Джулия Куинн - Тысяча поцелуев

– О… – пробормотала Френсис, часто моргая. – Спасибо.

– Самая интересная беседа в Фенсморе, – заверил Хью.

– В самом деле? – обрадовалась Френсис. – Но разве Саре не поручили составить вам компанию?

Последовало неловкое молчание.

Хью откашлялся, но Сара заговорила первой, причем с огромным достоинством:

– Спасибо, Френсис, что заменила меня за главным столом, пока я танцевала: я это очень ценю.

– Он выглядел одиноким, – сказала девочка.

Хью кашлянул, но не потому, что смутился, а потому… Черт возьми, он сам не знал, что сейчас чувствовал, и это выводило из себя.

– Не то чтобы правда был одиноким, – поспешно поправилась Френсис, посылая ему заговорщический взгляд, – просто так выглядел.

Девочка переводила взгляд с сестры на лорда Хью, очевидно, только сейчас сообразив, что вторглась в отношения взрослых.

– И ему хотелось торта?

– Как и всем нам, – подтвердил Хью, решив, что ни к чему выводить леди Френсис из равновесия.

– Я бы тоже съела кусочек, – объявила Сара.

Самая подходящая тема продолжения разговора.

– Ты не пробовала? – удивилась Френсис. – Ты просто обязана попробовать! Удивительный вкус! Лакей дал мне тот кусок, где больше всего цветов.

Хью улыбнулся. «Больше всего цветов!» От такого количества украшений язык леди Френсис стал фиолетовым!

– Я танцевала, – напомнила Сара.

– О да, конечно!

Френсис состроила гримаску и обратилась к Хью:

– Вот еще один повод для печали! Плохо быть единственным ребенком на свадьбе! Никто со мной не танцует.

– Уверяю, что пригласил бы вас, но увы…

Он показал на трость, и Френсис сочувственно кивнула.

– В таком случае я очень рада, что смогла посидеть с вами. Так грустно сидеть одной, когда остальные танцуют!

Она встала.

– Сара, принести тебе кусочек торта?

– О, в этом нет необходимости.

– Но ты только что сказала, что хочешь торт.

– Леди Сара сказала, что тоже съела бы кусочек, – поправил Хью.

Сара уставилась на него с таким видом, будто у бедняги отросли щупальца, и он сказал:

– Я все помню.

– Я сейчас принесу, – пообещала Френсис и отошла.

Хью развлекался, считая мгновения, которые понадобятся леди Саре на то, чтобы прервать молчание и заговорить с ним после ухода сестры. Когда счет дошел до сорока трех секунд (приблизительно – у него не было часов), он понял, что должен быть взрослым в этом дуэте, и спросил:

– Вы любите танцевать?

Она вздрогнула, а когда повернулась к нему, по выражению ее лица стало понятно, что время, которое считал неловкой паузой, для нее было просто дружеским молчанием. Он посчитал это странным.

– Люблю! – ответила она резко, все еще не оправившись от удивления. – Музыка восхитительна: ноги сами просятся… Ой, простите…

Сара покраснела, как покраснел бы любой, кто ляпнул какую-то бестактность.

– Я тоже любил танцевать, – вздохнул Хью, больше из духа противоречия: не хватало, чтобы его жалели.

– Я… э… гм…

– Конечно, сейчас это трудно.

В ее глазах промелькнула тревога, но когда он невозмутимо улыбнулся и пригубил вина, Сара заметила:

– Мне казалось, вы не пьете в присутствии Смайт-Смитов.

Он сделал еще глоток – вино действительно оказалось хорошим, как Сара и обещала накануне, – и повернулся к ней, намереваясь сухо пошутить, но когда увидел, как она сидит, раскрасневшаяся после танцев и такая красивая, что-то в нем перевернулось, и маленький узел гнева, который он так пытался сдержать, лопнул и стал кровоточить.

Хью больше никогда не будет танцевать, как никогда не сядет на коня, не заберется на дерево, не пересечет комнату быстрым шагом, чтобы подхватить даму на руки. Сотни самых разных действий станут теперь ему недоступны, а напомнил ему об этом не сильный мужчина, способный охотиться, боксировать и делать много чего еще, что присуще мужскому полу, а она, леди Сара Плейнсуорт с красивыми глазами, проворными ножками и проклятыми улыбками, которыми одаривала сегодня утром партнеров по танцам.

И пусть она ему не нравится, действительно не нравится, но Бог свидетель: он продал бы сейчас кусочек души, чтобы потанцевать с ней.

– Лорд Хью? – тихо окликнула его Сара с едва различимыми нотками нетерпения (ровно настолько, чтобы дать ему понять, что молчание слишком затянулось).

Он снова глотнул вина, вернее – чуть пригубил, и пояснил:

– Нога болит.

Нога не болела. То есть не очень, но поскольку она была причиной всего в его жизни, вино пришлось как раз кстати.

– Вот как? – Она неловко поерзала. – Прошу прощения.

– Не стоит, – бросил он резче, чем намеревался. – Вы ни в чем не виноваты.

– Я знаю это, но сожалею, что вы испытываете такую боль. – Должно быть, она уловила сомнение в его взгляде, потому что строптиво передернула плечами. – Я же не бездушное существо.

Хью окинул ее пристальным взглядом, и глаза каким-то образом скользнули по линии шеи к хрупким ключицам. Он видел каждый вздох, каждое крошечное движение. Да, она определенно не бездушна.

– Простите меня за ошибочное мнение, будто вы считаете мои страдания вполне заслуженными.

Ее губы чуть приоткрылись, и он практически узрел, как она обдумывает сказанное. Ее растерянность и смущение были прямо-таки ощутимыми, пока она наконец не сказала:

– Возможно, я так и чувствую и понятия не имею, что может заставить меня ощутить к вам участие и милосердие, но пытаюсь… – Она осеклась, стараясь подобрать правильные слова. – Пытаюсь быть лучше. И в любом случае я не желала бы вам боли.

Он вскинул брови. Это не Сара Плейнсуорт, которую он успел немного узнать.

– Но вы мне не нравитесь! – вспыхнула она неожиданно.

А вот это уже та самая Сара! Хью даже обрел некоторое утешение в ее грубости. Он чувствовал жуткую усталость, и не хватало сил разобраться в этой строптивой и куда более многогранной Саре Плейнсуорт.

Пусть ему не слишком нравится чрезмерно драматичная молодая мисс, обожающая величественные и громкие декларации, но сейчас… предпочтение отдавал он именно ей.

Место за главным столом позволяло видеть всю комнату, и это давало Саре возможность (как полагается в подобных случаях) беспрепятственно глазеть на невесту. Хонория – счастливая, в бледно-сиреневом шелке – сияла улыбкой. Возможно, у Сары и была причина бросать на нее сердитые взгляды (при условии, конечно, что та их не заметит), – ведь это Хонория виновата в том, что она сидит здесь, да еще рядом с лордом Хью Прентисом, который, после весьма приятной беседы с ее младшей сестрой, почему-то опять стал грубым и угрюмым.

– Я действительно пробуждаю в вас лучшие качества, верно? – пробормотала Сара, не глядя на него.

– Вы что-то сказали? – спросил он, в свою очередь не поворачиваясь к ней.

– Нет, – солгала Сара.

Лорд Хью сел поудобнее, и Сара заметила, что он подвинул ногу. Похоже, ему легче, когда нога вытянута, как было вчера вечером, за ужином, но тогда за столом было полно гостей, а сейчас они сидели вдвоем, так что места вполне достаточно…

– Она не болит, – обронил он, не повернувшись в ее сторону даже на дюйм.

– Прошу прощения? – пробормотала она, захваченная врасплох.

– Нога. Сейчас она не болит.

– Вот как?

Ее так и подмывало заметить, что она его ни о чем не спрашивала, но Сара вовремя вспомнила о хороших манерах.

– Это от вина, полагаю, – выдавила она наконец.

Он хоть и выпил совсем немного, но перед этим говорил, что вино помогает облегчить боль, так кто она такая, чтобы в этом сомневаться?

– Ее трудно сгибать, – сказал он, взглянув на нее в упор своими невероятно зелеными глазами. – На случай, если вам это интересно.

– Конечно, нет! – выпалила она.

– Лгунья, – тихо возразил он.

Сара ахнула. Конечно, она солгала, но это все из учтивости! А вот назвать ее лгуньей уж точно невежливо.

– Если хотите расспросить меня о ране, – предложил Хью, подцепив вилкой маленький кусочек торта, – не стесняйтесь.

– Скажите, – резко спросила Сара, – пуля вырвала большие куски плоти?

Он поперхнулся тортом, что вполне ее удовлетворило.

– Приличные.

– А конкретно?

Казалось, он едва сдерживает улыбку, а это не входило в ее намерения.

– Я думаю, не меньше пары кубических дюймов, – глянув на свою ногу, ответил Хью.

Она скрипнула зубами. Какой нормальный человек мерит собственную плоть в кубических дюймах?!

– Размером примерно с мелкий апельсин или с очень крупную клубнику, – уточнил он снисходительно.

– Я знаю, что такое кубический дюйм.

– Не сомневаюсь.

И, как ни странно, этот ответ был совсем не снисходительным.

– Вы повредили колено? – продолжила Сара расспросы, потому что, черт бы все побрал, умирала от любопытства. – Именно поэтому оно не сгибается?

– Я могу его согнуть – правда, не очень хорошо, и нет, оно не повреждено.

Сара помолчала несколько секунд, потом процедила сквозь зубы:

– Почему же вы в таком случае не можете его согнуть?

– Мышца. Подозреваю, она не растягивается как следует, учитывая, что в ней отсутствует два кубических дюйма… как вы это назвали… ах да, кусок плоти.

– Вы сами предложили спрашивать…

– Совершенно верно.

Сара сжала губы. Неужели он пытается заставить ее почувствовать себя полной идиоткой? Если и существуют в обществе какие-то официальные правила относительно того, как должна вести себя благородная дама по отношению к частично искалеченному мужчине, то ее им не учили. Однако Сара была совершенно уверена, что полагалось делать вид, будто не замечает его увечья, при условии, конечно, что ему не требовалась помощь. А если требовалась, ей полагалось заметить его хромоту, потому что было бы непростительным бесчувствием стоять в стороне и наблюдать, как он пытается встать. Но и тогда задавать вопросы наподобие таких, почему он не может согнуть ногу, просто неприлично.