— У тебя отличная семья, — говорит Саша, когда мы, наконец, выезжаем со двора. — Я всегда хотела брата. Или сестру… У детей должны быть братья или сестры.

— Это последствия изнасилования? — вместо ответа я не слишком деликатно возвращаю нас к прерванному разговору.

— Ч-что?

— Твое бесплодие.

Сашка делает шумный вдох. И так же шумно выдыхает, отвернувшись к окну. На стекле тут же собирается белое облачко конденсата.

— Саш, ведь все равно придется об этом поговорить. Рано или поздно. Так, что? Это все из-за того давнего случая?

— Можно и так сказать, — шепчет она.

С моих губ срывается грязное ругательство. Одной рукой я подпираю лоб, второй бью по рулю. Саша вздрагивает и обнимает себя за плечи.

— Извини, детка. Я… Наверное, мало я этим уродам устроил.

Сгребаю ее холодную руку и подношу к губам.

— Не надо! Еще не хватало, чтобы ты себя в чем-то винил, — голос Сашки звучит слишком устало.

— Слушай, а это как вообще, точно?

— Точнее не бывает.

— С тех пор медицина шагнула далеко вперед и…

— Я не могу иметь детей. Независимо от того, как далеко шагнула медицина. И я буду признательна, если мы перестанем это обсуждать.

— Но ведь существует ЭКО, суррогатное материнство…

— Для меня не существует! — кричит она мне в лицо. А потом, будто этот крик отнимает у нее последние силы, скатывается в едва различимый шепот: — Я пойму, если ты захочешь на этом закончить.

Закончить? Черта с два! У нее идут месячные, я это точно знаю. А значит, с ее яичниками все в порядке. Или нет? Я не слишком большой специалист в этих вопросах. Притормаживаю на светофоре. Меня раздирает желание узнать как можно больше подробностей, но даже в тусклом свете приборной панели я вижу, насколько Саша измучена. Поэтому душу все свои вопросы, и дальше мы едем молча. В молчании поднимаемся в квартиру и снимаем верхнюю одежду. В молчании она стаскивает через голову платье прямо в коридоре и вскидывает вызывающий взгляд. На ней лишь ничего не скрывающий лифчик-паутинка и такие же трусики. Ну, и чулки. Туфли Сашка снять не потрудилась, и её ноги кажутся бесконечными. Она прекрасна. И она это знает. Хищно улыбается, ведет языком по губам и шагает ко мне.

Все, как обычно, сводится к сексу. И это с той же силой меня злит, что и возбуждает. Поднимаю руки, чтобы немного притормозить. Но медлю, даю себе немного времени насладиться прикосновением её напряженных сосков, которые чувствую даже через рубашку. Шиплю. Сгребаю в кулак волосы и дергаю, запрокидывая ее голову. Это так просто — в очередной раз поддаться на Сашкину провокацию. Дать то, что она хочет. Жестко. Сильно. На грани боли. Притвориться, что это нормально. Я так делал, наверное, уже десятки раз. Трахал её, будто одержимый. Но больше я так не хочу.

— Нет, Саша… Нет.

Она осоловело моргает. Слишком возбужденная, чтобы сходу понять, почему все прекратилось.

— Нет? — разглядывает меня, удивленно приподняв брови, и шумно дышит.

— Нет.

— Ты меня не хочешь, — облизывает губы. — Брезгуешь. Дошло, наконец…

— Я хочу тебя.

— Именно поэтому ты два дня подряд меня отталкиваешь. После других уже не так хочется, правда? Зная, что они…

Не даю ей договорить. Отталкиваю к стене, так что она слегка прикладывается затылком. И вскрикнув, оглушенная, широко распахивает глаза. Я лишь усилием воли гашу вспышку ярости. Медленно-медленно одной рукой нащупываю ее руку, прикладываю к изнывающему члену, а второй ласково касаюсь ее щеки. Это убийственный контраст — ярость, которая меня раздирает, и нежность.

— Что ты…

— Тш-ш-ш…

Большим пальцем сминаю ее губы. Приближаюсь лицом к лицу. Сдвигаюсь левее и просто дышу ей. С губ Саши срывается то ли всхлип, то ли вздох. Её пальцы на моей эрекции сжимаются. Она дергает ширинку, но я не позволяю ей проявить инициативу. Отрицательно качаю головой и подхватываю ее на руки.

— Что ты делаешь? Я тяжелая, Ринат! Прекрати… Я сама могу дойти до кровати…

— Просто помолчи.

Отношу ее в спальню. Дверь закрыта, так что у входа случается некоторая заминка. Оно и к лучшему. Мне нужно собраться с силами перед тем, что я собираюсь сделать. Подношу Сашу к кровати и осторожно опускаю на постель. Она тут же подтягивается выше, но я не позволяю. Опускаю ладонь на ее гладкий живот. Устраиваюсь между ее ног на коленях.

— Чем тебе не угодила кровать? — делано весело смеется Сашка.

Веду вверх по ее безупречным икрам, пальцами ощупываю колени… Касаюсь небритой щекой бедра.

— П-прекрати! Мне это не нравится…

Врет. Я же кожей чувствую, как она заведена. Как пульсирует ее кровь, как сокращаются мышцы… Развожу ноги шире и целую внутреннюю поверхность бедра. Она течет. В тусклом свете прикроватных ламп я вижу серебристые дорожки на коже. Слизываю их, и меня так ведет, что я теряю всякую бдительность. Воспользовавшись этим, Сашка с силой меня отталкивает.

— Я же сказала, что мне это не по душе!

Она пытается встать, и ей это почти удается. В последний момент у меня получается ее удержать. Но так просто сдаваться Саша не собирается. Она брыкается, изворачивается, и в ходе борьбы каким-то чудом переворачивается на живот. Но уж тут я наваливаюсь на нее всем телом. Сопротивляться дальше бессмысленно.

— Что тебе не по душе? Нежность? — хриплю ей в ухо. — Как именно тебе не нравится? Так?

Едва касаясь, целую спину, веду языком вниз по позвоночнику и осторожно сжимаю в ладонях её попку. Я знаю, что она не считает, будто достойна этого. Как знаю и то, что если я не сломлю ее прямо сейчас, дальше все будет только хуже.

Она всхлипывает и отчаянно бьется. Но наши силы и близко нельзя сравнить. Целую ее плечи, очерчиваю пальцами дуги ребер. Повторяю, какая она красивая, как сильно она заводит меня, как я люблю… А эта глупышка беззвучно плачет. О том, что именно плачет, я понимаю по тому, как начинает вздрагивать ее хрупкое тело.

— Ты же не веришь мне, правда? В мою любовь… — Всхлипывает еще громче. — Знаю, что не веришь. Я тебе докажу… Хочешь? Ты только не брыкайся больше, ладно? Это все усложняет…

Сашка влажно всхлипывает. Но затихает. И только ее плечи трясутся в безудержной дрожи. Я привстаю. Еще не до конца поверив, что моя взяла. Упираюсь ладонью в матрас. Так при желании она запросто может откатиться. Но ничего подобного не происходит. Тогда я медленно спускаюсь ниже. Поглаживаю ее, как норовистую кобылку. Медленно, успокаивающе. Разминаю одеревеневшие мышцы спины, сминаю ягодицы. Лишь когда Саша полностью расслабляется, осторожным движением развожу ее ноги. Конечно, было бы лучше, если бы она лежала на спине, но… Черт с ним! Прокладываю дорожку поцелуев вниз, пощипываю губами кожу. Сашка то стыдливо зажимается, то абсолютно бесстыже выпячивает попку, максимально открываясь для моих губ и языка.

— Ринат… — шепчет в подушку, — Ринат… Господи.

Переворачиваю ее на спину и, перед тем как продолжить, внимательно гляжу в ее блестящие от слез и желания глаза.

— Ты не можешь этого хотеть, — шепчет упрямо, очевидно, все еще считая себя недостойной.

Не отрывая от нее взгляда, сползаю вниз, чтобы наглядно ей продемонстрировать, как она ошибается. Я хочу. Я преклоняюсь.

Глава 19

Саша

То, что делает Ринат, становится для меня потрясением. Катарсисом, которого я прежде не знала. Я не представляю, сколько это длится. Я напрочь теряюсь в случившемся. Может быть, проходит всего минута, а может, тысячи лет. Мне все равно. Время замирает в одной точке. Стрелки часов останавливаются, когда я начинаю свое погружение в бездну… О, да! Я сама… по доброй воле ныряю все глубже и глубже, несмотря на дикий страх утонуть. Зарываюсь пальцами в его короткие волосы, бессвязно что-то шепчу, мечусь на подушках и неистово подталкиваю бедра навстречу его умелому рту. И падаю… падаю… падаю. На самое дно. Почти смирившись с предстоящей смертью. Уже готовая ее принять. Как вдруг оказывается, что там, на дне, на этой чудовищной глубине под толщей всего того, что на меня давит сверху, дыхание утрачивает всякий смысл. И страх уходит, как уходит все напускное и ненужное. Остаемся лишь я и он. Он и есть моя жизнь. Он и есть эта глубина, до которой мне хватило смелости дотянуться. Я с громким криком растворяюсь в ней и проваливаюсь в забытье.

Когда выныриваю — в комнате темно. Едва дыша, веду рукой по прохладным простыням. Я снова одна. Но нужна ли мне эта передышка? Переворачиваюсь на спину и вновь прокручиваю в голове события вечера. Прислушиваюсь к себе. Ну, и как мне теперь с этим жить? А без этого… как?

Улыбаюсь. Чудом преодолев смущение, надеваю его рубашку и отправляюсь на поиски Рината. Не нахожу его ни в кабинете, ни в кухне. Растерянно переминаюсь с ноги на ногу посреди коридора. Со стороны террасы доносятся странные звуки. Будто кто-то… боксирует. Подхожу ближе. Так и есть. Ринат изо всех сил колотит грушу. В его ушах — эйр подсы, и, конечно, он не слышит звука моих шагов, а значит, я могу, воспользовавшись ситуацией, тихонько за ним понаблюдать. Мне нечасто выпадает такая возможность. Усаживаюсь на подлокотник кресла и залипаю.

А между тем за окном светает. Еще блеклый розовый свет озаряет комнату, желтые листья кленов вспыхивают языками пламени, в отблесках которого я, кажется, вижу каждую капельку пота на груди Орлова. Мое сердце мучительно сжимается. Я не знаю, чем заслужила этого мужчину. Просто не знаю. Может, он и есть моя награда за то, что тогда случилось?

— Давно тут сидишь?

Вздрагиваю. Ринат стоит, распахнув настежь французское окно, и небрежным движением растирает полотенцем взмокшую голову.

— Не знаю.

— Не холодно?