А старик в рваном халате, сквозь дыры которого виднелось его голое тело, прикрыв рукой дырку на плече, вспомнил и еще один разговор, связанный с Балканом.

— Эй-хо, смотри, что получается! Ведь в этого сына Отаги давно влюблена ширванская девчонка, она ведь всех сватов обратно отсылает, ни за кого не идет, ждет своего суженого.

— Да, я тоже что-то такое слышал…

— В тот день эта девчонка попалась мне на глаза. Настоящая красавица, полностью расцвела. Да, ей нужен крепкий мужик вроде сына Отаги.

— Ничего, говорят же, камешек с дыркой не станет долго валяться на земле, мальчишка поднимет, хворостинку вденет. И она за кого-нибудь выйдет.

— Это ты верно сказал, — согласился со своим собеседником старик с казахской внешностью.

Договорившись попозже, когда спадет жара, навестить Отагу и поздравить ее, старики разошлись по домам.

Только после этого пузатый дуканщик, все это время стоявший возле стариков и молча слушавший их разговоры с видом собаки, готовой напасть на незнакомого всадника, развернулся и вошел в свой дукан.

На следующий день после неожиданного возвращения Балкана домой его мать и жена стали в ауле объектом всеобщего обсуждения. Особенно старались сельские женщины, собираясь по двое-трое, они только об этом и говорили.

— Ой, бабы, слыхали, эта женщина, которую Балкан притащил с собой, даже и не русская…

— Тогда кто же она, на армянку или еще кого-то вроде бы тоже не похожа?

— Да немка она самая настоящая!

— Перестань, что ты такое говоришь, баба Биби?

— А что, разве сами не видели, как она сидит? Выпучила глаза и не понимает, кто свекровь, а кто гости.

— Ну да, хорошо еще, голову ей каким-то платком накрыли, а то и вовсе была бы непонятно кем.

— А ребеночек у нее прелестный.

— Да, это правда, чудесный мальчишка, каждый, кто приходил в дом, брал его на руки.

— А Отага-то какая счастливая, так и светится. Она уже аладжу на руку ребенку надела, чтобы не сглазили внука.

— Ну да, она ведь выросла в большой семье и получила хорошее воспитание. Как и ее прадед Кыят хан, она все знает и умеет.

— Это точно, в этой семье принято жениться на чужестранных девушках. У них есть женившиеся на русских родственники в Петербурге, на татарках — в Казани, всех и не перечислишь.

— Как бы и эта, как жена Тачмамеда егена, которую он привез из батальона, через полгода-год не сказала “Не хочу жить с ним” и не удрала бы домой, вильнув хвостом.

— Да нет, об этом можешь не беспокоиться! Он ведь сын Отаги. Кто к нему в руки женой попадет, просто так не вспомнит обратную дорогу. Некогда будет думать о чем-то, ее дело будет только рожать да стряпать.

— Точно, говорят же, рыба ищет, где глубже, женщина — где лучше.

— А гыз, неужели она и вправду немка?

— Да.

— Из тех немцев, которые несколько лет воевали против нашей страны?

— Я же сказала да. Говорю потому, что узнала из достоверных источников. Жена старшего брата — гелнедже Балкана говорила какой-то из соседок: “Нам только и остается, как в кино, поднять руки вверх и произносить “Хайль Гитлер!”, а больше мы ее языка и не поймем”.

— Да, чего только не бывает в жизни!

— Видела же сама.

— Ну да, конечно, видно, нам и не суждено понять этот мир.

— То смотришь, они, как кошка с собакой, ссорятся друг с другом, на ножах схватываются, а то ведут себя как любящие муж и жена, водой не разольешь.

— Тогда они, как древние разбойники, захватили немецкую сторону, а теперь делят ее между собой.

— Возможно. Вон из Киянлы один в прошлом году вернулся с войны. Так вот, он привез с собой два мешка консервных банок и раздавал их своим землякам вместо кружек.

— В таком случае, сыну Отаги достался трофей посолиднее. Ему досталась кругленькая беленькая женщина…

Обрывки разговоров о немецкой гелин еще долго ходили по островному селу, но счастливая Отага не обращала абсолютно никакого внимания на все эти пересуды.

Она всем сердцем полюбила внучонка, очень сильно напоминавшего ей Балкана в детстве, радовалась ему и была безмерно благодарна невестке, подарившей ей такое счастье. И потом, если человек счастлив, он всегда стоит выше всяких сплетен. Она и не пыталась цепляться за ненужные ей слова и как-то реагировать на них, она просто жила и радовалась полноте жизни…

… Занятый воспоминаниями о своем возвращении с войны, старик только к вечеру добрался до родного села. Уже приближаясь к берегу, он увидел с шумом пронесшиеся мимо него рыбачьи лодки, они неслись, поднимая за собой столбы водяной пыли, некоторые из рыбаков, увидев незнакомую лодку, пристально вглядывались в старика, пытаясь узнать его, но ни один из них с ходу так и не узнал человека, давным-давно покинувшего их село и исчезнувшего из виду.

Увидев проплывших мимо него и ушедших в море парней, старик вспомнил, что его живущие на побережье земляки занимаются знакомым ему промыслом — добывают рыбу, охотятся на птиц. Он подумал: “Видно, ребята хотят с вечера поставить сети, чтобы рано утром проверить их”.

Это было время, когда жители села выходили в море в надежде на удачный промысел.

Старик причалил свой катер рядом с другими стоявшими на берегу рыбачьими лодками и пошел по селу, с интересом оглядываясь по сторонам и отмечая взглядом появившиеся здесь перемены, на которые обратил внимание еще издалека.

С моря дул прохладный ветер, он задувал каждый день после полудня. Этого момента с нетерпением ждали люди, мучавшиеся от невыносимой духоты, за целый день солнце превращало окружающий мир в топку раскаленного тамдыра. Каждый раз, когда задувал такой ветерок, люди облегченно вздыхали. Когда изнуряющий зной немного отступал, им начинало казаться, что прохлада наступила навсегда и они наконец-то избавились от своих мучений.

В селе появилось несколько двухэтажных бетонных домов, эти красивые дома были видны издалека. При виде их старик обрадовался, как человек, чье заветное желание наконец-то исполнилось. Он видел много таких жилых домов на дорогах войны, мечтал, чтобы и его земляки строили и жили как господа в таких благоустроенных домах. И Берта встречала его перед таким крытым красной черепицей двухэтажным домом. Разглядывая новые дома в родном селе, старик с гордостью думал: “Смотри, какие замечательные дома построили наши парни. Наверняка, они возведены руками самих туркменских парней, а ведь раньше казалось, что без русских или кавказцев такие работы не могут быть выполнены…”

Но и прежде островной аул уже дважды заметно менял свой облик. В начале века обитатели острова жили в крытых кошмой сборных туркменских кибитках. Эти юрты были удобны тем, что их можно было разобрать и в любой момент перенести в другое безопасное место, в особенности, когда море начинало штормить и громадой волн надвигаться на жителей. С приходом русских здесь стали строить деревянные дома на сваях, внешне похожие на пятящихся задом и входящих в воду раков, они стояли, подставив себя всем ветрам. Чуть-чуть повертев между деревянных ног набежавшую волну, они отправляли ее обратно в море. Раньше в ауле был один-единственный дом, построенный без учета характера моря. Его здесь построили русские еще задолго до того, как начали использовать этот остров как стоянку для своих судов.

Именно этот очень прочный дом из жженого кирпича, долгие годы бывший единственным на острове строением, принимавшим приезжих и провожавшим их с острова, ставший самым посещаемым местом рыболовецкого колхоза, и положил начало дальнейшему строительству здесь домов с крепким фундаментом.

Проходя мимо магазина, старик невольно замедлил шаг. Уровень воды в море в сравнении с прежними годами значительно поднялся, она вплотную подступила к дукану, построенному на возвышенности. Без конца набегавшие сюда неутомимые волны все время подкапывали землю под ним. Здание заметно накренилось в одну сторону, казалось, подтолкни его легонько сзади, и оно пойдет кувырком.

Безлюдно. Сейчас здесь нет ни дукана, ни стоянки судов. Видно, что срок этого каменного дома закончился, прошли и связанные с ним шумные времена.

В памяти старика этот каменный дукан ассоциировался со временами, когда он, будучи юношей, впервые увидел здесь Умман, рядом с которой была ее неразлучная подруга, большеглазая худенькая девчушка, ухаживавшая в те дни за собой с особым тщанием. А ведь с тех пор ой как много лет прошло.

Видно, так уж устроено человеческое сердце, что до последней мину ты помнит все, что когда-то тронуло его. Памятные моменты жизни еще раз прошли перед его мысленным взором. Помнит старик, как разволновались девушки при виде его, как неловко заигрывали с ним, переминаясь с ноги на ногу и теребя косы, всем видом своим подчеркивали девичье достоинство, а взглядами будто говорили: “Вот какими мы стали, парень, смотри и выбирай любую…”

При воспоминании об этой встрече старика всегда охватывали приятные чувства, словно он слышал чудесную мелодию…

Старик с трудом узнал стоявший на пригорке дом Ширвана-сельсовета, хотя когда-то он заметно выделялся среди всех остальных. Вокруг него появилось несколько новых высоких домов, отличавшихся роскошью, и теперь, в сравнении с ними, его дом казался немного пришибленным. В прежние времена Ширван любил сидеть на кошме, постеленной на просторном топчане, для которого не пожалели толстых досок, смотреть сверху на окружающую его жизнь и пить чай.

Приблизившись к дому, старик поискал глазами, нет ли кого, с кем бы можно было перекинуться парой слов, не найдя никого, подошел ближе к знакомой двери. Внутри дома орал телевизор. Подумав о том, что при таком оре никто не услышит его голоса, он несколько раз громко постучал. После этого дверь с шумом распахнулась и на пороге показалась девочка лет тринадцати-четырнадцати без головного убора. — Вы чей дом ищите, дедушка? — спросила она, думая, что стоящий перед ней незнакомый старик заблудился и решил уточнить нужный ему адрес. При беглом взгляде на девочку старик сразу же увидел в чертах ее лица сходство со всеми ширванцами.