Алёна медленно вздохнула и, не отпуская руки, уткнулась в Ванькину щеку. Он не отпустил ее тоже, утопил пальцы в светлых волосах, мало заботясь, что испортит ей прическу.

— Публика упала? — спросил с присущей ему усмешкой.

— Почти вся, — выдохнула, почему-то чувствуя легкое головокружение.

Чрезвычайно развеселили и даже как-то раззадорили, направленные на них, многочисленные удивленные взгляды. Тут было чему удивляться. Никто не знал, что они встречаются.

Ваня придвинул Алёну ближе в себе. Вместе со стулом. Она качнулась и, коротко вздохнув, задержалась рукой о стойку, чтобы не упасть Шаурину на грудь. Их колени соприкоснулись, его ладони оказались на ее бедрах. Легли на них беззастенчиво и по-хозяйски.

Долго и спокойно Иван и Алёна смотрели друг другу в глаза. Впервые за последнее время без легкомысленных улыбок и язвительных фразочек. Как будто установили перемирие, признав силы друг друга. Но это только на время, на пару вздохов, чтобы восстановить слегка сбившееся дыхание.

— Сдохнуть можно, какая ты ханжа… — наконец сказал Шаурин, скользнув взглядом по ее обнаженным плечам.

— Можно. Но не нужно. Если ты прямо сейчас сдохнешь, то поставишь меня в неловкое положение. Да, я помню, что-то говорила тебе про короткие юбки, но я ничего не говорила про платья. Я знала, что оно тебе понравится. Заметила, что ты неравнодушен к полоске.

— Да, я про платье, — медленно проговорил он.

Разве можно на нее спокойно смотреть? Она перед ним как будто голая сидела. Обворожительная и сексуальная до зубного скрежета. Платье ее короткое в бело-синюю полоску, держалось на груди на широкой резинке, а чуть ниже талии завязывалось на поясок.

— Признавайся, какое место я заняла в рейтинге твоих мурмурочек? — спросила Алёна, и Шаурин с трудом оторвал взгляд от ее груди.

— Ты у меня одна.

— Да неужто. Ванечка, я сейчас от восторга начну заламывать руки.

— А ты выпей и все пройдет, кончатся твои восторги. Одна ты такая у меня… подружка, — произнес последнее слегка презрительно. — Я как-то с девочками не привык дружить.

— То-то ты так мало продержался.

— Сколько смог.

— Я так и знала, что ты просто хочешь со мной переспать. Ах, какая банальщина, снова банальщина, снова разочарование, подумать только… — качнула головой насмешливо. — И вся твоя дружба, Шаурин, только для этого, — ткнула его в грудь пальцем. — Ты просто хочешь со мной переспать.

— Конечно, только для этого. Я очень хочу… И я знаю, что ты знала. Ты все знаешь, — сказал он ровно, безо всякого выражения и интонирования в низком голосе. Но почему-то по ее телу поползли колкие мурашки. Хотелось встряхнуться, чтобы сбросить наваждение. — Что, — переспросил в ответ на ее молчание, — мне нужно сказать тебе это горячим шепотом на ухо?

— О, нет, не порти свой образ частым придыханием. Мне нравится твое легкое равнодушие, — сладко улыбнулась и провела пальцем по краю ворота его белой футболки. Коснулась крепкой шеи. — Только я должна тебя предупредить. Вернее, попросить.

— Внимательно, — кивнул он, одним словом выражая готовность выслушать ее заявление.

Алёна одернула руку и сосредоточилась:

— Если ты надумаешь завести себе новую мурку, скажи мне об этом прямо, и мы спокойно разойдемся. Без грязи.

— Хорошо.

— И все? «Хорошо» - и все?

— А что ты еще от меня хочешь? — спросил он чуть надменно. — Хорошо. Договорились. По этому поводу точно можешь не переживать. Если я надумаю завести себе новую мурку, мы разойдемся без грязи. Я в состоянии по жизни ясно выражаться.

Она собралась что-то сказать, но он прервал ее, немного покривившись:

— Алёна, замолкни, — убрал ее длинные светлые локоны за спину и взял свою последнюю рюмку с текилой.

— Шаурин, это контрольный в голову. Я могу не встать со стула, я и так достаточно выпила. Текила – это просто бомба.

Пока она говорила, он не спеша и сосредоточенно насыпал щепотку соли на ее обнаженное плечо.

— Не ври мне, ты трезва, как стеклышко. Так что, замолкни.

Таинственная улыбка тронула красивые четко-очерченные губы:

— Тогда можно я без соли? А то у меня язык от нее щиплет.

— Доктор, тебе можно все, — ярко выделил последнее слово. — Пей и пошли отсюда. — Слизнул соль с ее плеча и опустошил рюмку.

Алёнка тоже выпила и сунула в рот дольку лайма. Ваня повторил за ней, слез со стула и стянул ее за собой. Не спеша, но уверенно, двинулся между столиков к выходу на веранду. Кажется, он мог пойти гораздо быстрее, но сдерживался намеренно и слишком сильно стискивал ее тонкую руку, словно ждал, что Алёна будет сопротивляться. А она и не думала, сама не могла дождаться, когда они скроются от чужих глаз. Хватит уже, устроили представление.

Совсем скрыться им не удалось: веранда и причал достаточно ярко освещались уличными фонарями. Но даже если кто-то обратит на них внимание, на таком расстоянии ничего особенного не разглядит – только лишь стоящего спиной мужчину, который обнимает женщину. Может быть, они целуются.

Эти двое целовались. Сразу страстно и влажно, как-то проскочив целомудренные и мягкие поцелуи-узнавания. Они не узнавали, не привыкали, а знающе целовались, лаская друг друга губами и языком, как это делают влюбленные во время секса. Так интимно можно целоваться только наедине в закрытой комнате. Они целовались и не могли друг друга отпустить даже на расстояние вдоха.

С трудом Алёна наконец оттолкнулась, чтобы вздохнуть, Ваня резво развернул ее к себе спиной, — похоже, у Шаурина вошло в привычку прижиматься к ней сзади и трогать за грудь.

— Прекрати, — задыхаясь, прошептала, пытаясь убрать его руки. Но убрать хотела не потому что боялась или неприятно было, наоборот, слишком приятно. Слишком хотелось, чтобы он ее трогал. — Остановись…

— С чего бы это? Следующий раз не будешь выделываться.

Это уже не мягкое, едва ощутимое касание, как тогда у него в квартире. Сейчас Ваня действовал нагло и смело. Алёна боялась, что он просто сдерет с нее платье. Достаточно только слегка потянуть вниз, и мягкая резинка сползет с груди. Шаурин, словно мысли ее прочитав, именно это и сделал.

— Ваня!.. — зашипела возмущенно. — Ну не здесь же!

— Вот, — сказал хрипловато и одобрительно. — Это самая правильная фраза, произнесенная тобой за весь вечер. Самая правильная. Надо было сразу сказать: Ваня, не здесь. Стой смирно. Тихо, — снова ухватился за ткань, — я не буду снимать с тебя платье, обещаю. Дай потрогать.

Алёна вздохнула и замерла. Как и обещал, платье Шаурин с нее не снял, но грудь немного обнажил.


ГЛАВА 8


Ну, давай же, Шаурин. Уже десять минут десятого. Неужели сегодня не позвонишь?

За последние несколько дней Алёна уже привыкла, что утро начиналось со звонка Шаурина. И сегодня ждала его с особым чувством, правда думала, что после вчерашнего, девяти часов утра Ваня ждать не станет — позвонит часов в шесть. Еще бы! Она так мило покинула его накануне вечером: ушла, как говорится, по-английски, не попрощавшись. Позвонила ему из такси, но, как ни странно, не смогла определить разозлил его ее внезапный уход, или нет. За ней он не помчался, наверное, посчитал это ниже своего достоинства. И да, это действительно было бы ниже его достоинства.

Холодный омлет стоял на столике около дивана и совсем не вызывал аппетита. Есть не хотелось, выпила полкружки чая и отправила ее к омлету остывать. Нашла канал с мультфильмами и теперь отстраненно наблюдала, как мышка Джерри на пару со слюнявым бульдогом гоняла бедного кота. Алёна даже в детстве всегда жалела Тома и ненавидела эту паршивую пакостную мышь. Вот омерзительные животные. И придумал же Бог таких тварей.

Звонок Шаурина вызвал неконтролируемую улыбку. Ответила сразу, не стала считать до пяти, как обычно.

— Ты дома? — налетел он с вопросом. Узнала этот его непреклонный и резковатый тон. От него дыхание перехватывало, но сегодня не растерялась.

— Нет, — ответила она, но сразу исправилась: — Шутка. Дома я. Конечно, дома. Где же еще мне быть в десятом часу наутро после девичника?

— Да где угодно. Если б я сейчас услышал, что ты в городском парке на чертовом колесе, не удивился. Уже ничему не удивляюсь. Жди, я сейчас заеду.

Почувствовав в его голосе взбудораженность, возбуждение какое-то, Алёнка и сама не смогла усидеть на месте — вскочила с дивана, стянула с мокрых волос полотенце, — но не выдала себя ни бурной радостью, ни трогательным волнением.

— Да? А раньше ты обходился скромнее – телефонным звонком.

— Так сейчас у нас и случай тяжелее.

— Свидание утром… — проговорила ангельским голоском, — как романтично.

— Не надейся на свидание. Я сегодня занят по самое не могу. Сейчас у меня есть немного времени, а потом даже не знаю, когда освобожусь. Я еще не завтракал, я голодный и злой. Заеду на кофе, заодно проверю, как ты жива-здорова, или тебя совсем перемкнуло.

— Заезжай, Ванечка, — ласково до тошноты сказала Алёна, — заезжай, дорогой. Я сварю для тебя кофе. Настоящий, не растворимый. Хочешь – с корицей? Ты же любишь корицу. Хочешь – с имбирем? Все будет, как ты хочешь.

— Не надо мне добавок. Я люблю все натуральное. Все, жди. Обнял, поцеловал.

Это что-то новенькое, так он с ней еще не прощался. Ну, да, знаменовал новую стадию их отношений. Молодец, все правильно. Но точно Шаурин сегодня очень злой: ни единого проблеска иронии в голосе. Ну, ничего, Ванечка, скоро подобреешь, будет тебе все натуральное.

Алёна повесила трубку и застыла посреди гостиной, не зная, за что хвататься. Бывает такое, когда голова пустеет. Вот и у нее она мигом освободилась от мыслей, хотя по телефону Алёна говорила уверенно, однако, нажав «отбой», остановилась в прострации. Вот так всегда с Ванькой — голова отключается.