Дебора Моггак - Тюльпанная лихорадка

У Виллема подогнулись ноги. Он обмяк, тяжело опустившись на скамейку. Через минуту встал и, шатаясь, как слепой побрел по улице.

Ян второй раз перевернул песочные часы. Время летело стремительно, и когда закончится следующий час, мне придется уйти. Странно, что в горстке песка может заключаться столько наслаждений! Конечно, там есть и прошлая жизнь Яна, – вся до последней песчинки, – но эти два часа – только наши.

– Скажи, если бы ты был великим художником…

– Если бы? – усмехнулся он. – Если бы?!

– Ты смог бы нарисовать эти песочные часы и наполнить их такой радостью, что при одном взгляде на них каждый сразу бы почувствовал, чтó произошло?

Он с нежностью посмотрел на меня.

– Ты думаешь, это случалось с кем-либо еще?

Мы лежали на его кровати. Ян сделал глоток из бокала. Повернувшись ко мне, раскрыл мои губы и влил в них несколько капель сладкого вина.

– Я хочу тебя нарисовать – такой, какая ты сейчас.

– Нет, не уходи.

Он провел большим пальцем по моей щеке.

– Разве это возможно?

На полу лежало платье Марии, которое я использовала для маскировки. Оно выглядело странно пустым, словно, выполнив свою миссию, сразу потеряло всякий смысл. Это была моя куколка: разорвав ее, я вышла на свет полностью преображенной. Я – бабочка, живущая всего один час.

Ян отрезал кусок ветчины. Я следила за тем, как ходили под кожей мышцы на его спине.

– Хочешь пожирнее?

Я с жадностью кивнула. Он положил ветчину мне прямо в рот. Грубо – но какое удовольствие!

– Я совершила грех, – пробормотала я с полным ртом. – Может, Бог закроет лицо руками и отвернется в другую сторону?

Ян покачал головой:

– Бог смотрит прямо на нас. Если Он действительно нас любит, если щедрый и благой, разве Ему не хочется, чтобы мы были счастливы?

Я проглотила ветчину.

– Твоя вера – как комок теста. Ты лепишь из нее все, что хочешь.

Он влил в мой рот глоток вина.

– Так выпей Его крови – может, тебе полегчает.

– Это богохульство!

Я выплюнула вино. Настроение испортилось.

– Я скажу тебе, что такое богохульство. Я скажу тебе, что такое грех. – Ян повысил голос. – Это когда тебя запирают в склепе вместе с человеком, которого не любишь…

– Нет…

– Который держит тебя в клетке, высасывает из тебя жизнь, чтобы согреть свои старые кости!

– Это не так!

– Который купил тебя, как одну из своих дорогих картин, а ты… позволила купить себя!

– Неправда! Ты ничего не знаешь. Он добрый человек. Не говори о нем так, слышишь? Он помогает моей матери и сестрам, спас мою семью. Без него мы бы разорились…

– Вот видишь. Он тебя купил.

Я расплакалась. Ян сжал меня в объятиях. Он целовал мое мокрое лицо – нос, глаза. Я рыдала, потому что его слова испортили наше свидание, разрушили красоту этой минуты. А струйка песка в часах продолжала падать.

– Прости, прости, любимая, – пробормотал Ян. – Я просто ревную.

– К нему?

– К тому, что у него есть все: твое прекрасное лицо, твое присутствие в доме…

Я не могла сказать ему правду – пока не могла. Я не могла сказать, что одна мысль о постели мужа вызывает во мне отвращение. И, изменяя Корнелису, я все-таки чувствую себя ему обязанной.

– Меня там нет, – произнесла я. – Я не существую в этом доме. Там лишь моя пустая оболочка – такая же, как это платье. Я оттуда ушла.

Эти слова тоже были предательством, но сказанного не вернуть.

Ян молча смотрел на меня. Я показала на гравюру, висевшую на стене рядом с гипсовыми ногами и руками. Она изображала Страшный суд. Господь в облаке света сидел над скрюченными телами.

– Можешь повернуть ее к стене? – прошептала я.

Ян вскочил и сорвал гравюру с гвоздя. Она шлепнулась на пол. Он снова нырнул ко мне в кровать – в последний раз перед тем, как кончился песок.

Виллем брел по улицам и тихо рыдал: его сердце было разбито. Вокруг царила кромешная тьма. Его жизнь тоже погрузилась во мрак. Он бродил уже давно; кажется, это был район Нювендика. Поблизости ощущалось холодное дыхание воды. Может, просто броситься в канал и прекратить эти муки?

Раздался взрыв смеха. Впереди была таверна. Из окон струился свет. Виллем услышал музыку и поющие голоса. Он колебался. Но куда еще пойти? Что ему делать теперь, когда его жизнь разрушена?

Виллем толкнул дверь. В ноздри ударил запах табака и пота. Полный зал: какие все веселые, беспечные! Музыкант в углу играл на скрипке. Женщины забирались мужчинам на колени, хихикали и елозили, устраиваясь поудобнее. Пары танцевали, спотыкаясь о мебель. Посетители чокались кружками и хрипло вопили песню:

В понедельник решил я – сегодня женюсь!

С холостяцкою жизнью навеки прошусь.

Но не знал, что тот день я навек прокляну,

Когда в дом приведу молодую жену!

Прислуга сновала между гостями, высоко поднимая кувшины с пивом. Виллем сел, задыхаясь в табачном дыму.

А во вторник пошел я в лесок за лозой —

Вот подарочек будет жене молодой! —

И нарвал себе веток сухой омелы,

Тех, что крепче железа и толще метлы.

– Эй, бедолага, что случилось? Хочешь утопить печаль в вине?

Мужчина за столом смотрел на него, подняв брови. Виллем вытер нос рукавом куртки. Хныкать как ребенок – в его-то возрасте! Унизительно.

– Женщина, – ответил он. – Проблема с женщиной.

Он сказал это как человек опытный, бывалый. Парень кивнул:

– Женщины! С ними всегда одно и то же. Никогда нельзя верить этим шлюхам.

Я хлестал по ногам и хлестал по рукам.

Ох, и трудное дело, признаюсь я вам!

У паренька было приятное лицо. Длинный шрам, пересекавший его щеку, оттягивал уголок глаза. Это придавало ему печальный вид. Видимо, бедняге довелось повоевать.

В воскресенье я пил и гулял без жены.

Ни скандалов, ни драки – веселая жизнь!

Лишь лихие друзья, да бутылка вина,

Да ломящийся стол – и другая жена!

Виллем решил, что ему можно доверять. Он рассказал своему новому приятелю, как сильно любил Марию и хотел сделать ей сюрприз.

– Вообще я человек не азартный, но тут решил попробовать. Один знакомый парень намекнул. Мол, «Адмирал Поттебейкерс» – то, что надо, цены идут вверх. Вложись сегодня, завтра зашибешь большие деньги. Мне понравилось название – я ведь патриот, рос на взморье, там постоянно ходили корабли. В продаже были и другие «адмиралы», тюльпаны часто так называют, но я выбрал эти.

– И как?

– Что?

– Удалось зашибить деньги?

Виллем кивнул и похлопал по кошельку.

– Знаешь, сколько я вложил? Еле-еле наскреб, чуть не разорился. Десять флоринов.

– А сколько там сейчас?

На глазах Виллема выступили слезы.

– Я хотел все ей рассказать. На эти деньги можно было купить маленький магазинчик, даже с квартирой наверху. Мне бы больше не пришлось ходить по улицам, мы могли бы пожениться! – Он разрыдался.

– Сколько там, дружище?

– Семьдесят восемь флоринов, вот сколько. – Виллем вытер нос рукавом. – Настоящее чудо, точнее не скажешь. Я бы и за полгода столько не заработал! А тут мне повезло – просто чудо, честное слово, какие-то старые луковицы… Но с кем мне теперь этим поделиться?

Перед Виллемом появился бокал: похоже, незнакомец угостил его бренди. Виллем быстро глотнул; напиток обжег ему горло.

– Женщины! – воскликнул его приятель. – Чтоб их! – Он фыркнул и засмеялся. – Трахаться – вот все, на что они годятся. – Он щелкнул пальцами; бокал Виллема наполнился снова. – Пей, не вешай голову! Нас всех облапошивали эти чертовы сучки, но теперь ты среди друзей. Кстати, здесь порядочное заведение: когда в кармане монеты, надо быть осторожным. Тут тебе не разбавят пиво водой и не пихнут в него всякую дрянь, как в других местах.

Мой милый был бедняк,

Теперь он стал моряк.

В ночлежке грязной ночевал,

А нынче море увидал.

У Виллема закружилась голова: он не привык к крепким напиткам. За его столом вдруг оказалась девушка. Она возникла словно ниоткуда.

– Позволь представить тебе мою сестричку Аннету, – произнес мужчина. – Ей тоже разбили сердце, правда, моя малышка?

Девушка вздохнула:

– Да, он обманывал меня.

– Моя бедная наивная сестренка, – продолжил приятель. – А это…

– Виллем.

– Хорошее имя.

Она была не так красива, как Мария: личико маленькое, скуластое, с двумя яркими пятнами на щеках. Но когда улыбалась, глаза светились.

– Откуда ты, Виллем?

Он назвал свою рыбачью деревушку.

– Это маленькое место, вы о нем не слышали.

– Я слышала! – возразила девушка. – Я родилась неподалеку. – Она обошла вокруг стола и села рядом, такая милая и скромная. – Мы с тобой похожи, правда? – Она кивнула на зал. – Они ничего не знают, не понимают таких, как ты и я. Это очень грязный, порочный город. Тот мужчина – он меня обманул. Уверял, что любит, а когда я ему не уступила – ведь я берегу свою честь, это мое единственное сокровище, – вышвырнул меня на улицу, даже не попрощавшись. – Ее глаза наполнились слезами. – Я тоже его любила, не меньше, чем ты свою девчонку.

Виллем обнял Аннету за плечи. Он почувствовал ее худое тело: по сравнению с пухлой Марией она казалась хрупкой, как птичка.

– Не плачь, – сказал он. – Я о тебе позабочусь.