— Твой брат? — туплю я.

— Угу. Отец этой сладкой крошки.

— Так это не твоя дочь? — я открываю рот.

— Нет, конечно. А ты что подумала? — Ринат вставляет ключи в замок, а я вообще не помню, как мы очутились перед дверью в его квартиру. Все, как в тумане.

— Это неважно, — шепчу я, вытирая пот со лба.

— Чай? Кофе? — он стаскивает туфли и ставит их в обувной шкаф.

— Если можно, воды.

Скрывая нарастающий интерес, тайком обвожу взглядом берлогу Рината. Она впечатляет. И размером, и обстановкой. Ничего вычурного здесь нет, но вся мебель добротная и функциональная.

— Нравится?

Я тру одну ногу о другую, ругая себя за несобранность, и киваю:

— Мило.

— Располагайся. Я на минуту отлучусь. Вымою Машке руки, а то где только они не были.

Когда широкая спина Орлова скрывается за дверью ванной, я прохожу в кухонную зону. Падаю на барный стул и прячу лицо в ладонях. Это какой-то сюр… Сумасшествие чистой воды. Я не знаю, как в нем уживаются два настолько разных человека. Серый кардинал, координирующий работу, может быть, всех спецслужб, и… Машин дядюшка. Даже то, что он позволяет мне коснуться этой части своей жизни — странно. Очень странно. В его деле так не принято поступать.

— Я слушаю, — говорит он, вернувшись в комнату.

— А Маша где?

— О ней не беспокойся. Ты же пришла обсудить возникшую вокруг твоего отца ситуацию?

Не совсем, но с чего-то же нужно начать?

— Да.

— Я не могу сказать тебе ничего, кроме того, что уже известно адвокату Ивана Сергеевича.

— Черта с два ты не можешь!

Удивленный моей вспышкой Ринат чуть приподнимает брови. Его взгляд соскальзывает, задерживается на моих губах и опускается ниже. Прямо к моей яростно вздымающейся груди. Означает ли это, что он все еще заинтересован? Быстрым движением языка прохожусь по губам. И плотнее сжимаю бедра. Какая я дура все-таки! Не следовало мне спешить. Нужно было и впрямь заехать домой. Принарядиться. Накраситься, чтобы скрыть рану в уголке рта и тени под глазами, выдающие возраст.

— Ты можешь все.

Так же медленно его взгляд возвращается к моим глазам.

— Боюсь, ты слишком преувеличиваешь мои возможности.

— Да брось, Орлов. Все знают, кто у вас решает такие вопросы.

Он ничего не отвечает. Просто смотрит. Так… внимательно, будто посредством глаз препарирует мои мысли.

— И в чем, по-твоему, мой интерес?

— Интерес? — бормочу, словно под гипнозом.

— Да. Почему я должен тебе помогать?

Я уверена — он давно уже знает, что я решила ему предложить. И от того его губы брезгливо кривятся, прежде чем он успевает вернуть на лицо маску невозмутимости. Я себя почти ненавижу в этот момент. Стыд бьет наотмашь огненной плетью. Вся моя бравада растворяется, исчезает. Будто оправдываясь, я умоляюще шепчу совсем не то, что планировала:

— У отца сердце. Случись что — в камере он вряд ли получит необходимую помощь.

Орлов молчит. Молчит так долго, что я, собравшись с силами, сама подставляюсь под перекрестный огонь его глаз. И в тот момент ломаюсь, не выдержав их чудовищной мощи.

— Пожалуйста, — шепчу, облизав губы, — я для начала прошу не так много. — Хватаю его руку, глажу. Отец — это все, что у меня есть. И, если честно, сейчас я жалею себя. Не его. Ведь если с ним что-то случится, я останусь совершенно одна. А у меня и так немного причин держаться за эту жизнь. Отец, считай, самая стоящая.

— Ты что… ты мне себя предлагаешь?

В его голосе мне слышится металл. Я уже сломлена. И терять мне нечего. Даже гордости не осталось.

— Ты же всегда обо мне мечтал.

Ринат откидывается на спинку барного стула. Складывает на груди руки, не сводя с меня колючего злого взгляда. Да… Я не ошиблась. Он по-настоящему зол. Он, может быть, даже в бешенстве. Просто не показывает этого, прекрасно владея собой. На руках выступают мурашки. Я натягиваю рукава на ладони и ежусь.

— С того времени утекло много воды. И как бы тебе сказать, чтобы не обидеть? Моя мечта значительно поблекла.

Наотмашь. Почти смертельно. Что ж… я заслужила. И прав он. Прав, господи, зачем ему сорокалетняя тетка на пять лет старше? Я не просто дура. Я жал-ка-я. Жалкая дура. Худшей смеси вряд ли найти.

— Хотя бы выпусти его под домашний арест. Пожалуйста.

Можно еще добавить глупое бабское — «ради всего, что у нас было», но… Ведь ничего так и не случилось. Он причинил мне боль. Я — ему. И забыли. Потому что он снова прав, прошло черте сколько времени. И не только мечты поблекли. Но и воспоминания. Ничего не осталось, да. Зря я пришла.

— Выпустить? А ты уже решила, что мне предложишь за это?

Он насмехается надо мной. Я это понимаю. Но почему-то даже не злюсь. Есть в этой насмешке что-то еще, чего я пока не могу идентифицировать. Он как будто и над собой смеется.

— Все, что угодно, — поднимаю ресницы. Мне не жалко. Для него — нет. Положа руку на сердце, я бы не отказалась испытать, наконец, как это — быть с ним. Под ним… Как угодно. Стоит об этом подумать, и кондиционированный воздух в комнате становится густым и тягучим, как мед. Им не дышишь, его с жадностью поглощаешь. Ожидание невыносимо. — Ну, так что?‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вот прямо все, что угодно?

— Да, — выдыхаю остатки кислорода, и больше не дышу. Ринат отрывисто кивает.

— Это все, что ты хотела сказать?

Растерянно пожимаю плечами. Рядом с ним я почему-то совершенно не владею собой, хотя могу и регулярно практикую. В конце концов, выдержка — немаловажная составляющая моей работы.

— Тогда не смею тебя больше задерживать.

— Но… мы ведь ничего не решили?

— Я не могу тебе обещать ничего конкретного. За исключением небольших поблажек там, где это будет возможно. И ничего сверх. Если тебя это устраивает, я заеду за тобой завтра в восемь.

Его взгляд выжигает на моем лице дыры. Он как будто чего-то ждет, и, понимая это, я торопливо киваю:

— Да, конечно.

Сделка — сильно так себе. Но ведь и я в отчаянном положении. Сейчас я готова ухватиться за любой якорь, пусть даже такой хлипкий. Другого, один черт, нет.

Я выскакиваю из-за стола, пока Орлов не передумал. Хватаю оставленную на столешнице сумочку и нечаянно задеваю своей ладонью его плечо. Ринат брезгливо отдергивает руку. Мои губы складываются в циничную улыбку. Да, у меня было много мужиков. А он весь такой чистенький, что аж тошно. Но знаете, что? По крайней мере, я никого не обманываю. Он может сколько угодно корчить из себя «я не такого», но стояк у него в штанах говорит об обратном. И может, я ни черта не знаю о чувствах, но в стояках я, какой-никакой, спец.

Как выхожу из его квартиры — не помню. С трудом отыскиваю среди домов машину. Забираюсь в салон. И опускаю на руль гудящую голову.

Я не была нимфоманкой. Ничего такого. Секс для меня был своеобразным стоп-краном. Когда я чувствовала, что жизнь выходит из-под контроля, что меня заносит куда-то в… счастье, я дергала за ручку и снова окунала себя в грязь. Наверное, тут возникает резонный вопрос, зачем? Знаете, иногда с женщиной происходят страшные вещи, после которых она просто не позволяет себе быть счастливой. Не считает себя достойной…

Впрочем, и это тоже в прошлом, — проговариваю вслух, глядя на себя в зеркало заднего вида.

Да. Это в прошлом! И точка. А то, что случится завтра — совсем другое. Это — сделка. И мои тараканы здесь ни при чём. Беру трубку. Набираю номер подруги.

— Наташа?

— Ну, слава богу! Я уже извелась вся!

— Так чего не позвонила?

— Боялась помешать. Как все прошло? Ты с ним поговорила?

— Да.

— И к чему пришли? Он дал тебе какие-нибудь гарантии?

— Нет. Ничего конкретного. Просто пообещал некоторые поблажки.

— Ну, это уже немало, не так ли? — осторожно интересуется Наташа.

— Да. Конечно. Ты права.

— Выходит, он решил помочь тебе по старой дружбе? Или…

— Или, — шепчу я.

— Сашка! — возмущенно шипит Наташа.

— Да знаю я, Наташ. Знаю… Только не надо. Ладно? Ты бы сама на моем месте, как поступила?

Ответом мне становится тяжелый вздох подруги.

Глава 4

Ринат

Это хорошо, что у меня Машка. Благодаря ей я держусь. Что-то делаю. Улыбаюсь. Тогда как хочется все здесь разнести к чертям. И чтобы боль в кулаках отрезвила.

— А теперь вертолет! Прямо в рот, прямо в рот…

Машка родилась недоношенной. И очень плохо набирала вес. В какой-то момент вопросами ее питания озаботилась вся родня. Это стало просто идеей фикс — заставить кроху съесть побольше. Вот мы и изощрялись, кто во что горазд. Стихи придумывали, разыгрывали целые сценки, чтобы только впихнуть в нее лишнюю ложечку.

Понятия не имею, как у моего здоровяка-брата родилась эта эльфийская принцесса.

Зачерпываю еще пюре. Но Машка демонстративно выплевывает предыдущую порцию, и я откладываю в сторону баночку с детским питанием. Вытираю губки племяшки салфеткой, чмокаю хулиганку в лоб. И послушно беру на руки, когда она требовательно задирает их вверх. Улыбаюсь, даже несмотря на раздрай в душе.

Да… Мой старший брат — огромный. Младший — тоже ничего. А я долгое время оставался самым тощим из них. Самым мелким. Так что в армейке меня поначалу никто не воспринимал всерьез.

— Эй, Орленок, ты как на подготовку в спецуру попал?

— Как все, — пыхчу, преодолевая полосу препятствий. Плетусь в самом конце. За мной только Костя Стриж. Ну, и рядом — Жданов. Тот, кажется, даже с дыхания не сбился, и если бы не я, он бы давно уже курил на финише. Но какого-то хрена ему приспичило поговорить. Нашел, блин, время. Еще немного — и я просто выблюю свои легкие. Или сдамся, упаду в грязь…