— Шаур, ты чего? Надо было администратора вызвать, а то понабрали криворуких. Твоя человечность просто не имеет границ, — с едва заметным сарказмом продолжал высказываться Костя Татаринов.

— Это бесчеловечность границ не имеет, а человечность – еще как. А у моей человечности, Татарин, границы есть. И вполне определенные, — сказал Иван с едва заметным нажимом. Давления было больше во взгляде, чем в словах. Татаринову этого хватило, чтобы отстать. Впрочем, Шаурин не собирался повторять два раза. Шевельнул крупными плечами, снял испачканный пиджак, оставшись в белой футболке. На груди у него красовался Че Гевара.

Только теперь он прошелся взглядом по всем присутствующим. Неспешно прошелся, открыто. Словно искал что-то, но без явного интереса. Алёна даже не удивилась, что на ней он задержался чуть дольше. Естественно. Она же для него новое лицо. Как, впрочем, и он для нее. Их друг другу не представили, а сам Ваня не посчитал нужным уделить ей какое-то внимание, поинтересовавшись именем. Что Алёну, собственно говоря, ни капли не расстроило. Видимо, казус с официанткой всех немного выбил из колеи, и на какое-то время в центре внимания оказался испачканный пиджак Шаурина.

— Что будете заказывать? — немного погодя рядом не очень смело прошелестел женский голос.

Иван поднял глаза и усмехнулся:

— Ты меня преследуешь? — спросил у той самой официантки, которая несколько минут назад облила его соком. — Что за день сегодня… Страшно представить, чем он закончится.

Девушка покраснела и молча щелкнула авторучкой.

— Кофе. Надеюсь, ты меня не ошпаришь? И чизкейк. Ягодный.

— Да. Отличный выбор, я бы его очень советовала, — проговорила совершенно искренне девушка.

— Чудесно. А кофе – со сливками, — уточнил.

После того как официантка приняла заказ и отошла, Ваня обратил свой взгляд на счастливую парочку – Игоря и Свету.

— Света, счастье есть? — спросил и чуть улыбнулся.

— Есть, — отвечая на его вопрос, Светка расплылась в радостной улыбке. Хоть убей, не могла Алёнка точно сказать, от того самого ощущения счастья ли та разулыбалась, или Ванькино внимание ей так польстило. Не то чтобы оно, внимание, должно было быть необычным, раз они дружат и общаются, но от него в ее сторону заметно повеяло теплом. Немудрено, что она так среагировала.

— Когда свадьба?

— Через месяц.

— Это мы типа помолвку празднуем?

— Типа да, — подтвердил Игорь. — А потом мальчишник и девичник.

Для Шаурина принесли кофе и десерт. На этот раз он не стал волновать краснеющую официантку своими придирками: даже не взглянул в ее сторону, а только чуть отодвинулся, позволяя поставить тарелку и чашку на стол.

— Надо вместе – и девичник, и мальчишник.

— Почему это? — переспросила Света.

— Потому что водка без девок – деньги на ветер.

— Ваня, ты сейчас наговоришь, — смеясь, упрекнула счастливая невеста.

— Так это Игорёша женится, а не мы. Нам веселье подавай, да, Макс?

— Шаур, ты, как всегда, мыслишь в совершенно правильном направлении, — довольно кивнул Журавлев. — Вот проводим тебя, Радченко, во взрослую жизнь, а потом ты нам и расскажешь, есть ли она, та самая жизнь, после свадьбы.

— И чего мы тогда сидим? — спохватился Татаринов. — Водка уже нагрелась.

— Сухое? — Иван указал на бутылку белого.

— Угу, — подтвердил Максим и наполнил его бокал.

— Тогда я, как уполномоченный представлять интересы жениха, возьму на себя смелость провозгласить тост. За счастье молодых, пусть им живется, как в раю! — зашумел Татаринов.

— Ну ты прям совсем коротко. Неужто все слова истратил? — усмехнулся Максим и посмотрел на Алёну. Та ответила ему понимающей улыбкой и отпила вино. Потом посмотрела на сестру: Вика при появлении Шаурина вся подтянулась.

— А чего Валет? Опять на велосипеде катается? — спросил новоявленный жених у Шаурина.

Ваня засмеялся:

— Не напоминай мне про эти велосипеды. Придурки, блин. А Валет… Ты же его знаешь. У него шило в одном месте. Хочет пятьсот дел за один день сделать, а в итоге никуда не успевает. — Принялся размешивать сахар в чашке. И ложечкой он водил по дну против часовой стрелки. Может, кто-то не придал бы этому значения, но для Алёны этот факт показался примечательным. Не многих людей она могла бы вспомнить, кто размешивает сахар в чашке строго против часовой стрелки.

— А ты всегда с десерта начинаешь? — с многозначительностью в тоне полюбопытствовала Вика.

Алёнка, втайне усмехаясь, замерла взглядом на двоюродной сестре.

— Конечно, — Шаурин кивнул. — Чтобы не было повода задержаться. И кстати, чтобы молодые были счастливы, свидетели должны переспать. Кто у нас подружка невесты?

— Виктория, — с каким-то удовольствием в голосе сообщил Максим Журавлев.

— Ваня, ты какие-то глупости сейчас говоришь, — Вика готова была оскорбиться.

— Это не глупости, Вика, это народная примета. Традиция такая, если хочешь знать. А традиции надо уважать. Ты же хочешь, чтобы твоя подруга была счастлива, так сделай доброе дело.

Алёна снова сдержалась, чтобы не расплыться в улыбке. Ей ли не знать, что будь Ваня на месте Кости Татаринова, сестра сама бы настояла на поддержании этой традиции. Но придется, как видно, Вике стерпеть этот удар по самолюбию и немного задвинуть свои планы. Сложноват для нее типаж. Положа руку на сердце, Алёна и сама появления Шаурина ждала с каким-то нездоровым любопытством. Жуть как интересно было посмотреть на человека, от одного имени которого Вика впадала в истерику. Наверное, это единственное, в чем с ней можно согласиться: тут есть отчего впадать.

И кстати, насмехался ли Иван или просто иронизировал, эту ли ситуацию имел в виду или поддержал многозначительный тон Виктории, но и у Алёны сложилось впечатление, что сегодня он начал с десерта потому, что не собирался надолго задерживаться. Может быть, тот самый десерт в начале вечера наводил на такую мысль, и то, что не стал Иван пить крепкие напитки. Да и пиджак не пристроил на спинку кресла, а перекинул через колено, словно с минуты на минуту мог подхватить его и подняться с места.

Что-то сказал ей Костя, Алёна, задумавшись, не услышала. Переспросила, но Вика встряла в их разговор, не дав ему повторить вопрос:

— Костя, да ты не старайся. Я ж тебе говорила, это бесполезно. Лейба у нас непрошибаемая.

— Да ладно, — игриво сказал тот и самоуверенно ухмыльнулся он, — и не таких прошибали. Всем ледышкам тепла не хватает.

— Да не в тебе дело, Костик. В твоем обаянии никто не сомневается. Знаешь, как говорят: человека из деревни вывезти можно, а деревню из человека – никогда. Это как раз про нашу Алёнку. Не понимает она намеков, не умеет общаться и флиртовать. Найди себе кого-нибудь поинтереснее.

— А мне кажется, все она понимает. Да и я не флирт имею в виду.

— А ты, как я посмотрю, весьма настойчив, — разозлилась Алёна и на Татарина, и на сестру. Тихо внутри вскипела. Всегда старалась не обращать внимание на подобные издевки и глупые выпады, но сейчас привычно проигнорировать не хватало терпения. На языке так и вертелось несколько смачных выражений.

— Естественно. Да и ты не отказываешь, — тем же самым раздражающе самоуверенным тоном проговорил Татарин.

Алёна сделала паузу. Дала Косте вздохнуть и выдохнуть, чтобы слова которые она произнесет, проникли в его замутненное сознание. Достал уже.

— А знаешь почему напрямую не отказываю?

— Почему?

— Потому что не вижу с твоей стороны особых притязаний. Или вот эта многочасовая сублимация неудовлетворенного сексуального влечения в низкобюджетный романтичный драматизм и есть высшая степень твоей активности? — произнесла она отчетливо на одном дыхании, совсем не скрывая в голосе едкого сарказма.

Боковым зрением Алёна уловила, что Шаурин оторвался от разговора с Радченко и посмотрел на нее. Почувствовав на себе его магнетический прямой взгляд, своих глаз от лица Татаринова она не оторвала. Тот застыл, как будто и не дыша, его чуть вытянутое лицо еще больше вытянулось. От удивления, что ли. Никак не мог он сообразить: окончательно ли ему отказали, или просто жестоко оскорбили.

— Низкобюджетный романтичный драматизм. Это ты сейчас о сексе?

Алёна рассмеялась. Наверное, этот короткий колкий диалог и последующий смех стали проявлением ее собственной наивысшей эмоциональной активности за весь вечер. Чаще она была лишь наблюдателем.

— Можешь и так считать, — спрятала усмешку за бокалом, глотнула вина и посмотрела на Ваню. Он так и не сводил с нее своих гипнотических серо-зеленых глаз, а когда она взглянула ему в лицо, разомкнул губы, словно собираясь что-то сказать.

— А что это за история с велосипедами? — заполнила Света неловкую паузу.

— А ты ее еще не слышала? — медленно, как будто нехотя, он перевел взгляд на Павлову.

— Не-а.

Радченко хохотнул.

— Вань, расскажи.

— Это было прошлым летом в середине января, — Шаурин усмехнулся.

— В тридесятом королевстве, там где нет в помине короля… Шаур, вот точно, не было тебя с нами, и мы, как говорится, всю свою сдержанность и стать потеряли, — пошутил Максим.

— Ага, скажешь тоже! Да если бы Шаур был с нами, то мы бы не в соседний район на велосипедах кататься уехали, а точно в другую страну улетели! Или на другой континент! — расхохотался Радченко. — Пристрелите меня, но я лично не помню, как мы пришли к идее покататься на велосипедах. Вроде сидели у меня, пили. Почти спокойно.

— Вот и я понятия не имею, — усмехнулся Шаурин. — Я знаю только второй акт этой безумной пьесы. Звонят мне среди ночи из полиции эти идиоты: «Шаур, забери нас отсюда». И все. А я лежу с температурой, мне вот как раз только этого звонка для полного счастья не хватало. А откуда забрать – непонятно. Но это ладно. Приехал я за этими придурками, не бросать же, забрал обезьян из обезьянника. Они пьяные, грязные, как бомжи. Вчетвером на двух велосипедах. Привез эти дрова к себе, куда еще. Они дальше входной двери и не прошли.