В строю так тихо, что я отчетливо слышу звук собственного учащенного дыхания. Здоровяк выходит из строя, дурашливо улыбается и, опустившись на плац, с силой толкает землю. Мой максимум — пятьдесят раз. Но этот идиот делает сотку, рисуясь по полной. Правда, когда встает, выглядит он уже не таким заносчивым.

— Как лихо она из тебя все дерьмо вытрахала, Жданов, — бросает кто-то смелый уже после отбоя.

— Ничего, — хмыкает тот. — Я в ответ вытрахаю из нее дурь.

— Губу закатай. Больно ты ей нужен.

— Да она не особенно разборчивая. Че пялишься? Вы, что же, о ней ничего не знаете? — в тишине отчетливо слышен скрип пружин, когда Жданов переворачивается на другой бок.

— А что мы должны знать? — проявляет любопытство еще кто-то.

— Есть у нее замечательная традиция поощрять лучшего с курса сладеньким. — Жданов гаденько ржет. — Только не говорите мне, будто сомневаетесь, что среди нас лучшим буду я.

— Гони! — разносится недоверчивый шепоток под потолком. — Ты как будто не знаешь, что за неуставные бывает.

— А ей похрен.

— Чего это?

— Да того! Она дочка Быстрова. Вы не догнали еще? Ну, дебилы-то, ё-моё.

— Ринат Ильич… Ринат Ильич!

Выныриваю из потока воспоминаний.

— Да, что у вас?

— У нас все. Можем ехать.

— Дайте мне протокол задержания. А впрочем, ладно. Потом.

— А с этими что делать?

Оборачиваюсь. Ловлю Сашин пристальный взгляд. Дергаю плечом:

— Что-что… Отпускайте.

Возвращаемся в контору, где я торчу еще бог его знает сколько времени. Отчитываясь непосредственно перед первым лицом. И контролируя дальнейший ход следствия.

Я не чувствую ног от усталости, когда возвращаюсь домой. А тут еще звонок брата… Миша обращается ко мне не так часто, поэтому, когда он просит меня посидеть со своей годовалой дочкой, потому что у них с женой на работе случился очередной аврал, я без вопросов соглашаюсь. Мы гуляем с Машкой в парке у моего дома. Она только-только научилась ходить, и я коршуном слежу за каждым ее неуверенным шагом. Поэтому, наверное, не сразу замечаю притаившийся в тени деревьев силуэт. Но увидев, уже нисколько не сомневаюсь в том, что это Саша. Я её чувствую на животном уровне. Я только не знаю, зачем она здесь. Или… все-таки знаю?

Глава 2

Саша

Надо встать. Надо что-то делать. Куда-то звонить… Кому-то. В конце концов, у отца хватает связей, и уж кто-нибудь мне точно поможет. Но я сижу, бестолково пялясь в стену, и не могу пошевелиться. В ушах шумит. Сквозь этот шум доносится ворчливый голос экономки, на которую случившееся, в отличие от меня, кажется, вообще не производит впечатления:

— Нет, вы посмотрите, что эти свиньи наделали! Перевернули дом вверх дном и свалили, а ты, Галя, убирай. Так, выходит? Вот скажи, Александра Ивановна, они что, не могли взять, чего им там надо, и уйти, как нормальные люди? Зачем было вытаскивать ящики из стола полностью? Или опустошать книжный шкаф? А чем им мешал ковер? Даже шторы, ты только посмотри… Даже шторы помяли.

Сглатываю. Кровь на лице берется корочкой и в этом месте кожу немилосердно стягивает. Стираю потек тыльной стороной ладони и опять опускаю руку.

— Это такой психологический прием.

Во рту сухо, как в пустыне, и язык шевелится с трудом. Я едва узнаю свой голос.

— Прием? — удивленно переспрашивает Галя.

— Ну, да. Так группа захвата деморализует объект.

— Они меня деморализовали, когда ворвались в кухню с автоматами! Этого было достаточно. Я едва не поседела, вот тебе крест. Посмотри, до сих пор руки трясутся…

— Мне очень жаль, — с остервенением тру лицо.

— Эй, ты же не надумала реветь?

Как будто я когда-то ревела! Качаю головой из стороны в сторону. Одной рукой опираясь на подлокотник, помогаю себе встать.

— Саш, ты как вообще? — Галя неожиданно меняет тон, и я понимаю, что ее поведение до этого — чистой воды бравада. — Сильно они тебя приложили, ироды?!

— Да нет. Все нормально. Не беспокойся. Мне нужно переодеться, — растерянно оглядываю себя в отражении зеркала. — Здесь случайно не осталось моих вещей? Не помнишь?

— Да полно! Топай в душ. А я тогда первым делом наведу порядок у тебя в спальне. Эти козлы везде сунули свой длинный нос — там еще тот бардак.

Киваю. Медленно плетусь в свою старую детскую. Сквозь непрекращающийся шум в ушах пробивается знакомый звук. Телефон обнаруживаю на каминной полке.

— Привет! Я тебе уже сотый раз звоню, — возмущается в трубку моя лучшая подруга Наташа.

— Извини, Наташ… Я не слышала. У меня тут проблема. Точнее у отца… Я… — теряюсь. Делаю глубокий вдох, — в общем, его арестовали. А самое смешное, что я никак не соображу, как мне быть дальше. Что делать? Представляешь? Никак не соображу.

— Так ты у него на Никитской?

— Да.

— Оставайся там. И не делай глупостей. Я сейчас подъеду.

Наверняка у Наташи полным-полно дел, и по-хорошему я должна ей возразить. Пообещать, что сама со всем справлюсь. Но я молчу, ведь и впрямь очень нуждаюсь в ее поддержке.

Сбрасываю вызов, плетусь в ванную. Моя одежда безнадежно испорчена. Впрочем, это неважно. После всего, что со мной случилось, я бы никогда ее не надела, даже останься она цела. Стаскиваю ненужные тряпки. Сжимаю пальцами мраморную столешницу под раковиной и гляжу на себя в зеркало. Долгие годы терапии не проходят даром. Еще десять лет назад, если бы на меня вот так со спины напали, я бы со страху обделалась. А сейчас — ничего. Держусь. Только зрачки, как у наркоманки, расширены.

Встаю под душ. С остервенением тру тело, которого касались чужие руки. Я не хочу вспоминать, не хочу прокручивать в голове, останавливаясь на деталях того, что случилось. И меньше всего хочу гадать — действительно ли это был он. Не почудилось ли мне с перепугу? Не выдаю ли я желаемое за действительное? Ведь, насколько я знаю, Орлов — не последний человек в структурах разведки. И не по чину ему принимать участие в задержаниях подобного рода, и вообще не по адресу. Но голос… Мне кажется, я бы его из тысяч других узнала. Как и присущую лишь ему одному пластику, которая с возрастом ничуть не изменилась. И которую он даже не потрудился замаскировать, хотя наверняка знал о моих прокачанных навыках одного из лучших в стране психологов-физиогномистов. Впрочем, его лица я не видала. Лишь глаза в прорезях маски.

Глаза — зеркало души. Это точно. А у него глаза были чистые-чистые. Синие. Может быть Васильком его прозвали как раз из-за них, а не потому, что этот дурачок задаривал меня васильками, которые собирал каждое утро в лесу, окружающем базу. Василек, да… Как для бойца, не слишком грозное прозвище, из-за которого над ним постоянно подтрунивали сослуживцы. А Ринату, казалось, вообще до этого не было дела. Я редко видела настолько самодостаточных мужчин в столь юном возрасте. Может, этим он меня и взял? Тогда… Я ведь почти влюбилась.

Закручиваю кран, выхожу из ванной. Надеваю толстый махровый халат и иду в кухню, чтобы сделать себе чаю. Первой приезжает Наташа. А следом за ней — адвокат отца. Мне все же удается его вызвонить, хоть и не с первого раза.

— Ну, что там, Леонид Савельич?

— Ничего хорошего, Саша. Им нужен козел отпущения — и очень похоже, что твой отец станет им. Ты знаешь, как у нас работает эта система.

Я холодею. По позвоночнику рябью проходит дрожь. Папе хорошо за шестьдесят, и в последнее время у него начало пошаливать сердце.

— Он хотел уйти на пенсию, но его упросили остаться. А теперь что получается? — нервно тру виски.

— Я не знаю, — сокрушенно качает головой Кайдалов. — Пока его даже под домашний арест отпускать не торопятся.

— Черте что. Когда я смогу с ним увидеться?

— Сашенька, как только это станет возможно — я тебе сообщу. А пока собери ему самое необходимое. Передачку уж я как-нибудь пронесу.

Спустя четверть часа адвокат отца ушел, оставляя после себя тягостное ощущение безнадеги.

— Здесь есть чего-нибудь выпить? — интересуется Наташа, озираясь по сторонам. Кухня — наименее пострадавшее в ходе обыска место, и мы с подругой решаем обосноваться в ней.

— Я не буду. Но ты, если хочешь, бери. Винный холодильник слева от обычного.

— Зря. На твоем месте я бы здорово нажралась.

— И это советует мой психолог, — с трудом растягиваю губы в улыбке.

— В первую очередь, я твоя подруга, — резонно замечает Наташа.

— И то так. Может быть, выпью потом.

— А сейчас? Что ты сейчас думаешь делать? Есть какой-нибудь план?

— Нет. Вообще никакого, веришь?

— Не хочешь обратиться к своему Жданову?

Резко вскидываю ресницы, и когда наши с подругой взгляды встречаются, медленно качаю головой из стороны в сторону. Несколько лет назад я решила, что взяла под контроль своих демонов и вполне готова начать нормальную жизнь — остепениться, остановиться на одном мужчине. Я действительно поверила, что созрела для отношений. Ко всем этим глупостям вроде «долго и счастливо»… Наверное, поэтому, когда мы встретились с Юрой на одном из совещаний в министерстве, и он уже ни на что не надеясь пригласил меня на свидание, я согласилась. Хотя в учебке он мне никогда не нравился, и переспала я с ним исключительно для того, чтобы поставить на место Орлова. Наказать его за ту боль, что он мне причинил. Как бы то ни было, со Ждановым мы встречались почти два года. Я думала, будто у нас все серьезно. И только никак не могла понять, отчего же он медлит с предложением руки и сердца. Несколько раз я даже непрозрачно ему намекала, что вполне готова к этому шагу, тогда как он уводил разговор в сторону. А я была слишком хорошим профессионалом, чтобы его не раскусить. Пусть с опозданием, но все же я поняла, что Юра никогда не собирался на мне жениться. Я вообще не из тех женщин, на которых женятся.