимые страстями. Он тоже пустился в рискованную авантюру, и на сей раз игра идет по-крупному.

Ночью ему приснилось, будто все люди стали тюльпанами и вместо шей из воротников у них торчали стебли. Они кивали разноцветными головками, грациозно склоняя их направо и налево. Яну казалось естественным, что Амстердам населен цветами. Он стоял посреди площади и звал Софию. Она шла к нему, качая цветочной головой. Конечно, это была София: он узнал ее фиолетовое платье. Ян предложил ей уехать с ней за море. Она энергично закивала. Ее лепестки осыпались и обнажили голый пестик.

Друг Яна, Маттеус, знал одного подходящего врача. Его звали доктор Сорг. Он сделал аборт горничной, которую обрюхатил Маттеус, и взял в оплату одну из его картин – «Пирующие крестьяне».

– Зачем он тебе понадобился? – со смехом спросил Маттеус. – Семейные проблемы с очередной потаскушкой? Когда ты наконец перестанешь таскаться по бабам и успокоишься с какой-нибудь приличной девчонкой? Из Геррита плохая жена.

Ян встретился с доктором в небольшой аптеке, расположенной в районе доков. Оказалось, это был неудачный выбор. Доктора ненавидели аптекарей, потому что те уводили у них клиентов. Они принадлежали к той же гильдии и изображали врачей, восседая за прилавками под чучелам крокодилов и бормоча что-то невнятное вместо консультаций. Даже одевались так же – в плащи и остроконечные шляпы.

– Какого черта вы притащили меня сюда? – буркнул доктор Сорг.

Ян считал, что это подходящее место. Но доктор выбежал из аптеки и повел его в соседнюю таверну.

– Так в чем дело? – спросил он.

– Пару лет назад вы оказали услугу моему другу. Обе стороны остались довольны, и он рекомендовал мне вас как опытного человека.

У доктора были рыжие волосы и узкое лицо, похожее на мордочку лисицы. Ян понимал, что должен полностью довериться ему. В его руках окажется судьба трех человек – даже четырех, если считать младенца. За прошедшие недели Ян успел проникнуться покровительственными чувствами к Марии, самой беззащитной и уязвимой в их компании. Иногда ему казалось, будто он сам отец ребенка.

– Я хочу, чтобы вы приняли роды у одной женщины. Ее безопасность – прежде всего…

– Вы полагаете, я недостаточно компетентен?

– Нет. – Как он обидчив, однако. – Не в этом дело. Просто есть сопутствующие обстоятельства. Например, секретность.

Ян помолчал. Чтобы план сработал, придется выложить все начистоту. Иначе ничего не получится. Он глотнул пива и начал свой рассказ. Исповедоваться какому-то незнакомцу, поверять ему свои заветные мысли… Ян чувствовал смущение и говорил с запинкой. Вся эта затея стала казаться ему безумной.

Когда он закончил, наступило долгое молчание. Доктор сидел, уставившись в кружку с пивом. Ян посмотрел на его руки: белые, с длинными пальцами. Они машинально поглаживали кружку. Ян старался не думать, в каких местах побывали эти пальцы.

– Риск, – наконец произнес доктор. – Огромный риск.

– К сожалению, нам придется на него пойти. Иного выхода нет.

– Риск для служанки, риск для вашей подруги. – Доктор Сорг посмотрел ему в лицо. – Наверное, вы очень сильно любите эту женщину?

Ян кивнул. Врач вздохнул:

– Вы счастливый человек.

Он поглаживал кружку тонкими чувствительными пальцами. Было еще рано, в таверне, кроме них, сидели трое матросов – симпатичных молодых парней, игравших в карты. Доктор Сорг взглянул в их сторону.

– Когда-то я тоже любил одну женщину, – пробормотал он. – Но… струсил. Испугался позора, презрения общества, потерять работу, остаться без денег… И потом жалел об этом всю жизнь. – Доктор поднял кружку, но рука задрожала, и он поставил ее на стол. – Мне не хватило смелости…