– Не нравится мне, что вас поселили в этом старом донжоне, – сказала Дебора. – Замок переполнен людьми, а в этой башне царит тишина. Зачем Ричард поместил вас отдельно ото всех?

– Потому что я больна, и болезнь моя заразна, – улыбнулась Анна. – К тому же мой супруг побаивается меня и опасается скандала.

Она еще какое-то время не могла уснуть. Окно было открыто, стояла душная сентябрьская ночь. Все предвещало грозу. Анна слышала, как смолкла музыка, как стали расходиться гости. Вскоре все стихло. Королева не заметила как уснула.

…Она проснулась, интуитивно почувствовав опасность. Яркий свет сначала ослепил ее, а потом она едва не вскрикнула. Перед ней с горящим канделябром в руке стоял король.

В первый миг ей даже показалось, что повторяется кошмар жуткой ночи после коронации. Полумрак, и этот странно улыбающийся человек с огнем в руках. Однако теперь улыбка короля была не хищной, а скорее приветливой. Анна знала, сколько у этого человека масок, и они уже не скрывали от нее сущности таящегося за ними чудовища. К тому же на Ричарде был опушенный мехом халат с серебряной опояской, и это окончательно прояснило Анне цель его визита.

Она рывком села.

– Не кажется ли вам, Ричард, что вы несколько злоупотребили вином во время банкета? Иначе вам и в голову не пришло бы, что я могу принять вас.

Ричард, продолжая улыбаться, поставил канделябр на столик у кровати. Отступил в тень и, окинув взглядом гранитные стены старой башни, глубоко вздохнул.

– Я называю Ноттингем замком печали. Никогда в жизни мне не доводилось пережить такую боль и отчаяние, которые я познал здесь, когда гонец привез с Севера известие о кончине нашего мальчика. А ведь перед этим лекари говорили, что он был почти здоров. Я всей душой верил, что он поправится окончательно. В детстве я тоже был слабым ребенком, но это не помешало мне справиться с недугами и даже стать королем. Перед моим сыном лежала более легкая дорога, однако Господь возлюбил его более нас с вами, Анна.

Королева сидела на постели, натянув одеяло до подбородка, и с мрачным видом наблюдала, как ее супруг, прихрамывая, меряет шагами опочивальню. На минуту он остановился у окна, за которым порывами шумел ветер. Полоснула молния, осветив неровные плечи короля, его длинные гладкие волосы. Анна сжала зубы. Как ненавидела она этот мучительно знакомый силуэт венценосного калеки!

Ричард осторожно закрыл окно.

– Будет гроза, – сказал он, поворачиваясь к королеве. – Во время грозы у нас бывали самые лучшие ночи, не правда ли, дорогая?

– Если вы надеетесь, что стихия заставит меня открыть вам объятия, то глубоко заблуждаетесь. Уходите, Ричард. Уходите, если не хотите, чтобы я подняла на ноги весь замок.

Теперь Ричард глядел на нее с печальной нежностью.

– Зачем вы так жестоки со мной? Разве общее горе не должно было бы объединить нас? Разве не в объятиях друг друга нам надлежит искать утешения?

– Но я ведь отрава, милорд?

– Я сказал это, не подумав, в приступе ярости. Однако в глубине души я по-прежнему люблю вас, Анна.

Он увидел, как Анна брезгливо поморщилась. Она уже давно не верила ни его притворству, ни его красноречию, но Ричард тем не менее не хотел отступать. Ему необходим был новый наследник, а для этого требовалось восстановить мир между ними.

– Да, я люблю вас, Анна Невиль. Ради вас я запятнал себя преступлением… Всему этому виной опять же любовь. Подумайте, Анна, какую еще женщину так добивался мужчина?

– Ту, что принесла ему состояние и славу, – в тон ему промолвила королева и снова поморщилась. – Оставьте это, Дик. Ухватки трубадура не более вам к лицу, чем пение псалмов язычнику. И прошу – уходите. Любовь не для вас. Вы просто не знаете, что это такое.

Словно не слыша ее слов, король, прихрамывая, прошел через опочивальню и присел на край ее ложа. И хотя оно было огромно и супругов разделяло достаточное пространство, Анна торопливо отодвинулась на противоположный край и подобрала под себя ноги. Помимо ненависти и омерзения, она стала испытывать страх. Этот человек был чудовищем, он был способен на все.

Но король внезапно оставил свои нежные уверения. Одну и ту же овцу два раза не острижешь, Анна отлично научилась распознавать его игру. Ричард заговорил о заключенном сегодня договоре и стал посвящать супругу во все его подробности, коснувшись вопроса о брачном союзе его племянницы крошки Энн Суффолкской и принца Якова Шотландского. Затем он перешел к вопросу о продолжении династии и сказал, что уже подумывает о том, кому передать корону. Шотландцам он заявил, что трон, возможно, перейдет к его племяннику Джону Ла Полю, и это привело их в восторг. Хотя разумнее было бы сделать наследником другого племянника, Эдуарда Кларенса. По крайней мере, он сын второго из Йорков, акт же, по которому он потерял права на корону, всегда можно отменить. Ричард сделал вид, что не замечает насмешливого взгляда королевы, и продолжал говорить. У него де есть еще один вариант: он хочет предложить парламенту узаконить его сына Джона. Такое уже бывало, и разве тот же самый злосчастный Генри Тюдор и вся его родня не были признаны законными потомками Джона Гонта, хотя и рождены вне брака?

Королева демонстративно зевнула.

– Одна маленькая деталь, милорд: Бофоры были узаконены после того, как Гонт женился на их матери. Но, насколько я знаю, мать маленького Джона Бланш Уэд уже скончалась, да и вряд ли она когда-нибудь стала бы достойной королевой.

– Так вам все известно? Впрочем, Джон похож на свою мать, и вы могли догадаться. Что же мне тогда остается? Ваша реакция, дорогая, ясно дает мне понять, что у меня есть лишь один выход. Мы должны постараться зачать законного наследника.

И он не спеша стал развязывать серебряную опояску. Анна окаменела и не могла вымолвить ни слова. Ричард улыбнулся.

– Черт возьми, дорогая, мне всегда нравились ваши распущенные волосы.

– Остановитесь, Ричард! – почти взвизгнула Анна, подскочив на кровати. – Вы и пальцем до меня не дотронетесь. Иначе, клянусь всеми святыми, я буду так кричать, что сюда сбегутся люди.

Ричард невозмутимо сбросил халат. Теперь он стоял перед ней в одной ночной рубахе до пят.

– Зачем? Разве вы не моя жена и не должны подчиняться мне? Вспомните ваши брачные обязательства перед лицом самого Бога, когда нас обвенчали в Сент-Мартин Ле Гран.

– Ваши чудовищные преступления освободили меня от всяких обязательств. Предупреждаю, Дик: один ваш шаг, и я пойду на все.

– Признаюсь, я ожидал чего-то подобного, – кивнул король.

– Это делает честь вашей сообразительности! А теперь – убирайтесь! Ибо всем, что есть в этом мире святого, я клянусь, что скорее умру, чем позволю вам овладеть мною. Я буду бороться до тех пор, пока сюда не сбегутся слуги. Посмотрим, хватит ли у вас хладнокровия исполнить свои супружеские обязанности в присутствии охранников, камеристок и лакеев.

Она вскочила на кровати, прикрываясь, как щитом, вышитым покрывалом. Глаза ее горели словно у дикой кошки. Ричард хладнокровно улыбнулся.

– Я сказал, что ожидал подобной реакции. Поэтому и отослал из башни всех слуг, дам и пажей, и даже охрану оставил лишь у нижнего входа. Так что ваши крики никого не призовут, разве что еще раз выставят вас на посмешище как строптивую особу. Однако надеюсь, до этого не дойдет. Если же вы все-таки будете упорствовать, я позову своих верных подручных, и они будут вас держать. Да, да моя королева, я покрою вас в распятом виде и в присутствии моих людей. И, клянусь небом, я сделаю это ради блага короны и династии!

– Что ж, тогда можете сразу бежать за подмогой, мой храбрый Дик! Но вы забываете, что если даже башня и пуста, то в ней остаются окна, и, пока вы будете отсутствовать, я подниму такой крик, что, ручаюсь, среди английской знати, которую вы собрали здесь, найдутся люди, которых заинтересует, что могло так напугать королеву. Я скорее выброшусь из окна, чем стану принадлежать вам! Посмотрим, что тогда скажут о короле Англии, в списке жертв которого окажется и его собственная жена. Я уж не говорю о шотландцах, которым будет что порассказать по возвращении ко двору Якова III.

Теперь Ричард не улыбался. Идя сюда, он ожидал сопротивления, но надеялся, что долгое одиночество и страх за дочь уже укротили Анну. Он специально дал ей ощутить в Ноттингеме, чего она была лишена, – поклонения, роскоши, блеска. Когда Анна была еще герцогиней Глостер, она любила свет, теперь же ее ничего не интересовало. Глядя на эту дикую кошку, он понял, что поторопился, явившись к ней именно сейчас, когда переговоры не окончены и замок полон аристократов, во многих из которых он не уверен. Но все же Ричард не хотел отступать. Дать этой женщине хоть раз одержать над собой верх – этого он не мог позволить. Через силу он заставил себя улыбнуться.

– Сейчас вы говорите сущие глупости, Анна. Я никогда не поверю, что вас так мало волнует честь Англии, что вы готовы запятнать ее семейным скандалом королевской четы.

– Честь Англии запятнана с того момента, когда в Вестминстере короновали узурпатора.

Теперь лицо Ричарда исказилось гримасой ярости.

– Рядом со мной тогда стояли вы, Анна Невиль! С тех пор вы королева, и ваш долг дать королевству наследника. И я имею на вас все права, вы обязаны подчиниться мне.

В следующий миг он рванул из ее рук покрывало с такой силой, что она чуть не упала. Ей удалось соскочить с кровати, и, прежде чем Ричард схватил ее, Анна, не помня себя, кинулась прочь.

Старая башня Ноттингема и в самом деле была пуста. Ни звука, ни огонька. Босая, в одной рубахе, с развевающимися волосами, королева бежала, сама не зная куда, распахивая одну дверь за другой. В темноте она натыкалась на мебель, на углы каменных подпор. Позади слышались неровные шаги короля, его тяжелое дыхание. Он был в бешенстве, оттого что из-за хромоты отставал от нее. Она же хотела лишь одного – спастись, а что будет потом, ее не занимало.