«— Только каким местом это тебя задевает? — съязвила себе, разумеется, мысленно и сама же ответила: — Вдруг это его разозлит, и он не даст добровольно развод».

Даст-даст, выбора у него всё равно нет. Отмечаю чей-то пристальный взгляд боковым зрением. Слегка повернула голову — Кожух Маргарита Станиславовна, наша «Генеральша». Смотрит на меня в упор и казалось глазам своим не верит. Делать вид, что я её не замечаю неразумно, как, собственно, и нестись к ней «выражать почтение», обошлась полуулыбкой и легким кивком головы. Маргарита вздрогнула, или это её так передернуло от моего приветствия, но тут же взяла себя в руки и кивнула в ответ, без малейшей тени улыбки на лице. Отвернулась к находившемуся рядом мужчине и засмеялась ему, вскинув голову.

В одиночестве я пребывала недолго. Артемий и Белых поздравили гостей, вещали что-то про планы, про созданный фонд, я слишком не вслушивалась (увлеклась созерцанием шоколадного фонтана). Далее шла пламенная речь представителя из администрации города, крепкие пожатия рук и пожелания всем приятного вечера. Сразу после торжественной части запела местная звезда, популярная не только в нашем городе, но и за его пределами, благодаря всемирной паутине.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Череда последовавших знакомств, как только Артемий вернулся, оставила меня равнодушной. В тусовке я ощущала себя чужой, да и намек о непостоянстве моего спутника изрядно подпортил настроение. Сам Артемий Яковлевич как будто это понимал и оказывал мне усиленные знаки внимания, осыпал комплиментами и не оставлял ни на минуту, всячески демонстрируя окружающим — мы пара. Я данному обстоятельству не противилась, иногда ловя завистливые взгляды окружающих женщин. Пару раз мне попадалась Кожух и, так как сталкивались мы не нос к носу, это позволяло мне делать вид, что я её не замечаю, зато я прекрасно чувствовала — она наблюдает. Её тяжелый взгляд впечатывался в спину.

Мы несколько раз танцевали с моим партнером и во время очередного кружения по залу, Артемий шепнул мне в самое ухо:

— Давай сбежим от сюда.

— А давай.

В машине до меня дошло какую глупость я сотворила, стоило лишь ему сесть ко мне опрометчиво близко и поинтересоваться где я хочу провести остаток вечера. Близостью он меня и спугнул. К более тесным отношениям я пока не готова, для этого мне нужно время, а изображать юную, скромную барышню нелепо.

— Отвези меня домой, пожалуйста, — повернулась я к нему. — Я неважно себя чувствую, слишком устала.

И для пущей убедительности откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза, демонстрируя: действительно устала. Ему ничего не оставалось, как согласиться.

Вскоре Макс припарковался у моего подъезда, сразу выйдя из машины. Шагнул в сторону, огляделся, закурил. Мы с Артемием уставились друг на друга, я подумала о том, что, если он меня больше никуда не пригласит, в сущности, будет прав. Кому нужна женщина навевающая тоску, а не разгоняющая её?

— Спасибо, мне всё понравилось. Это правда. Просто у меня сейчас, действительно не простой период…

— Тсс… — приложил он к губам палец. — Не нужно слов.

И потянулся ко мне с поцелуем. Я не осталась безучастна, но более любопытничала: каково это, когда тебя целует посторонний мужчина? Я уже напрочь успела забыть.

«Долгий поцелуй на ночь», вспомнила я и отпрянула первой — наш долгим не получился. Артемий вышел провожать меня к подъезду, дальше я не позволила.

— Я позвоню тебе завтра, ты во сколько просыпаешься?

— Ранняя пташка, — ответила я.

— Я тоже. Первая точка соприкосновения найдена.

Мы улыбнулись и пожелали друг другу приятных снов.


Сегодня в тамбуре горела лампочка. Я шагнула к подъездной лестнице, потянула руку к перилам, и сама не знаю зачем подняла вверх голову. Радовалась рано — свет не на всех этажах. Не горел судя по всему на третьем. Ничего, подбодрила себя, с других пролетов перепадет чуток. Затем я услышала шорох наверху и замерла, подумав вернуться на улицу. Прислушалась. Ни шагов, ни шорохов.

Прекрати себя пугать и просто иди домой.

Подхватила подол платья и поднялась. Ну вот, никаких бабаек! Сунула в скважину ключ — не поворачивается. Дверь оказалась не заперта.


Отец лежал в прихожей. Почти у самого порога. Пытался мне что-то сказать — не выходило. Лицо неестественно стянуто, на лбу выступила испарина. Я упала перед ним на колени, схватила его за руку и закричала:

— Что?! Что случилось, пап?

Опомнилась, соскочила, вытащила из кармана шубы телефон и только тогда заметила, что он обмочился. На правой пижамной брючине огромное мокрое пятно.

Девушка из скорой помощи слишком дотошно выспрашивала данные отца, нерасторопно уточняла адрес. Звук отстукивания ногтей по клавишам, на том конце провода, ужасно раздражал, я не вытерпела и крикнула:

— Девушка! Нам нужна срочная помощь!

— Не кричите вы так, реанимационная бригада к вам уже направлена, — спокойно одернула она меня и продолжила: — Рвотные позывы, тошнота имеются?

Я вновь склонилась над отцом и ответила:

— Нет. Как будто нет.

— Хорошо. Всё равно рекомендую положить больного на бок, во избежание удушения рвотной массой, постарайтесь при этом не сильно тормошить его. Галстуки, ремни, расстегнуть, расслабить, помещение проветрить, — отчеканила она.

Бригада приехала через пятнадцать минут. Я так и не нашла полис отца, хоть девушка по телефону просила меня подготовить. Вероятно, вылетело из головы, вместе с ворвавшимся в квартиру ветром, когда открывала окна. Отца уложили на носилки. Медбрат пригласил на помощь водителя, с виду абсолютно хлипкого мужика, тот сноровисто, но аккуратно подхватил за ручки, я бежала впереди, путаясь в длинном платье и распахивая им двери.

— Куда! — прикрикнул на меня медбрат. Моя нога так и зависла над порогом реанимационного автомобиля. — Девушка, вы нам только мешать будете. Вы бы квартиру закрыли, да переоделись. Еще документы больного найдите и подвезите обязательно. В девятнадцатую городскую его повезем, неврологическое отделение. Я предупрежу там.

На размышления ушло не больше секунды. Кивнула парню и бросилась к подъезду. Может, еще успею догнать их.

Я перебрала комод в спальне отца «с ног до головы», полис никак не желал находиться. Вытащила ящик с бумагами из пазов и просто вытряхнула содержимое на кровать. Выцветшие чеки, просроченные гарантийники на технику, поздравительные открытки и еще куча ненужного хлама. Паспорт, полис и военный билет отца нашлись в белом изношенном конверте. Взяла только паспорт и полис, рванула к себе в комнату. Вспомнила про мокрую пижаму и бросилась вновь в его спальню, прихватив из шкафа смену белья.

Уже в джинсах и толстовке глянула на часы: да уж, совсем не по-солдатски. Потеряла кучу времени и вдобавок не поставила греться машину. Глупая женщина!


Больница тонула в темноте. Подсвечивалось лишь несколько окон на разных этажах. Я объехала её по кругу, соображая где лучше припарковаться, приткнулась со двора. У главного входа темень стояла абсолютная, здесь же приветливо горел фонарь под козырьком одного из входов. Карета реанимации ещё не успела уехать, в салоне находился только водитель. Я обошла машину, за ней у самого крыльца и обнаружила курящего медбрата.

— И как мне попасть в эту неврологию? — подошла я. Парень сделал огромную затяжку, зашвырнул сигарету в мусорную корзину и кивнул мне:

— Идём, проведу.

Охранник на входе глянул на нас неодобрительно, сквозь стекло, медбрат указал на меня и пояснил:

— Её отца сейчас привезли, пусть пройдет. Документы у неё и вообще… с врачом переговорит.

Странно, но такое объяснение охранника вполне устроило, потому как внутренняя дверь, непосредственно в корпус, издав легкий щелчок, открылась. Мы прошли длинным узким коридором в правое крыло здания. Старым скрипучим лифтом поднялись на третий этаж. Небольшой тамбур и мы в холле неврологии. За сестринской стойкой никого. Тут характерный запах больниц ощущался острее, перемешиваясь с другим, химическим. Хлорка, догадалась я, глядя на влажный пол.

— Сядь здесь на стуле, дождись сестру. Только прошу, не шатайся по всему отделению. Я побежал, а то вдруг вызов.

До прихода сестры, а это каких-то десять минут, я успела накрутить себя настолько, что послушно сидеть на стуле не могла. Курсировала между двумя широченными окнами, то поглядывая на улицу, то на стойку сестры. Память услужливо подсовывала все виденные мной фотографии и видео, на тему того, что врачи тоже люди и ничто человеческое им не чуждо. А сегодня все же Рождество. Я представила, как они сейчас сидят в ординаторской, цедят коньяк из чайных чашек, жалуются на жизнь и хроническую усталость. В холодной, темной палате, с щербатым, зелёным кафелем на стенах, лежит на каталке отец — забытый, ненужный.

На цыпочках скользнула к ближайшим дверям, на второй как раз надпись: «Ординаторская». Прислушалась. Не похоже на правду. Судя по всему, там вообще никого. Сетуя, что не догадалась выспросить медбрата о состоянии отца, вернулась на стул вот тогда и услышала шаги. В конце коридора, по направлению ко мне шла молодая девушка в белом халате. Сланцы на её ногах издавали легкие шлепки, при каждом соприкосновении с гранитным полом.

Я встала, сделала пару шагов навстречу, девушка заметила меня и пошла быстрее.

— Что вы здесь делаете? — сунула она руки в карманы. На лице озабоченность и да, действительно, усталость. Вблизи она оказалась гораздо старше, ближе к «ягодному» возрасту.

— Моего отца привезли к вам. Минут тридцать назад, — взволнованно добавила я и протянула ей полис: — Вот. Скажите, что с ним? К нему можно?

Девушка взяла из моих рук полис, унесла его на стол и повернулась ко мне: