— Чай стынет, — в сторону произнесла я.

Придвинулась ближе к столу, схватилась за чашку и стала рассказывать про отца. Как обнаружила его на полу, как бродила в пустом коридоре больницы. Глеб уселся рядом, не перебивал и внимательно слушал. Я передала всё что сказал главврач, одновременно поедая торт, почти не чувствуя его вкуса, машинально отламывала вилкой и направляла в рот. С куском и рассказом было покончено одновременно. Я почувствовала тошноту и попросила:

— Уходи, пожалуйста, я устала.

— Юль, чем я могу помочь? Может нужны какие-то лекарства?

— Ничего не нужно. Уйди, я прошу, прямо сейчас.

Глеб растерянно на меня посмотрел, встал. Прихватил свою чашку, определил в раковину и двинул на выход. Уже одетый, выглянув в дверной проём, попросил:

— Обещай, что позвонишь если потребуется помощь.

— Я позвоню, иди.

Дурно мне становилось не на шутку. Бросилась в туалет, едва закрылась за Глебом дверь. Торт просившийся наружу сгибал пополам, сжимал внутри тугим спазмом. Рвало меня недолго, но впечатляюще. Впрочем, уже через пять минут чистила зубы, с упреком глядя на отражение: идиотка, кто ест торты на голодный желудок?

Поставила на телефоне будильник и отыскала в аптечке снотворное, выпила сразу пару таблеток. В дверь постучали. «Я же просила!» — простонала я, решив, что вернулся Глеб. Оказалось — курьер. Дверь открыла не сразу, раздумывая стоит ли в принципе её открывать, памятуя визит предыдущего курьера.

Этот не таил никакой опасности. Всего лишь корзина цветов от Артемия.

«Сёма прав, я действительно болван. Болван, привыкший всё контролировать. Прости.

Р.S. Прошу, подумай над моим предложением. Я буду ждать до 17–00 завтрашнего дня»


Снотворное подействовало не сразу, я задернула шторы и долго вертелась юлой. Натиск роившихся мыслей, никак не желал из захламленного чердака превращаться в идеально упакованный багаж. Сон принял меня в свои объятья неожиданно и внезапно. Когда я вновь открыла глаза, часы показывали без четверти шесть. Произвела нехитрые подсчеты, выяснив; спала почти четырнадцать часов.

На трудовую вахту собиралась неспешно: приняла душ, позавтракала, но всё равно умудрилась заступить первая. Кивнула сонному охраннику на входе и бодро прошествовала в свой кабинет. Включила компьютер, проверила почту и вскоре наметила план на ближайшую неделю. Уже завтра можно приступать к реанимации кабинета Артемия. Сегодня ночью он улетает. Я ведь не стану его задерживать. А стала бы, если б отец был здоров? Я задумалась, почесала бровь и откинула карандаш: смысл теперь съедать себе мозг!

Вскоре офис мерно загудел, народ прибывал, занимая рабочие места, наполняя попутно свои чашки кофе и делясь лучшими моментами ушедших праздников. Мне по части праздников делиться нечем, но Светлана Юрьевна решила иначе и вскоре возникла в пока ещё моем кабинете.

— Привет, подруга! Давай, колись, как на бал съездила. Слово то какое, — закатила она глаза, — бал! А ты, должно быть, хренова золушка, — засмеялась Светка. Плюхнулась на диван и подмигнула: — Принц как, не оплошал? Хотела тебе ещё вчера позвонить, но не шмогла — валялась пластом. До пяти утра в клубе танцевали.

— Не бережешь ты себя, — посетовала я в шутку и попросила: — Света, я тебе сейчас кое-что скажу, только прошу не охать. Иначе я вновь размякну, чего бы мне очень не хотелось.

— Господи! Ты меня пугаешь. Что опять? — Я укоризненно глянула на неё, она вскинула вверх обе руки, в жесте сдаюсь: — Всё-всё, больше не буду.

Я встала, отвернулась к окну, так мне проще давались слова, и заговорила:

— Мой отец попал в больницу. Инсульт. Сейчас он находится в вынужденной коме, но врач даёт положительные прогнозы. К нему пока не пускают, обещают примерно через неделю. Впереди сложнейший восстановительный период… Я это к чему, — повернулась я. — Если тебе снова предложат мою должность, не вздумай отказываться. Соглашайся, не раздумывая. Прогнозов давать не хочу, но сомневаюсь, что буду успевать выполнять все обязанности.

Подружка, за что её и люблю, уважительно отнеслась к моей просьбе и обошлась без ненужных стенаний. Брякнула непечатное слово, закусила губу, пожевала её и задала пару уточняющих вопросов касаемо отца. Вопрос с должностью, по её настоянию, оставили открытым до нового проявления начальства. Вскоре мы разошлись по своим рабочим местам, в том смысле, что Светка ушла к себе, договорившись встретиться за обедом.

Я сделала несколько звонков, большинство из которых порадовали, расстроили лишь поставщики мебели: новые дверцы шкафа ещё задерживались в пути. Да и тут особо огорчаться не стоило, впереди полно отделочных работ, авось успеют. Дождалась одиннадцати — решила для себя звонить в это время — и набрала номер больницы.

— Я вас помню, — заявила мне сестра на том проводе, как только поняла кто я и по какой нужде беспокою. — Я на сутках была, когда отца вашего привезли. Состояние пока без изменений, но это скорее хорошо, чем плохо. Сейчас главное избежать рецидива.

— А такое бывает? — переполошилась я. Сестра вероятно поняла, что сболтнула лишнего и поспешила заверить:

— Никто не застрахован, но страшиться и накручивать себя не нужно. Звоните завтра.

Она сослалась на занятость и положила трубку, а я подумала: странные люди эти медики, сначала пугают, а потом тут же предлагают не бояться. Подавила в себе желание бросить всё и мчаться в больницу — сомневаюсь, что из поездки выйдет существенный толк — и вернулась к работе.

Обедали втроём, уже в кафе к нам присоединилась Вика. Разговор с рабочей темы плавно съехал в трёп на личные. Как оказалось, девчонки вместе отжигали в клубе седьмого. Встреча носила спонтанный характер: Вика позвонила поздравить Светку, а та её в отместку затуманила в клуб. Девчонка, не знающая о моих бедах, смеялась, вспоминала забавные ситуации, Светка, напротив, изо всех сил старалась изменить тон беседы. Мне это совершенно не понравилось. Этак до: «в присутствии её скорбный вид и говорить только шепотом» дойдем, я повернулась к Вике и улыбнувшись поинтересовалась:

— Это в каком клубе вы были?

— Б пятьдесят два. Здоровский и контингент что надо, никаких торчков и малолеток.

Я сделала вид, что меня очень занимает эта информация, выдала: «супер» и глянула на экран мобильника:

— О-о. Ладно, девчат, я побежала, скоро ключи от объекта привезут.

Бросать подругу не стоило, но раз уж они нашли общий язык, то вполне справятся без меня, а на перекуре Вика и вовсе более подходящая компания. На самом деле о передаче ключей речи ещё не шло. Я всё ждала, когда время переместится за отметку семнадцать, чтобы написать и условиться, что ждал Артемий мне неведомо, возможно, как раз моего звонка.

В лифте закралась крамольная мысль: а не ревную ли я подружу и лишь поэтому сбежала? Вздор! Я дала им возможность обсудить проведённый досуг, проделав это максимально корректно. Развить свои идеи я так не успела — сигнализировал мобильник.

«Хотелось бы знать, что это значит…» И снизу приписка: «Это от тебя послание или твоего муженька?»

Сообщение было от Артемия, а у меня возник тот же вопрос: что это значит?

«О чём ты?», написала я, покрываясь гусиной кожей.

Дверцы лифта разъехались, оказаться наедине, в кабинете, становилось острой сиюминутной потребностью. По коридору почти бежала, а когда входила в кабинет, получила ответ. Вздохнула пару раз глубоко, пытаясь выровнять дыхание. Закрыла за собой плотно дверь, присела на диван и только после активировала экран.

Фотографии загрузились мгновенно. Артемий перещелкал распечатанные снимки, лежавшие на барной стойке его кухни. Резкости не хватало, но увиденное показалось даже забавным. До горести. Это просто какой-то затяжной, нескончаемый, глупый сон! Снимков два, на обоих Глеб целовал меня. Если не знать предыстории и финала этих поцелуев, сценарий можно додумать по-своему, тем более моё лицо с этого ракурса не выглядит слишком расстроенным. Я бы даже сказала — совсем не расстроенным.

Я зашвырнула телефон и выругалась. Мне хотелось орать, посылая всех к чертям собачьим. Артемия, Глеба, а в первую очередь этого затейника, этого злобного подрывника моей жизни, расставляющего повсюду «мины».

Возможно я так бы и сделала, если бы не одно — НО… снимки, сделанные на нашей кухне, откровенно страшили. Я схватила ключи от машины, собрала по частям телефон с пола, не пытаясь идентифицировать причинённые ему увечья, накинула шубу и бросилась вниз к машине.

Долбанная камера нашлась на верхнем шкафу кухни. Стараясь не впадать в панику, позвонила Пашке Каломейцеву, объяснила какой мне нужен замок и попросила приехать с инструментом. Закончив разговор скатилась по стене, заревела, вспомнила про камеру и стала вытирать слёзы, судорожно оглядываясь по сторонам.

Глава 22


Пашка приехал через час. Покрутился у двери, осмотрел замок и спросил:

— На фига тебе его менять не пойму? Нормальный же замок.

— Паш, ты поменяй, — настойчиво протянула я и соврала: — Отец ключи потерял, боюсь, как бы не вытащил кто. Красть особо нечего, но приятного, согласись, мало. Я заплачу.

— На что мне твои деньги.

— За замок всё равно отдам.

— Ну, за замок возьму, — почесал он макушку. — Там чек в пакете.

— Тебе помочь?

— Не. Лучше чаю организуй, не успел пообедать.

Чай я ему организовала, а ещё бутерброды с сыром и яичницу, больше потчевать нечем. Часть продуктов уже попросту требовалось выбросить из холодильника, а свежими я несколько дней не обзаводилась. Пашка оказался не избалован и яичнице очень даже обрадовался. Минул без малого час, а я имела новый замок на двери и довольного мастера в кухне, допивающего чай из огромной кружки. Я присмотрелась к нему внимательнее, но завести разговор не решилась. Если я ему покажу камеру, он сопоставит смену замка, тогда лишних разговоров и, не дай бог сплетен, не избежать. А оно мне надо? По всему выходило что нет. Я сунула ему деньги за замок и поторопила: