С моих губ слетает улыбка, когда я слышу Соню:

– Сынок, эта невыносимая жена Винченсо вывела меня из себя.

– Соня, курить нельзя! – осуждающе говорит Флин.

Марта с матерью переглядываются, и дочь, не желая больше оставаться в кухне, берет мать за руку и тащит за собой упирающегося Флина:

– Пойдем что-нибудь выпьем… Нам это просто необходимо.

Когда мы остаемся в кухне одни, приготовившись к противостоянию, я говорю Эрику:

– Не смей со мной так разговаривать при посторонних.

– Джуд…

– Не смей мне что-либо запрещать.

– Джуд…

– Что ты заладил «Джуд» да «Джуд»! – в бешенстве взрываюсь я. – Ты заставил меня почувствовать себя маленькой девчонкой перед твоей сестрой и мелким ябедой. Да кем ты себя возомнил, чтобы разговаривать со мной в таком тоне? Ты разве не понимаешь, что вступаешь в игру на стороне Флина? А у игры этой простая цель – нас поссорить! Эрик, ради всего святого, твой племянник – это маленький дьяволенок, и если ты это не остановишь, то однажды утром он станет чудовищным человеком.

– Не преувеличивай, Джуд.

– Эрик, я не преувеличиваю. Для своих девяти лет этот ребенок преждевременно повзрослевший. Я… я в конце концов…

Приблизившись ко мне, Эрик обхватывает ладонями мое лицо и говорит:

– Дорогая, послушай. Я не хочу, чтобы ты курила. Всего-навсего.

– Ладно, Эрик, это можно понять. Но почему бы тебе не сказать мне, когда мы окажемся с тобой в комнате наедине? Была какая-то необходимость упрекать меня перед Флином, потому что он так захотел? Эрик, черт возьми! Трудно поверить, что ты, всегда такой умный, иногда бываешь таким глупым.

Отворачиваюсь от него и смотрю через стеклянную дверь. Я сержусь. Очень сержусь. На протяжении нескольких секунд я проклинаю все на свете, как вдруг чувствую, что Эрик становится у меня за спиной, проводит руками по талии, обнимает меня и кладет подбородок мне на плечо.

– Прости меня. Я сожалею.

– Вот и сожалей, потому что ты повел себя как полный козел.

От этого слова Эрик рассмеялся.

– И я рад, что я твой козел.

Мне хочется рассмеяться, но я сдерживаюсь.

– Мне жаль, что я повел себя так глупо и не понял тебя. Ты права. Я плохо поступил и пошел на поводу у Флина, который только этого и хотел. Ты меня прощаешь?

От его слов и в первую очередь от его объятий я таю. Я побеждена. Ну что ж… Пусть я мягкотелая, но только потому, что люблю. Настолько сильно люблю, что, без сомнения, чувствую: он хочет, чтобы я его простила. И тут моя злость улетучивается.

– Конечно, я тебя прощаю. Но повторяю: не смей мне больше что-либо запрещать, тем более на людях, понятно?

Я чувствую, как он кивает. Тогда я поворачиваюсь и сама целую его. Целую его страстно и пылко. Он приподнимает меня и прижимает к стеклянной двери, а его руки ищут, где же заканчивается платье, чтобы продолжить изучение моего тела. Мне хочется, чтобы он не останавливался. Мне хочется, чтобы он продолжил, но, когда я чуть ли не взрываюсь от наслаждения, я отстраняюсь от него и шепчу:

– Дорогой, мы в кухне твоей матери, а за дверью ее гости. Не думаю, что это подходящее место, где мы можем продолжить то, чего хотим.

Эрик улыбается. Опускает меня на пол. Я поправляю юбку моего очаровательного вечернего платья, и, когда мы идем в гостиную, он шепчет, заставив меня улыбнуться:

– Мне подходит любое место, если я с тобой.

Домой мы возвращаемся на рассвете. На улице грохочет гром и дождь льет как из ведра. Несмотря на то что мне невероятно хочется заняться с Эриком любовью, я веду себя сдержанно. Потому что знаю, что с нами будет спать преждевременно повзрослевший дьяволенок, и я ничего не могу с этим поделать.

19

В девять часов я просыпаюсь. Ладно, меня будит будильник. Я включила его, потому что могу проспать до двенадцати, если меня никто не будет тревожить. Как всегда, я просыпаюсь в кровати одна, но, вспомнив, что сегодня праздник королей-магов, улыбаюсь.

Какое чудесное утро!

В пижаме и в халате хватаю подарки, припрятанные в шкафу, и, горя желанием поскорее их раздать, спускаюсь по лестнице.

Да здравствуют короли-маги!

Забегаю в кухню и приглашаю Симону и Норберта присоединиться к нам. Для них у меня тоже есть подарки. Когда я вхожу в гостиную, вижу, что Эрик и Флин играют в приставку. Как только мальчуган меня замечает, сразу же кривит лицо, а я, радуясь, как девчонка, выключаю музыку с пульта Эрика и весело объявляю:

– Короли-маги оставили мне для вас подарки.

Эрик улыбается, а Флин говорит:

– Подожди, пока мы закончим игру.

Черт бы тебя побрал!

Отсутствие у него воображения отправляет меня в нокаут. Я уверена, что моя племянница Лус стала бы прыгать и визжать от радости при виде подарков под елкой! Но я не собираюсь обращать на это внимание и, когда в гостиную входят Симона и Норберт, поднимаю Эрика с дивана.

– Пойдем, сядем возле елки. Мне нужно вручить вам подарки.

Флин снова пытается возразить, но Эрик прерывает его. Мальчуган умолкает, поднимается и садится рядом с ним возле елки. И тогда Эрик достает из кармана своих брюк четыре конверта и дает нам каждому по одному.

– Счастливого Рождества!

Норберт с Симоной благодарят его и, не открывая их, кладут к себе в карман. Не зная, что делать со своим конвертом, наблюдаю за Флином, который открывает свой:

– Две тысячи евро! Спасибо, дядя!

Не веря своим глазам, я, застыв и открыв рот от удивления, смотрю на Эрика и спрашиваю:

– Ты даришь ребенку чек на две тысячи евро в День королей-магов?

Эрик кивает.

– Вовсе не нужно устраивать этот цирк с дурацкими подарками, – заявляет мальчик. – И так уже известно, кто такие эти короли-маги.

Мне не кажется убедительным это объяснение, и, глядя на Айсмена, возражаю:

– Эрик, ради всего святого! Как ты можешь так поступать?

– Солнце мое, я просто рациональный.

В этот момент Симона вручает Флину небольшую коробку. Мальчик с энтузиазмом открывает ее и обнаруживает там новую игру для приставки: конечно же, он очень рад ей. А Симона довольна, что ему понравился подарок, хотя это еще одна игрушка, из-за которой он снова будет прикован к телевизору. Я передаю свои подарки Симоне и Норберту: шерстяной жакет для нее и перчатки с шарфом для него. Придя в восторг от подарков, они изливают на меня поток благодарностей и ссорятся между собой из-за того, что не приготовили ничего для меня. Бедняги, им теперь неловко!

А я продолжаю вынимать из огромной сумки подарки. Один я вручаю Эрику и несколько Флину. Эрик сразу же открывает свою коробку и расплывается в улыбке, обнаружив голубой шарф и рубашку от Армани. Она ему очень понравилась. Флин наблюдает за нами, держа в руках свои пакеты. Желая установить с ним перемирие, приветливо смотрю на него.

– Давай, солнышко, – подбадриваю я его. – Открывай их. Надеюсь, что они тебе понравятся!

Несколько секунд мальчик рассматривает пакеты и коробку, которую я перед ним поставила. Его внимание приковано к огромной коробке, завернутой в красную бумагу. Он поочередно смотрит то на коробку, то на меня, но не трогает ее.

– Обещаю, что она не укусит, – в конце концов весело говорю я.

Как и всегда, Флин недоверчиво берет коробку. Симона с Норбертом торопят его поскорее открыть ее. На некоторое время он цепенеет, как будто не знает, что с ней нужно делать.

– Рви бумагу. Давай, тяни ее, – говорю я ему.

И он тотчас же делает то, что я сказала, и начинает распаковывать подарок, а мы с Эриком наблюдаем за ним, улыбаясь. Когда он снимает красивую упаковку, коробка еще закрыта.

– Давай, открывай ее!

Когда мальчик поднимает крышку и видит, что в ней, с его уст слетает: «Ох!»

Да, да, да… Ему понравился подарок!

Я это понимаю. По нему это видно.

Торжествующе улыбаюсь и смотрю на Эрика. Но его выражение лица кардинально изменилось. Он больше не улыбается. Симона и Норберт тоже. Все с серьезными лицами смотрят на зеленый скейтборд.

– Что случилось? – спрашиваю я.

Эрик выхватывает из рук мальчика скейт и прячет его в коробку.

– Верни его, Джуд.

Теперь я вспоминаю слова Марты о проблемах! Но я не собираюсь ничего понимать и отвечаю:

– Вернуть его? Но почему?

Он не отвечает. Я снова вынимаю из коробки зеленый скейт и показываю его Флину.

– Тебе не нравится?

Впервые за все время, которое я знаю мальчика, он смотрит на меня с нескрываемым интересом. Этот подарок произвел на него впечатление. Я понимаю, что ему понравилась доска. Его глаза говорят об этом вполне ясно, но также я вижу, что он предпочитает промолчать перед суровым взглядом Эрика. Однако я намерена бороться до конца. Откладываю скейт в сторону и настаиваю, чтобы мальчик распаковал остальные подарки. Открыв их, перед ним лежат шлем, наколенники и налокотники. Затем я снова беру скейт и поворачиваюсь к своему неуступчивому Айсмену:

– Что может с ним случиться на скейте?

Не глядя на то, что я держу в руках, Эрик произносит:

– Это опасно. Флин не умеет на нем ездить, и, если бы даже умел, он может пораниться.

Норберт и Симона кивают, но я, не желая, чтобы мне выкручивали руки, настаиваю:

– Я купила все аксессуары, чтобы, пока он будет учиться, ущерб был минимальным. Не перегибай палку, Эрик. Вот увидишь, как через четыре дня он его освоит.

– Джуд, – говорит он очень жестким холодным голосом, – Флин не станет на эту доску.

Не веря своим ушам, отвечаю:

– Ну, вот еще, это же игрушка, для того чтобы он мог весело проводить время. Я могу научить его кататься.

– Нет.

– Я научила кататься на скейте Лус, и тебе стоило бы посмотреть, как она на нем ездит.

– Я сказал: «Нет!»

– Послушай, милый, – продолжаю я, несмотря на его отказ, – этому научиться совсем не сложно. Нужно всего лишь взять эту штуку и держать равновесие. Флин – смышленый малый, и я уверена, он быстро этому научится.