Это немыслимо, но очень похоже на то, что Ринат меня на самом деле ревнует. Об этом свидетельствует исходящая от него ярость. И то, с каким трудом он ее обуздывает. Его сильные плечи напряжены, всегда плавные движения непривычно резки. Он даже дышит будто бы через раз. И смотреть на то, как этот сильный мужчина мучается, просто невыносимо. Но еще больше невыносима моя глупая вера в то, что мне это все не чудится. С моих губ невольно срывается путанное:

— У меня никого не было. Я ни с кем… Я…

— Я понял. Спасибо, что сказала.

Хорошо, что он меня перебил. Я просто не знаю, как это закончить. Все слова, что приходят на ум, вызывают внутри лишь чувство гадливости. Чувство, которым мне с ним совершенно не хочется делиться.

Как он сказал?

— Тогда, надеюсь, ты понимаешь и то, что пока мы вместе, никаких других в непосредственной близости от тебя я не потерплю.

Пока мы вместе… Это даже звучит, как что-то невероятное. Я зажмуриваюсь. Тайком перекатываю на языке эти его слова. Словно пробую их на вкус. Мне страшно просто до дрожи. Я и дрожу, отчего замысловатые сережки в ушах начинают едва слышно позвякивать. Ринат отвлекается от дороги. Бросает на меня долгий взгляд. Мне совсем не весело, но я улыбаюсь в ответ онемевшими бескровными губами. А когда он вновь сосредотачивается на дороге, медленно-медленно выдыхаю. Это так невыносимо — вдруг осознать, что, несмотря на заполонивший тело ужас, во мне полным-полно и других чувств. Предвкушения… Шальной, неправильной какой-то радости, в причине которой мне даже самой себе страшно признаться.

Пока мы вместе…

А что потом?

Трясу головой, отгоняя ненужные мысли. Но они все равно навязчиво лезут в голову. Я вновь слышу голоса — «Насколько тебя хватит, Быстрова? Когда ты все испортишь? Неделя? Месяц? Два? Господа хорошие, принимайте ставки!».

Я вдавливаю пальцы в кожаную обивку сиденья.

— Куда мы едем?

— Ко мне.

Закрываю глаза. Два слова, его неподражаемые интонации… Я завожусь в мгновение. Вспыхиваю, как спичка.

— Понятно, — облизываю губы. Молчание сплетает вокруг нас двоих плотный кокон, и мне так хорошо в нем. А потом телефон в сумочке оживает, и все рушится. Ринат приподнимает бровь. Его цепкий взгляд вновь наполняется холодом. Проходит по мне. Наверняка он понимает, что на том конце связи Жданов, оттого и бесится.

— Не хочешь ответить? — улыбается слишком цинично.

— Нет. Это Юра. Если возьму трубку — придется ему соврать.

— Зачем же врать? Скажи, что между вами все кончено. — Взгляд Орлова жжет. — Ну, чего молчишь? Возьми трубку!

— Мы с ним давно расстались, — шепчу я. — Жданова я послала еще до отцовского ареста. За несколько недель до него.

— Вот как? — его голос звучит недоверчиво. И это странным образом меня обижает.

— Что бы ты обо мне ни думал, но я не стала бы с тобой спать, если бы у меня с кем-то другим было что-то серьезное.

— А сегодня…

— А сегодня он предложил встретиться. Говорил, что хочет помочь. Вот я и согласилась. На самом деле эта встреча меня ни к чему не обязывала. Впрочем, я, наверное, все же напишу ему, что мне стало нехорошо.

Быстро набираю сообщение в Телеграм, отправляю под все тем же колючим взглядом Орлова и перевожу телефон в авиарежим.

— Ну вот, больше нам никто не помешает, — отгоняю обиду прочь и улыбаюсь.

— Это хорошо. Мы почти приехали.

Выглядываю в окно. И правда, за стеклом уже знакомые заборчики, детская площадка, красивые ухоженные дома в окружении клумб и зелени. В окнах темно. Только желтые пятна фонарей окутывают округу мягким золотистым свечением. И луна, застрявшая в ветках совсем молодого клена.

— Ох…

— Что такое?

— А ведь ты тоже был в клубе не сам. Выходит, я нарушила твои планы?

Ринат идеально ровно паркуется. Оборачивается ко мне и пожимает плечами:

— Я был с братом. Он как-нибудь переживет мой уход.

— Тот брат, у которого дочка?

— Ты, кажется, удивлена, — замечает Ринат, прежде чем первым шагнуть в подъезд. И пусть по этикету наверняка положено пропускать вперед даму, я ничуть не обижаюсь, когда Орлов поступает именно так. Напротив, понимание того, чем он руководствуется, вышибает из меня дух. Он — воин. Даже в таких мелочах. Если бы в подъезде нас подстерегала опасность — Ринат бы принял основной удар на себя. Рядом с ним я чувствую себя удивительно защищенной. Но в то же время настолько беззащитной в своей перед ним слабости, что мое сердце заходится в груди.

— Не обращай внимания. Просто я — старовер. Из тех, кто верит, что после рождения детей их молодые родители уже не ходят по клубам. Сейчас все иначе…

— Ты говоришь как старушка, — неожиданно улыбается Ринат. Может быть, впервые за этот вечер улыбается вот так открыто. А мне, напротив, становится ужасно грустно.

— Неудивительно. Мне почти сорок.

— Никому об этом не говори. Все равно не поверят. И кстати, со мной был другой брат. Младший.

Ловлю себя на том, что с жадностью поглощаю каждое слово Орлова. Я ведь совершенно ничего о нем толком не знаю, тогда как безумно хочу знать о нем все вообще.

— Сколько же у тебя братьев?

— Два. Мишка и Артём. У Мишки Машка. А у Артема пока никого. Он недавно развелся.

Болтовня помогает отвлечься. Так что я почти спокойна, когда за нами захлопывается дверь в квартиру. Лишь когда Ринат включает свет и оборачивается, возвращается неуверенность. И страх опять же возвращается, но главное — предвкушение.

— И все они — шпионы? — мой голос постыдно дрожит. Как будто я девчонка сопливая, у которой намечается первый раз. Как бы много я отдала, чтобы мне позволили выбрать, когда он состоится и с кем… Как бы много!

— Нет. Что ты. Они гораздо более приличные люди.

Я откидываю голову и смеюсь. Ринат подталкивает меня к банкетке, а когда я, все еще посмеиваясь, сажусь, опускается рядом и принимается расстегивать ремешки на моих босоножках. Это настолько неожиданно, что я не успеваю ему возразить. И положить конец этому действу. Так и сижу, зная, что все меня выдает — и ставшее ненормально частым дыхание, и взгляд враз остекленевших глаз. Он еще ничего не сделал, а я уже завелась до предела.

— И… И кто же они? — шепчу, едва ворочая языком.

— Мишка — заведующий травмой. Врач от бога, — ведет по щиколотке пальцем, ощупывает выпирающую косточку. — Артем — один из самых известных в мире краснодеревщиков.

Воздуха становится все меньше и меньше…

— Как интересно. Так ты говоришь, у тебя одна племянница.

— Угу.

— Наверное, вы ее очень балуете.

— Очень. А ты хочешь?

— Чтобы меня баловали?

— Это само собой. Но вообще я спрашиваю о детях.

Опускаю томно задранную к потолку голову и встречаюсь с его немигающим взглядом.

— Хочу ли я детей? Нет!

Я резко высвобождаю ногу и встаю, хотя один черт не могу сделать ни шагу. Рассевшись у моих ног, Ринат перегородил мне все пути к отступлению. Нарочно ли? Или так просто совпало? Впрочем, теряться в раздумьях мне не приходится. Потому что Ринат тоже встает. Он не слишком высок, но когда я без каблуков — все равно на полголовы меня выше. Я вызывающе вздергиваю подбородок. В его глазах застыл очередной вопрос, на который мне совсем не хочется отвечать. Поэтому я поднимаюсь на цыпочки и, заставляя его заткнуться, целую. Сначала ямку под горлом, следом шею, резкую линию подбородка. Сама не замечаю, как вовлекаюсь в процесс. Принимаюсь слепо шарить руками по его широкой груди, выдергиваю полы рубашки из-под ремня, желая поскорее коснуться.

— Обожаю, как ты пахнешь… — шепчу, ни разу не покривив душой. Я действительно обожаю его запах и вкус… Я его по всякому пробовала и теперь могу судить об этом с полной уверенностью. Воспоминания о том, как он трахал мой рот, разгоняют желание до запредельного уровня. Развожу полы рубашки в сторону и, затаив дыхание, кладу обе руки на его голую грудь. Глаза Рината темнеют, он заведен, но пока только позволяет себя ласкать. И лишь когда я, смущенная, утрачиваю всякую смелость, бесцеремонно толкает меня к стене и касается моего рта. Я ждала взрыва страсти. Однако поцелуи Рината неторопливые и тягучие, а движения рук на моем теле — ласковые и плавные. И это прекрасно… наверное. Вот только мне хочется его совсем не так. Я хочу его такого же дикого и необузданного, как в том гостиничном номере. Отстраняюсь. Перехватываю ладонь и веду вверх по своему телу к шее. Моя грудь тяжело вздымается. Я опускаю будто свинцом налитые веки, прижимаю его ладонь к своему горлу и замираю на несколько мгновений, будто напоминая о том, как оно было.

— Хочешь так? — сжимает пальцы. — Любишь жестко?

— А ты… — спрашиваю, едва ворочая языком, — разве нет? — Он молчит, а я спешно добавляю: — Пять дней назад ты был очень жестким.

— Пять дней назад я хотел тебя наказать. Унизить…

— И тебе это понравилось. Просто признай.

Ринат молчит. Но когда вновь набрасывается на мои губы — от его цивилизованности ничего не остается. Я не знаю, кто из нас более дикий. Это не просто секс, это — борьба. И в ней то я побеждаю, то он. Мы кружимся, сбиваем с полок книги, сувениры и мелочь. Бьемся о стены. Платье трещит по швам. Ринат чертыхается, дергает пуговички, а не справившись — собирает у горла ткань и просто дергает вниз, разрывая к чертям собачьим.

Я с шумом дышу и, заведенная его внезапной агрессией, на подгибающихся ногах отступаю к кровати.

— Ляг! — командует он.

— Сними брюки! — вношу встречное предложение, а чтобы показать свою готовность идти на уступки, ложусь. Под его беснующимся взглядом подтягиваюсь на локтях, чтобы грудь в разорванных тряпках смотрелась более выигрышно. Мне так нравится, как он жрет ее взглядом. Но даже этого мало… Облизываюсь, когда он в отместку таки щелкает пряжкой ремня.