Анна повернулась к интенданту замка.

– Вас следовало бы подвергнуть публичной порке, за то как вы следите за этим замком. Мы проехали большую часть моих владений, но нигде не нашли такого запустения.

Толстяк с перепугу рухнул на колени.

– О добрейшая госпожа, разве вам не ведомо, что Мидлхем по приказу герцога Глостера должен быть превращен в тюрьму? Поэтому мне велено следить только за тем, чтобы в порядке были его подземелья, а никак не жилые постройки.

Анна несколько минут глядела на интенданта, не в силах вымолвить ни слова. Превратить такую крепость, как Мидлхем, в узницу?.. У нее перехватило дыхание. Ведь Ричард когда-то жил здесь, тут он впервые научился владеть оружием, впервые взнуздал своего первого коня. Здесь под патронатом Делателя Королей прошло его детство, а он пожелал сделать этот дом темницей. И в душе молодой женщины шевельнулась совсем уже нехорошая мысль: «Ричард всегда ненавидел моего отца. Как и Уорвик его. Возможно, превращая теперь дом своего былого воспитателя в тюрьму, Ричард мстит давно умершему графу…»

Она побоялась додумать мысль до конца. Ведь если Глостер так долго таил злобу к Уорвику, что он должен испытывать к ней, дочери графа, его любимице, которая ныне во всем зависит от милостей своего господина и супруга? В душе ее шевельнулся гнев. Мидлхем принадлежит именно ей, Анне, и даже муж не имеет права по своему усмотрению распоряжаться ее наследством!

И она решилась. Будь что будет, но она не отдаст Ричарду Мидлхем. Здесь будет ее дом! И непререкаемым тоном Анна тут же начала давать указания Меткалфу: следует закупить у городских торговцев мебель, а также ковры, перины, постельное белье, полсотни серебряных канделябров. Пусть наймет стекольщиков, столяров, резчиков по дереву, каменщиков. Она велела ему не скупиться, отбирать лучших мастеров и покупать самые хорошие товары.

Весь остаток дня Анна была занята обследованием замка. Она желала увидеть все: донжон, сад, конюшни, оранжерею, галереи и переходы. У нее светлели глаза, когда она представляла себе, как все это будет выглядеть в недалеком будущем. Ее слуги и фрейлины разбрелись по своим покоям, им тоже передалось возбуждение герцогини.

В некоторых помещениях они находили забытую мебель: резные скамьи или табуреты, круглый столик на массивной подставке или напольную вазу – подобие древней амфоры. Но подлинным открытием оказалась древняя кровать черного дерева в обширной спальне. Она была настолько огромной, что в ней могло поместиться полдюжины человек. Необъятное резное ложе покоилось на деревянных львах и было, как в древности, окружено полированной балюстрадой, а панели украшены рельефами с изображением листьев и цветов.

Анна разглядывала кровать, самую большую из тех, какие ей доводилось когда-либо видеть, и ей казалось, что она вспоминает себя, кувыркающуюся на ней, или видит обложенную подушками угасающую женщину – свою мать. Мать!.. Анна дала слово, что нынешним же вечером посетит аббатство, где покоятся ее останки, и закажет заупокойную службу.

Придворные дамы поражались, откуда в их госпоже столько неукротимой энергии. Старый повар не обманул, заверив, что угостит всех на славу, и если покои Мидлхема были в заброшенном состоянии, то о закромах и кладовых замка раздобревший интендант позаботился на славу. Даже недовольную всем Матильду Харрингтон удовлетворили приготовленные им блюда: густая похлебка из сушеных грибов, рис с орехами и изюмом, щучий паштет, анчоусы, тушеные угри, фаршированная форель, сочные креветки, несколько видов жареной рыбы, большой круглый пирог с затейливой начинкой. Старый повар питал явное пристрастие к пряным соусам, которые так обжигали нёбо и язык, что их то и дело приходилось запивать вином, элем или сидром. Некоторые придворные дамы захмелели до того, что принялись откровенно заигрывать с конюшими и стражниками. Им нравилась свобода, окружавшая герцогиню, ради этого они готовы были смириться с тем, что первую ночь в этом огромном замке за неимением кроватей придется провести на соломе. Одна лишь чопорная леди Матильда сидела с недовольно поджатыми губами на противоположном конце стола, не сводя сверлящих глаз с герцогини, отдававшей должное острым блюдам.

Всю следующую неделю Анна была страшно занята, но чрезвычайно довольна. Возможно, в глубине души она сознавала, что это последняя капля свободы, которая ей дана судьбой. Что дальше? Смирится ли Ричард с ее самоуправством или им предстоит борьба? Она побаивалась мужа, он все еще оставался для нее сумеречной тайной, которую она отнюдь не стремилась разгадать, интуитивно чувствуя, что здесь могут крыться страшные опасности и разочарования, и потому старалась не думать о приезде Ричарда Глостера, всецело отдавшись повседневным хлопотам.

В замке было шумно, дымно, суетились люди, пахло потом, сырой известкой недавно побеленных стен, на рогатые чепцы дам оседала копоть. Анна, в простом шерстяном платье и переднике, сама следила за всем. Слышался стук молотков, смех, клубилась пыль, и потревоженные в старых башнях летучие мыши с писком вылетали в слуховые окна.

По утрам же, едва лучники трубили зарю, она отправлялась с Уильямом на соколиную охоту. Окрестные долины и болотистые низменности изобиловали дичью, и Анна пылала охотничьим азартом, спуская сокола на стаю уток или следя, как кречет одним ударом сбивает на землю цаплю. Порой к ним присоединялся кто-то из местной знати, и тогда к завтраку в замок возвращалась шумная кавалькада. Местные дворяне спешили в Мидлхем, чтобы представиться герцогине.

Мало-помалу в покоях Мидлхема появились чудесная мебель из орехового дерева, огромные, от потолка до пола, гобелены с искусно вытканными сценами охоты, массивные настенные подсвечники из литого серебра. В большом зале герцогиня намеревалась украсить стены фресками, в малом – повесить шпалеры и драпировки, а пол спальни покрыть бархатистыми коврами с золотым шитьем и сдвоенной каймой из мелкого жемчуга.

Уильям Херберт оказался отличным помощником, этот мальчик с мечтательными глазами и лицом архангела обладал цепким практичным умом. Анна прислушивалась к его замечаниям, а если Уильям брался за какое-то дело – будь то размещение людей или доставка в Мидлхем охотничьих соколов, – он справлялся с ним так, что Анна всегда оставалась довольной.

Однажды, в конце недели, фрейлины и придворные Анны собрались во дворе замка. У всех было приподнятое настроение, паж обнес присутствующих легким элем, а затем середину двора расчистили, и началась игра в жмурки.

Анна, которая по своему положению не имела права принимать участия в таких забавах, сидела на высоком крыльце и лакомилась острой лососиной, не обращая внимания на пристальный взгляд Матильды Харрингтон. Она лишь весело хохотала, когда капитан лучников сгреб в охапку и расцеловал упирающуюся и пытающуюся сдержать смех Эмлин Грэйсток, дочь одного из первых рыцарей Йоркшира, или когда молоденькому аббату, надушенному, словно светский щеголь, довелось коснуться губами румяной щеки перезрелой местной красавицы, уже трижды овдовевшей и теперь хищно подыскивавшей четвертого кандидата в супруги.

Уильям Херберт не принимал участия в игре. Сидя на ступенях, он небрежно перебирал струны лютни. Однако, когда пришлось водить Джеральдине Нил, лукавая малышка фрейлина направилась прямо к нему, сделав вид, что все это чистая случайность. Уильяму ничего не оставалось делать – играющие с шумом и хохотом требовали поцелуя. Но когда Джеральдина с улыбкой подставила ему губы и закрыла глаза, юноша лишь слегка коснулся ее лба. Играющие разочарованно загудели, кто-то захихикал, а Джеральдина, поняв, что ею пренебрегли у всех на глазах, вспыхнула и, подхватив юбку, кинулась прочь. Анне стало жаль девушку, она передала поднос с кусочками лосося леди Матильде и направилась в замковый сад, где и нашла свою фрейлину рыдающей у бассейна высохшего фонтана. Анна попыталась ее утешить, но Джеральдина неожиданно вспыхнула:

– Вольно же вам так говорить, миледи! Все давным-давно заметили, что Уильям глаз не может от вас отвести и, как щенок, кидается выполнять любую вашу прихоть.

Анна пожала плечами.

– Вздор! Уильям Херберт предан мне, и только. А вам нечего лить слезы, Джеральдина. Так или иначе, но молодой Херберт, наследник графства Пемброк и обручен с сестрой королевы. Вы только роняете свое достоинство и рискуете добрым именем, заигрывая с ним.

Джеральдина сжала кулачки и с вызовом взглянула на герцогиню.

– Уж вы-то, наверное, не рискуете ничем, когда по полдня где-то пропадаете вместе с ним и далеко не всегда в сопровождении свиты.

Анна слегка отшатнулась, потом сказала негромко, безо всякого выражения:

– Я бы разгневалась на вас, Джеральдина, если бы не помнила, что в ваши годы сама нередко поступала неразумно. Но, клянусь небом, если подобное повторится, я буду вынуждена отказаться от ваших услуг, юная мисс.

Она вернулась во двор, но настроение было вконец испорчено. Кликнув Пендрагона, Анна через боковую калитку отправилась к реке. Впрочем, она недолго оставалась в одиночестве. Вскоре к ней присоединился Уильям. Он бросил на прибрежную траву свой плащ и, когда Анна села, устроился на склоне немного в стороне от нее, наигрывая на лютне. Этот юноша обладал удивительной способностью быть ненавязчивым, оставаясь в то же время рядом.

Вечер был удивительно тихим, солнце село. Небо было зеленовато-лиловым, лишь за холмами розовели последние отблески заката. Над рекой клубился легкий туман, и кровли отдаленных хижин напоминали темнеющие стога. В камышах у реки громко квакали лягушки да каркали, устраиваясь на ночлег, вороны на башнях Мидлхема. Анна машинально теребила пучок травы.

– Уильям! – окликнула Анна Херберта.

Тот опустил ладонь на струны и повернулся к ней. В сгущающихся сумерках его волосы выделялись светлым пятном.

– Уил, вы были в Понтефракте, когда туда перед отъездом на Юг прибыл герцог? Была ли с ним маленькая черноглазая девочка со светлыми кудряшками?