– Я бы просила позволить нам с Кэтрин посетить Нейуорт.

Ричард помолчал.

– Хорошо. Однако…

– О, не чините препятствий своему великодушию, Ричард!

Она села, сжав руки. При свете ночника Ричард видел ее миндалевидные глаза, каштановые рассыпающиеся волосы, сползшую с плеча кружевную оборку сорочки. И хотя Ричард только что обладал Анной, он вновь испытал желание, но сдержал себя. Он старался избегать излишеств во всем. Он еще помнил, как бесстыдно она вела себя с ним, когда он овладел ею, сонной, в их брачную ночь. Словно солдатская шлюха на сеновале. Стонала и извивалась. Похоже, что этот Майсгрейв развратил ее вконец.

– Я не сказал, что не позволю вам. Вы поедете в Нейуорт. Однако не тогда, когда вы в положении и долгий переезд может пагубно сказаться на плоде.

Когда он уснул, Анна еще долго ворочалась с боку на бок. При мысли о поездке в Нейуорт ее охватывало радостное волнение. Она так соскучилась по Гнезду Орла, по всем его обитателям! О, ей необходимо попасть туда, помолиться над могилами мужа и сына, пройти по старым куртинам замка, взглянуть, все ли в порядке в родовом гнезде Майсгрейвов. Пусть Кэтрин и получила новое имя, но Гнездо Орла – ее наследственное владение, и хорошо бы им вдвоем снова вдохнуть сырого, прохладного воздуха Мидл Марчеза с площадки донжона Гнезда Орла.

И хотя впереди Анну ждало рождение наследника Глостера, она буквально со следующего дня стала готовиться к поездке в Нейуорт. Торговцев, привозивших в Мидлхем товары, она нагружала заказами, прикинув, что и кому из обитателей Гнезда Орла хотела бы подарить. Своей милой Молли она привезет несколько штук добротных тканей и чепец из самого тонкого голландского полотна, который так пойдет к ее светлым волосам. Для отца Мартина Анна заказала изданные в Лондоне «Жития святых» в богатом переплете. Для Оливера прибыли из Йорка пара толедских гнутых шпор с колесиками, чтобы не ранить бока лошади, и длинный кинжал из голубоватой шеффилдской стали с позолоченными бороздками на клинке. Готовила она подарки и для Агнес Постоялый Двор, и для ее сына, и для солдат, и для странной девочки Патриции, которая наверняка уже выросла и, насколько помнит Анна, обещала стать прехорошенькой. Об этой поездке Анна думала беспрестанно и даже в снах видела свое возвращение домой, радостные лица своих людей. Часто среди них мелькало и лицо Филипа, и она, просыпаясь, решала, что эта поездка будет также и встречей с ним, ибо она еще ни разу не преклоняла колени у его могилы. И только Дэвида она не видела никогда. Мальчик бесследно исчез, растворился навек в жутком грохоте порохового взрыва…

«Все, что было Дэвидом, стало землей Нейуорта, склоном скалы, новой стеной, охраняющей Гнездо Орла. Могу ли я не поехать туда, не прикоснуться ко всему?»

Однако вскоре пришел день, когда ей пришлось отказаться от своих планов и надежд.

В начале лета в Мидлхем прибыл с границы рыцарь. Он был в полном воинском облачении: в кольчуге, наплечниках из наложенных одна на другую пластин, с наборного пояса свешивался меч. В то время в Йоркшире царил мир, и, кроме латников герцога, в Мидлхеме никто не носил оружия, поэтому рыцарь во всеоружии привлек к себе общее внимание.

Он вступил в большой зал замка и велел доложить о себе герцогу. Было послеобеденное время, и слуги суетились, убирая со столов, изредка с интересом поглядывая на стоявшего у колонны рыцаря. Он отбросил капюшон оплечья, и на его плечи упали длинные, совершенно белые волосы. Лицо его было загорелым, худощавым, с глубокими следами от былых ран. Но больше всего их любопытство вызывал стальной крюк вместо правой руки, который рыцарь привычным движением зацепил за пояс.

В это время распахнулась дверь в центре зала и по полированным ступеням неспешно спустился начальник стражи герцогини Джон Дайтон. Завидев его, однорукий воин мгновенно преобразился. Флегматичное лицо его вспыхнуло, рот искривила недобрая гримаса, глаза сверкнули. Торопливо пройдя через зал, он загородил Дайтону дорогу.

– Вижу, ты тоже носишь золоченый пояс, Джон, – грубо сказал он. – И хотя я охотнее без лишних слов вспорол бы тебе брюхо как предателю, я вынужден вызвать тебя на бой!

С этими словами он стащил крюком перчатку со здоровой руки и с размаху швырнул ее в лицо Дайтону.

Все взоры устремились в их сторону. Джон Дайтон был уважаемым человеком, ему кланялись при встрече, а этот рыцарь в простых доспехах нанес ему неслыханное оскорбление.

У Дайтона исказилось лицо от гнева.

– Оливер! Пес! Мальчишка! Да я уложу тебя на месте!

Он схватился за рукоять меча, но однорукий рыцарь, с удивительным проворством опередив его, уже выхватил меч левой рукой. Истошно завопила какая-то женщина, стражники кинулись разнимать противников, стремясь предотвратить кровопролитие. А эти двое, ругаясь на чем свет стоит и вырываясь из рук охранников, готовы были тут же скрестить мечи.

– Что здесь происходит? – вдруг прозвучал властный женский голос.

Наверху лестницы появилась герцогиня Глостер. Заметив ее, однорукий буквально остолбенел.

– Миледи Анна?

Теперь и герцогиня от изумления не могла вымолвить ни слова.

Рядом с Анной появилась принцесса Кэтрин.

– Нол! – закричала она. – Мой славный Нол![50]

Сбежав по лестнице и растолкав солдат, девочка повисла на шее у молодого рыцаря.

Он растерянно взглянул на нее и попытался улыбнуться.

– Кэт? Что, спрашивается, вы и леди Анна делаете при дворе Ричарда Глостера?

Теперь опомнилась и Анна.

– Кэтрин, немедленно оставьте в покое Оливера Симела. А вам, сэр, я искренне рада и готова принять тотчас же.

Анна велела стражникам отпустить нарушителя порядка и, взяв его под руку, провела в небольшую отдельную комнату. Здесь она радостно сжала его здоровую руку, глаза ее засияли.

– Оливер! Мой милый Оливер!

Но рыцарь, неожиданно отступив на шаг, окинул недоуменным взглядом эту нарядную величественную даму, которая так распоряжалась в замке Ричарда Глостера.

– Ради всего святого, леди Анна, объясните, что все это значит? Мы в Нейуорте получили известие, что вы с Кэтрин живете в монастыре и как будто даже собираетесь принять постриг.

– Так и было, Оливер. Мы долгое время провели в обители Сент-Мартин Ле-Гран, и я в самом деле подумывала о том, чтобы стать монахиней. Но с того времени многое переменилось. Я… Я стала женой Ричарда Глостера.

Воцарилось тягостное молчание. Анна смотрела на своего давнего друга, и ей казалось, что Оливер все дальше и дальше отдаляется от нее. Лицо его на глазах каменело.

– Что ты молчишь, Оливер? – почему-то шепотом спросила Анна, стараясь унять нервную дрожь.

Молодой человек отвел глаза, а затем выдохнул.

– А что делает здесь Джон Дайтон?

– Дайтон? – не сразу поняла Анна. – Герцог Ричард назначил его комендантом Мидлхема. Но, Оливер, почему ты так смотришь на меня? Что все это значит? Неужели в Нейуорте ничего не знают о переменах в моей судьбе? Разве ты не ко мне прибыл?

– Нет, – спокойно ответил рыцарь. – Я прибыл к герцогу Ричарду, чтобы сообщить о положении на границе.

В этот момент в дверь постучали. Анна была в таком смятении, что не сразу откликнулась. Оливер шагнул к двери и распахнул ее.

Роберт Рэтклиф, окинув их подозрительным взглядом, учтиво поклонился.

– Прошу прощения, но его светлость немедленно требует к себе этого молодого рыцаря.

Оливер тут же, не оглядываясь, вышел.

– Нол! Я буду ждать тебя в большом зале. Мы еще поговорим. Я все объясню.

Дверь захлопнулась.

Анна была обескуражена поведением молодого Симела. Он был другом из числа самых близких, и мало кому она была бы так рада, как ему. Его холодность задела ее. Разумеется, он растерян и удивлен, узнав, что она супруга Ричарда, однако это вовсе не означает, что он имеет право в чем-то ее винить. Ко всему еще и это странное известие, что в Нейуорте до сих пор считают, будто они с Кэтрин по-прежнему живут в монастыре. Пограничье – отдаленный край, слухи туда доходят очень нескоро, однако должен же был Ричард сообщить обитателям крепости, что их бывшая хозяйка вновь вышла замуж?

Обо всем этом Анна размышляла, сидя в нише окна и машинально вертя в руках клубок шерсти. Клубок несколько раз падал, откатываясь в сторону. Крохотный карлик бегал за ним, по-кошачьи мяукая, приносил, забавно подпрыгивая и заглядывая госпоже в глаза, но та смотрела словно сквозь него. Когда кто-то спускался по лестнице, она замирала, потом вновь принималась теребить клубок.

В какой-то момент она справилась у придворной дамы, где маленькая леди Кэтрин. Та ответила, что ее и принца Джона Уильям Херберт взял с собой на рыбную ловлю. Анна удовлетворенно кивнула. Когда ее дочь с Уильямом, она всегда спокойна. К тому же импульсивная Кэтрин в присутствии Оливера может забыть о своей роли и сболтнуть что-нибудь лишнее. Анна вовсе не хотела, чтобы девочка навлекла на себя недовольство герцога. Ричард обычно бывал с Кэтрин приветлив, но в последнее время все чаще сухо обрывал ее болтовню и ставил на место, приводя в пример более уравновешенного Джона. В результате девочка начала побаиваться Ричарда и уже не испытывала к нему былой привязанности.

Со двора долетал стук молотков, слышался визг пилы – там возводили новую замковую часовню. Потом донесся неистовый лай Пендрагона, и Анна увидела, как в дверях появилась маленькая фигурка Джона Глостера. Мальчик бесцеремонно тащил дога за ошейник. Он успел сдружиться с добродушным гигантом, и стоило только Кэтрин оставить пса, как Джон тут же принимался с ним играть. Увидев мачеху, Джон, улыбаясь, направился к ней. Пендрагон вырвался и, подбежав к хозяйке, уткнулся огромной мордой ей в колени.

– Джонни, разве ты не с Кэт?

Мальчик, сияя, приблизился и подставил лоб для поцелуя.

– Нет, миледи. Она осталась с сэром Уильямом на лугу, чтобы попрощаться с тем одноруким рыцарем, который был сегодня у отца.