Чертов Шаурин. Никак не рассчитывала, что он примчится к ней прямо с утра. Хотя тоже уже ничему не удивлялась, Ванька давно ее логику сломал. Единственное, что могла сказать точно: они безумно друг друга хотят. После поцелуев на причале смотреть друг на друга спокойно не могли, сгорали от возбуждения. Вот и уехала вчера, чтобы хоть немного голову остудить. Слишком быстро их отношения развивались, так стремительно, что едва успевала реагировать. Знала, куда шли, пыталась удержать контроль, но почему-то не получалось. Ушла молча, потому что по-другому от Ваньки не вырваться. Однако остыть не очень-то удалось. Всю ночь проворочалась, почти не спала и вскочила рано. Шаурин у нее не только сильное сексуальное возбуждение вызывал, но и душевное какое-то, встряхивал он ее всю целиком. Им срочно нужно переспать. Дико и быстро потрахаться, чтобы снять это невыносимое для обоих напряжение.

Алёна закинула в ванную мокрое полотенце, заправила кровать и переоделась, не встречать же Ваньку в пижаме. Хотя тут вопрос спорный. Может быть, пижама сейчас была бы самым лучшим вариантом.

Шауринское «сейчас заеду» растянулось на полчаса. Ровно через полчаса Алёна, одетая в белую прозрачную майку и короткие зелёные шорты, открыла дверь.

— Кофе давай, сейчас будем… — сходу распорядился Ваня, но прервался на полуслове, когда разглядел, в чем его встретили, — …отношения выяснять, — замерев взглядом на белой майке, с трудом закончил фразу. Мда, футболка-тельняшка и «морское» платье ну просто отдыхают. Те хоть не были прозрачными. Теперь он не только знал, какова ее грудь на ощупь, но и видел ее, ибо майка, ничего не скрывала.

— Доброе утро, — мягко сказала Алёна, наталкиваясь на отнюдь не мягкий взгляд серо-зеленых глаз.

Ваня хотел сказать что-то другое — точно не про доброе утро, — но не успел, его отвлек сотовый. Айфон как будто тоже вибрировал зло и недовольно. Прежде чем ответить на звонок, Шаурин порывисто снял черный пиджак и небрежно сунул его Алёне:

— На, повесь аккуратно. — Тогда только ответил на мобильный: — Да!

Жестко ответил. От такого тона можно все мысли растерять. А если хочешь о чем-то попросить, то точно не решишься. Алёна скрыла ироничную улыбку, удерживаясь от язвительного словца. Еще не время, сейчас точно не надо его злить. Шаурин, кажется, и так на взводе.

— …Нетрудно встретить этого мужчину небесной красоты,

На нем всегда костюм отличный оттенка кофе с молоком… — замурлыкала она вполголоса старую веселую песенку «Браво», раздвинула тонированные дверцы гардеробного шкафа и, демонстративно встряхнув пиджак, повесила его на плечики. Аккуратно, как Ваня и просил.

— А меня это вообще не интересует!..

Точно. Все серьезно. Наверное, какие-то проблемы — вон как важно орет по телефону. Алёна легкой походкой удалилась на кухню, чтобы дать Шаурину спокойно прорявкаться на кого надо. Закончив разговор, Ваня глубоко вздохнул и по привычке глянул на наручные часы, хотя стоял посреди просторной прихожей перед громадными белыми часами Alivar на стене.

— … конечно, Ваня… Ваня… Ваня…

Ну кто его не знает… — продолжая напевать Алёна на свой манер, разливая кофе.

Захватив чашки, она направилась в гостиную, Ваня уже сидел там, свободно расположившись на диване. Алёна аккуратно поставила чашки на журнальный столик и застыла перед Шауриным с поражающей покорностью во взгляде. Он изобразил на лице легкую скуку и слегка вздернул подбородок.

— У тебя сегодня трудный день? — ответила на его вопросительный взгляд любезным вопросом.

— Очень, — смотрел на нее выжидательно и так старательно демонстрировал скучающий вид, что она улыбнулась.

— Твой кофе, Ванечка, — сказала ну просто убийственно ласково, но взгляд ее стал слишком загадочным, чтобы его проигнорировать. И смотрела она, не отрываясь.

— Ты что-то туда подсыпала? — мельком глянул на кофе, но к чашке не потянулся.

— Нет, это просто кофе. Без добавок и примесей, как ты любишь.

Как будто вдоволь насмотревшись на нее и удовлетворившись услышанным, Шаурин хлопнул рядом с собой по дивану. Алёна послушно устроилась рядом, все так же участливо глядя ему в глаза.

— А что это ты такая добрая сегодня? — спросил с сомнением.

— Потому что утро у меня доброе.

— Неужто. А у меня оно ни хрена не доброе. Не знаешь – почему?

— Ванечка, — мягко произнесла его имя, — я же натуральная блондинка, поэтому ты должен понимать: иногда я могу жестко тупить.

— Нет, — качнул темноволосой головой, — судя по вчерашнему вечеру, ты не тупишь, ты головой болеешь. Иначе было бы у тебя утро не доброе, а счастливое. И у меня, кстати, тоже. И ночью было бы тебе счастье. Несколько раз я бы точно тебя как следует отсчастливил.

Подцепив за майку, Ваня напористо притянул ее к себе и прижал, перехватив за талию. Алёна, не сопротивляясь, поддалась. Устроившись у него на коленях, ответно приникла и жарко дохнула в губы. Ее глаза возбужденно блеснули, тонкая ладонь мягко коснулась лица, обжигая простым прикосновением.

Ванька сегодня был чисто выбрит, щека у приятно гладкая. Хотя небритый он ей тоже безумно нравился. Он нравился ей любой – и в футболке с Че и в голубой рубашке, как сегодня. Он и без рубашки ей понравится, она в этом не сомневалась. И так вкусно от него пахло. Жестко, энергично. Резковато, но ему подходило. Если бы они хотели скрыть свои отношения, то не смогли, прокололись бы сразу: после него на ней всегда оставался этот дурманящий запах, — сама его чувствовала. Руки пахли им, одежда, если они обнимались. Она вся им пропитывалась.

И сейчас только коснулась твердой щеки, вдохнула, и голова закружилась. Ладони соскользнули к плечам, и Ваня чуть подался вперед, позволяя удобнее обнять себя за плечи. Она обхватила его, поцеловала губы, касаясь лишь только слегка, словно вспоминая вчерашнее, или проверяя свои ощущения, может быть, дразня. Да, точно дразня. Но потом ее губы приоткрылись, и Шаурин стал целовать ее настойчиво и возбуждающе.

— А это так теперь называется — «выяснять отношения»? — сказала севшим голосом, когда он задрал майку и провел ладонями по ее голой спине. — Ладно, пусть так… Я пью противозачаточные таблетки, потому мы спокойно можем выяснить наши отношения окончательно.

— Ты пошутила?

— Это похоже на шутку? — зашептала в губы. — Ванечка, я тебя так хочу, что всю ночь не спала и аппетит потеряла. И кофе я для тебя сварила – натуральный.

— Тогда какого ж ты хрена?..

— Чтобы не мешать тебе охотиться, — поцеловала его в шею, — давай, дорогой, звони… если тебе надо кому-то позвонить… говори, что задержишься. — Поерзала, теснее прижимаясь к его паху. — Куда ж ты теперь уйдешь.

— Ну ты и мурка… — хрипло пробормотал он и взял телефон.

— М-мм… — чмокнула крепко сжатые губы.

— Алён… — отвернул ее лицо, — подожди…

Пока он переговаривался, расстегнула пуговицы и проворно сняла с него рубашку, взялась за ремень на брюках. Ушли напускная сдержанность и игривое притворство, пропали улыбки и ненужные слова. Ладонями пробежалась по его груди, погладила широкие плечи и сильные руки, но не для того чтобы сделать ему приятно, а чтобы самой его почувствовать. Потом Ваня сдернул с Алёны майку, и наконец прижал ее к себе голую. Они жадно трогали друг друга, порывисто стискивали в объятиях. И эта обоюдная жадность возбуждала гораздо больше любой попытки намеренно доставить удовольствие. И без того было невыносимо приятно. До боли, до колючей дрожи и адского возбуждения.

Они только целовались, судорожно прижимаясь друг к другу, и во время коротких вздохов прихватывали губами то кожу на шее, то касались щеки. Никак не могли остановиться и прекратить эти головокружительные сладко-пьянящие поцелуи. Горячо и влажно целовались, не нуждаясь в больших ласках, и так изнывая от безумного желания слиться друг с другом. Их прелюдия началась не сейчас, и не вчера, не на причале, не за распитием текилы. Она давно началась, наверное, со дня случайного знакомства, с тех долгих многозначительных взглядов. А теперь наконец происходило то, чего они так долго хотели, изводя себя игривыми разговорами, прозрачными намеками и напускной сдержанностью. Они не сдержаны в своей страсти оба, им нужно много, горячо и прямо сейчас.

— Давай быстро в спальню.

— Можно и здесь…

— Нет уж, ты и так испортила наш первый секс. Я вчера тебя хотел – пьяную и в красивом платье.

— В этом была острая необходимость, а то я стала чувствовать себя как в дешевом водевиле. Все песни и пляски по сценарию.

Они быстро перебрались в спальню, где-то по пути, еще в гостиной, побросали вещи и в постель легли уже голые. Нетерпеливо прижались друг к другу, сплелись ногами, руками.

— Мурка ты, вот ты мурка… — прошептал в ухо, заставляя ёжиться от горячего дыхания. Стал жадно целовать шею. Алёна рвано вздыхала, постанывая от удовольствия. — Сама уже не можешь…

От нее сегодня не пахло духами, только чистым телом. И от еще чуть влажных волос – шампунем, тонко нежно, совсем не навязчиво. Никакие духи не могут возбудить сильнее, чем запах чистого женского тела. Но сильнее навряд ли возможно. От безумного желания познать ее в голове мутнело.

Чуть сильнее на нее навалился. Всем телом почувствовал ее напряжение. Зарывшись пальцами в светлые пряди, сжал руками голову, стал целовать ее мягкие губы и язык.

— Ты злился вчера? — спросила, вздыхая между поцелуями.

— Нет.

— Нет… — сил не хватало голосом выразить удивление, еле что-то соображала.

— Нет.

Он не злился. Если только немного, в первую минуту после ее звонка, а потом уже нет. Не злился, потому что давно не испытывал такого удовольствия – хотеть не просто секса, а женщину. Конкретную, определенную. До умопомрачения хотеть. Удовольствие от собственного, пока не удовлетворенного желания и предвкушения, было гораздо сильнее, чем короткое разочарование, оттого что она уехала. И сам тянул с сексом, насколько позволяло терпение, и Алёна вчера умело подыграла. Но это предел, дольше они бы не продержались. Знал, что она будет совершенно сумасшедшая в постели. Она так и вела себя — открыто, не сдержанно. Ей нравилось, и она стонала нетерпеливо, все сильнее прижималась к нему, все больнее впивалась ногтями в плечи. Нравилось, как он целовал грудь, гладил ее горячими ладонями. Ей нравилось, и она стонала. Задыхаясь под тяжестью его тела и изнывая от возбуждения.