В самый разгар поисков клада София уезжает за границу?

Или уже после того, как его нашли? Или вообще не нашли ничего, они с Дмитрием распрощались, и она укатила? А он?

Предположений было так много, что они, толкаясь локтями от нетерпения, выстроились в моей голове в очередь.

Ну почему не имеет право на существование такая версия: Дмитрий и София едут вместе на Самотраки, там он тонет в результате несчастного случая, а она возвращается в Александруполис, после чего уезжает в Германию? Причем для моих поисков даже не важно, успели они найти клад или нет. Сюда газетная заметка как-то вписывается.

Или вот такая, дурацкая: они находят клад, она убивает своего спутника, чтобы не делиться, — и опять-таки уезжает в Германию. И еще такая, не менее глупая: София была связана с александруполисским криминалитетом, рассказала им о сокровищах, те подождали, пока клад будет найден, — и вот, нате пожалуйста: труп на дне моря-окияна с привязанной — чтоб не всплыл — чугунной или бетонной болванкой. Софии они отстегивают за наводку энную сумму, и она сваливает к мамаше. Ни та, ни другая версия, правда, не состыкуется с заметкой.

Самой последней версией — потому что она была самая неприятная — я выдвинул следующую: София и Дмитрий нашли клад и улизнули вместе. И здесь, конечно, газетная заметка тоже мешала, как рыбная кость в горле. Да, с ней надо разбираться.

18

Ну что ж, напротив первого пункта плана моего расследования можно было ставить галочку.

Я побродил по улицам Александруполиса, с удивлением отмечая, что мелкие товары типа сигарет, чипсов, брелоков, цепочек, всяких сувениров и безделушек открыто лежат па прилавках киосков или висят на вынесенных стендах: у нас, конечно, ловкие ручки давно приделали бы к ним ножки.

Попутно я обращал внимание па газеты: кроме «Афинского курьера» на русском языке здесь продавались «Аргументы и факты», «Спид-инфо», «Совершенно секретно» и масса другого популярного чтива, что, в подтверждение слов Инны, несомненно, указывало на наличие в городе определенного процента русскоязычного населения. Однако заподозрить, что одно из этих изданий тиснуло заметку о предполагаемой гибели какого-то Дмитрия Захаропулоса из Белоруссии, я не мог — уровень не тот.

Было двенадцать часов. Наверное, для первого дня хватит. Хорошего понемножку. (Плохого, желательно, тоже.)

Я прикинул, что если ехал сюда десять минут, то обратно смогу добраться пешком минут за пятьдесят, самое большее, за час. Оба раза такси везло меня по прямой, так что я, с детства обладая топографическим идиотизмом — так это кажется называется? — все же имел хорошие шансы вернуться домой, не заблудившись.

И я пошел.

Маршрутные автобусы, судя по всему, были здесь не в почете: за все время я встретил только три или четыре, да и те перевозили больше воздух, чем пассажиров, поскольку на каждый приходилось, в лучшем случае, не больше десятка граждан. Зато легковыми машинами были забиты все улицы и переулки.

Мои мысли снова и снова возвращались к нашему с Инной предприятию.

Может, послать ей по «электронке» письмо? Спрошу Йорго, есть ли у него или у кого-то из соседей компьютер. С одной стороны, мне хотелось показать Инне, что я немедленно, с первого же дня, приступил к поискам, с другой — я не мог сообщить ей ничего особо нового: об исчезновении Софии она и так давно знала, а вот то, что гречанка исчезла в направлении Германии, только даст ей (как и мне) повод для не совсем приятных размышлений. Если та действительно уехала — а сомневаться в этом у меня оснований не было, — это могло означать, что ее кладоискательство с Дмитрием закончилось — возможно, что и по причине гибели последнего.

Но почему тогда она не известила об этом Инну?

Я запоздало пожалел, что не узнал у соседей, где работала или училась София, — авось как-нибудь «на пальцах» и объяснились бы. В этом случае я мог бы навести справки и там: уволилась ли, взяла отпуск за свой счет или просто сгинула без объяснений?

«Ладно, подожду с письмом несколько дней, — решил я. — А там видно будет».

Если будет.

Невдалеке показался купол церкви. Совсем неожиданно для меня: я прикидывал, что идти мне еще минут двадцать. Оказалось, что погруженный в свои мысли, я отмахал положенное расстояние в ускоренном режиме и, кстати, особой усталости не чувствовал.

Может, это было влияние целебного морского воздуха?

19

Без четверти час я пересек небольшой сквер с детской площадкой, расположенный как раз напротив церкви, и подошел к дому.

Йорго сидел возле своего огорода на пластмассовом стуле и курил. У его ног стояла бутылка пива. Очевидно, сельскохозяйственные работы были закончены.

Он что-то спросил по-немецки, но я не понял. Возможно, просто интересовался, куда я ходил.

— Шпацирен, — на всякий случай ответил я, и хозяин кивнул:

— Я, я.

Я прошел в квартиру, запер на ключ дверь. На всякий случай проверил свою заначку: все деньги были на месте.

Вскипятил воду, растворил кубик «Мэгги», сварил вермишель. Отрезал кусок колбасы. Обед холостяка был готов. Хлеб?

Вот хлеб-то я купить забыл, хотя в городе миновал минимум с полдюжины продовольственных магазинов. Ладно, наверняка поблизости есть какой-нибудь магазинчик или лавка. Как там по-немецки хлеб? Кажется, «брот»? Удивительно все-таки, как много я запомнил со школьной скамьи! Память даже услужливо подсказала имя учительницы немецкого языка — Майя Григорьевна. Данке шен, Майя Григорьевна!

Поверьте, я никогда не стал бы описывать в деталях столь банальный процесс, как покупка хлеба, если бы эта очередная случайная неслучайность не сыграла в моем повествовании очень важную роль.

Я вышел на балкон.

Хозяин сидел на том же месте и, кажется, дремал, опустив голову на грудь.

Я деликатно кашлянул.

Он поднял голову и вопросительно взглянул на меня.

— Брот? Во ист брот, Йорго?

Какую-то секунду он размышлял над странным вопросом.

— А, псоми, — он махнул рукой куда-то по диагонали.

На главной улице, неподалеку от церкви, я вроде бы заметил пару лавок. Вероятно, их он и имел в виду.

Я вышел на улицу, вновь пересек сквер и увидел на противоположной стороне маленький магазинчик. Точно: оттуда выходила женщина с полупрозрачным пакетом, в котором просматривалось что-то похожее на булку хлеба. Значит, мне туда.

За прилавком стояла симпатичная девушка лет двадцати, светленькая, с короткой стрижкой и жизнерадостной улыбкой. На полке лежали румяные, приятно пахнущие булки нескольких видов.

Я ткнул пальцем в одну из них, девушка кивнула, взяла выбранное мной хлебобулочное изделие и сунула его в целлофановый пакет.

— Пенинда лепта.

Похоже, что перейдя на новую валюту, греки продолжали называть евроценты старым словом — «лепта».

Я дал ей металлический евро. Она отсчитала сдачу.

— Ористе.

И в это время мобильник, лежавший рядом с кассовым аппаратом, заиграл какую-то красивую мелодию, возможно, что-то из неизвестной мне классики.

Девушка взяла «раскладушку».

— Паракало.

Услышав ответ, она вдруг произнесла по-русски:

— А, это ты! Ну, привет. Как погулял?

Некоторое время она слушала своего собеседника, потом проговорила:

— Ладно, вечером расскажешь. Позвони часов в семь, встретимся.

Я взглянул на девушку. С удивлением, сменившимся радостью: мне пришла в голову одна мысль. Не то что без нее у меня в мозгах было совсем уж пусто, просто такая мысль пришла мне только сейчас.

— Вы говорите по-русски!

— Ну да. А что? — она пожала плечами. — Здесь много переселенцев. Из Грузии, Армении. Я с родителями из Кабардино-Балкарии, например.

— Скажите, в Александруполисе выходит какая-нибудь газета на русском языке?

— Откуда у нас взяться газете на русском? Городок маленький, тысяч пятьдесят, не больше. Так что на газету мы не тянем…

— Спасибо, — разочарованно поблагодарил я, поворачиваясь, чтобы уйти.

— … только на приложение.

Услышав последнюю реплику, я остановился как вкопанный.

— Простите, что вы сказали? Какое приложение?

— Ну, приложение к газете «Гноми». Вообще она выходит на греческом, но субботнее приложение к ней — на русском языке.

«Эврика! — мысленно воскликнул я. — Что было вполне уместно в Греции, поскольку данное восклицание и принадлежало здешнему ученому Архимеду».

Может быть, заметка была напечатана в приложении?

А если еще?

— Скажите, вы ничего не слышали о гибели в этих краях одного белорусского… мм, гражданина? Ну, месяца три назад или около этого? Он утонул в море.

— Нет.

— В газете не читали об этом?

— Я «Гноми» не читаю.

— А адрес? Может, вы знаете адрес редакции?

Моя собеседница покачала головой.

— Зачем он мне?

Логично. Зачем он ей?

И все-таки это уже было кое-что.

Как раз в этот момент в магазин вошел пожилой мужчина, и наш диалог прервался. Девушка пробормотала «простите» и занялась новым покупателем.

«Если и дальше дело пойдет такими темпами, через неделю, а то и меньше я выполню все пункты своего плана, — подумал я. — Тогда можно просить у Инны премию за экономию средств. Даже при самом оптимистичном развитии сценария я не мог надеяться, что в первый же день смогу выяснить так много!».

Могло, конечно, оказаться, что версия с русскоязычным приложением к этой «Гноми» — пустышка, но уж больно все походило на правду. Греческая газета с приложением на русском — почему нет? И это приложение напечатало заметку «Несчастный случай» — кому писать о подобных происшествиях у александруполисских берегов, как не александруполисской газете? Прояви посольство больше настойчивости, глядишь, и выяснили бы название издания. И, может быть, еще какие-то важные детали. Но у него, посольства, «несколько иные функции». А именно: способствовать «укреплению добрососедских отношений между двумя странами». Даже тремя, поскольку оно одно и на Грецию, и на Болгарию.