— Ну вот, — мягко проговорила она и забрала из его руки вилку, — а ты говорил, что никак не смогу тебя использовать. — Отполовинила белок и положила его на хлеб.

— Ты доиграешься.

— А что ты хотел от меня услышать? — слегка пожала плечами и вернула ему вилку.

— Не это.

— Думал, что я буду вымаливать у тебя прощение?

Умолять его пустое, равно как ловить руками ветер или сжимать в кулаках свет.

— Не смеши, — хмыкнул он. — Ты голову на плаху положишь так, чтобы колени не подогнуть.

— Ваня, я тебе все сказала. Хочешь получить нормальный ответ, начинай разговор по-другому. Я не девочка для битья. Если ты ударишь, я не подставлю вторую щеку.

Алёна настороженно ждала вопросов, даже перестав жевать бутерброд. Шаурин излишне крепко сжал в руке вилку. Они замолчали, потому что подошли к главному. Оба были спокойны, но не бесстрастны. И в этой внезапной тишине отчетливо прозвучал гром за окном, взвыла сигнализация какой-то машины.

Шаурин вдруг обхватил ладонями Алёнкино лицо, резко притянул к себе и чмокнул в губы. Быстро, крепко, точно не поцеловал, а хлестнул по губам. Она со вздохом отпрянула и потянулась к чашке с чаем. Он поставил тарелку с яичницей себе на колени и прибавил громкость телевизора.


_____


— Вот это ответочка, — ошарашено прошептала Алёна, яростно соображая, как на это реагировать. — Кушайте с булочкой, Доктор Лейба, смотрите не подавитесь.

Она бросила ключи на стол, в руках у нее осталась открытка. Яркая и безвкусная, с красными розочками. На которой броско и размашисто было написано «За прекрасную ночь». И подпись. Только гербовой печати не хватало. Твою ж мать, Шаурин!

Разумеется, так взбесила Алёну не дешевая открытка. Цветастой карточкой Ваня не ограничился. За «прекрасную» ночь подарил ей машину. Белый мерседес. Даже не потрудился лично увидеться, а «прислал» подарочек с водителем.

Теперь она не знала, что и думать. Если утром в ней была какая-то уверенность, то сейчас земля ушла из-под ног. Чего он хотел этим добиться? Унизить, оскорбить, довести до истерики или спровоцировать на скандал? Он же ждет ее звонка, какой-то реакции, но какой?

Алёна запустила пальцы в волосы, слегка сжала голову. Прошла в гостиную и замерла около дивана. Взгляд упал на разбросанные подушки и скомканное одеяло. Она так и не унесла его в спальню. Оно осталось лежать здесь, как напоминание о прошедшей ночи.

Телом и разумом овладело странное бессилие. Стало так горько и страшно. Сейчас они движутся в тупик. И скоро упрутся в стену. А потом будут биться об нее, расшибаясь в кровь.

Набрала Ванькин номер. Когда он ответил, начала без истерики, но и без особых церемоний.

— А чего не «бентли», а только «мерседес»? Мелковато что-то для Вашего Величества, — не смогла удержаться, чтобы не съязвить.

— Ну так у тебя еще все впереди.

Почувствовав удовольствие в его голосе, Алёна обреченно вздохнула. Устало откинувшись на спинку дивана, прикрыла глаза и сжала переносицу пальцами.

— Чего бы ты ни хотел этим добиться, у тебя получилось. Что-то же ты хотел?.. У тебя получилось. Теперь ты доволен?

— Ну и? Твой диагноз, Доктор? Или за двоих думать не получается, привыкла только за себя? — заговорил он громче. — Отношения и чувства – не математическая формула, не уравнение, чтобы требовать конкретного решения. А ты словно дала задачу и ждешь ответ! Прям как моя бывшая учительница по математике: а тебе, Ванечка, посложнее! При наших с тобой исходных данных, это очень сложная задача, скажу я тебе! Так подскажи: по какой формуле расчет делать!

От его слов у нее почему-то вспыхнуло лицо. Возможно, потому что он сейчас абсолютно прав. Да, она хотела, чтобы именно так все и произошло. Чтобы Ваня подумал, успокоился, решил «задачу» и вернулся с ответом. С готовым решением.

Стало абсолютно ясно, что прийти к миру этим путем, у них не получится.

— Нет у меня никаких формул. Просто я, Шаурин, тебя люблю. И готова еще пару раз причесать твое эго. Это все, что я могу сделать. А потом, мы, может быть, поговорим.

Она повесила трубку, не дожидаясь ответа.

А он бы и не смог сейчас что-то сказать: горло перекрыло. Так бывает. Точнее, не знал, что так бывает.

Ее слова подкинули его в кресле. Как будто получил удар в солнечное сплетение, и внутри что-то разорвалось.

Говорят, знание важнее. Но бывают такие слова, которые меняют все. Оживляют. Взрывают изнутри. Раздевают сердце, обнажают душу, срывают заслонки и любые маски.


Только когда Алёна закончила разговор, отложила телефон в сторону и начала наводить порядок в гостиной, поняла, как на самом деле ее обидел подарок Ивана. И не подарок это, а оскорбление.

Обида – самое разрушительное чувство. Злость и та не так убивает. Может и мобилизировать в нужный момент, подтолкнуть к движению в правильном направлении. Но действия, совершенные от обиды, ничего хорошего обычно не приносят. Можно перестать злиться, прекратить ненавидеть, но очень трудно перестать обижаться. Это чувство самое коварное: оно въедается глубоко, всасываясь в кровь, как яд, и отравляет существование. Обида — внутренний враг, который заставляет выстраивать барьеры, обороняться, скрываться, бояться.

Всегда удобнее прятаться в панцире и не пускать к своему сокровенному, чем потом прощать обидчиков. Легче обмотаться колючей проволокой, чем собирать себя по кускам.

Слишком часто обижали. Вот и Шаурин больно ударил. Одним взмахом так красочно нарисовал ее будущее, практически пообещав превратить в содержанку.

Задержись Лейба со звонком Ваньке хоть на минуту, позже бы уже не позвонила. А позвонив, сказала бы совсем другие слова.


Руки дрожали. Нужно всего лишь убрать постель. Но Алёна в смятении схватилась за скомканную махровую ткань, никак не находя силы, чтобы содрать ее с дивана. Дрожала душа…

Каким-то нечеловеческим усилием она все-таки заставила себя отнести одеяло в спальню и разложить подушки. И как вовремя…

Трель дверного звонка заставила внутренне напрячься. И собраться. Но она не побежала стремглав к двери, чтобы впустить нежданного гостя. Если это Царевич, то с ним на сегодня она уже наговорилась.

И все же открыла, замерев от удивления.

— Не надо захлопывать дверь перед моим носом, — вместо приветствия сказала Юлия Сергеевна.

— Откуда такие стереотипы? Почему вы думаете, что я захлопну перед вашим носом дверь?

— У тебя все на лице написано.

Вздохнув, Алёна отступила, пропуская мать Ивана в квартиру. Конечно, не собиралась Лейба грубить, не к месту припомнив момент знакомства. Растерялась. Кого-кого, а вот Юлию Сергеевну точно у себя в гостях увидеть не ожидала.

Женщина прошла в гостиную, унося с собой головокружительный аромат духов, смешанный с запахом дождя и улицы. Там она осмотрелась. Небрежно бросила на кресло свое пальто без рукавов. Глянула сквозь прозрачный тюль, оценив открывающийся вид из окна и повернулась с приветливой улыбкой.

— Хорошо у тебя, уютно.

— Спасибо, — наконец ожила Алёна, вспомнив про обязанности радушной хозяйки. — Располагайтесь, где вам будет удобно, я сделаю чай. Или лучше кофе?

— Можно и чай. Да, давай, чай. И попьем его на кухне.

Они прошли на кухню. Алёна заваривала чай и волновалась, все время чувствуя на себе пронзительный взгляд. Прекрасно понимала, что привело сегодня к ней эту сильную и влиятельную женщину.

— Ну и что? Ругаетесь?

— Ругаемся, — подтвердила Алёна и поставила на стол чашки.

— Прекрасно.

Алёна взглядом выразила недоумение.

— Вам Ваня сказал?

— Нет. Но когда мой сын начинает делать вид, что он меня не слышит, я и сама понимаю, что дело швах. Последний раз он не слышал меня целый год. Теперь я не хочу, чтобы он оглох на всю жизнь.

— Тогда что прекрасного в том, что мы ругаемся?

— Не ругаются только те, кому друг на друга наплевать.

— А вы тоже с Денисом Алексеевичем?..

— Конечно. Аж пыль столбом.

— Не может такого быть, — улыбнулась Алёна. Не верила, не могла себе такого представить.

— Еще как может. Правда, я только с возрастом научилась правильно ссориться со своим мужем. А ты с этим делом не затягивай. Надо время от времени выяснять отношения.

— С кем — с Ваней?

— Да. А то он тоже не очень любитель…

— Кто — Ваня?! — с еще большим удивлением переспросила Алёна. — Да он только и делает что отношения выясняет. Я бы, наоборот, слегка поубавила его пыл.

— Ваня только и делает?.. — теперь Шаурина удивилась. — А мы точно об одном человеке говорим?

— Вот и я думаю… — Алёна расслабленно засмеялась и тут же оборвала смех: — Но я не буду вам ничего рассказывать о нашем конфликте, даже не спрашивайте.

Заявление Алёны совсем Юлию не удивило. Поразительно было бы, случись все наоборот.

Точеные черты лица не тронула ни одна эмоция. Юлия Сергеевна остановилась взглядом на кактусе, который стоял тут же на столе. Тронула пальцем мягкие колючки. Зачем-то Алёна сказала, что его подарил Ванька.

— Оригинально, — оценила женщина.

— Да, это точно. Кактусы, книжки… Ваня умеет делать подарки.

Еще часы, машина… Но про это Алёна не стала говорить.

— Ну надо же, как старается, — иронично протянула мать Ивана.

— В каком смысле? — нахмурилась девушка.

— Понимаешь… Как бы мне поскромнее выразиться… — Юлия Сергеевна вздохнула и сцепила пальцы.

— Мне кажется, поскромнее – у вас не получится, — мягко усмехнулась Алёна.