Врач с улыбкой подбадривает меня:

– Давай, Джудит, последний толчок. Выйдут плечи и после этого все тельце.

Изнеможенная, уставшая и взволнованная, я тужусь, когда загорается красный свет. Я тужусь… тужусь… тужусь и тужусь до тех пор, пока не ощущаю, как из моего тела выходит что-то огромное, и гинеколог объявляет:

– Вот теперь он у нас.

Я его не вижу. Вижу только лицо Эрика.

Ему на глаза наворачиваются слезы, он улыбается. У него сейчас такой нежный взгляд, и мне кажется, что это самый прекрасный взгляд, который я когда-либо видела. Я растрогана. Плачу от счастья, как вдруг плач Медузы наполняет все пространство, и врач говорит:

– Это мальчик. Прекрасный мальчик.

Мальчик!

Я – мама мальчика!

Эрик с прерывающимся дыханием расплывается в улыбке, а врач говорит:

– Папа, давайте, идите и перережьте пуповину.

Я плачу. Мне хочется увидеть своего мальчика. Какой же он?

Эрик отпускает мою руку и идет к врачу. Выполнив то, о чем она его попросила, возвращается ко мне, целует мои губы и говорит:

– Спасибо, любимая, он чудесный. Чудесный!

В этот момент мне на живот кладут что-то удивительное и плачущее. Это моя Медуза. Мой ребенок. Мой мальчик. Растроганная, гляжу на него, трогаю его, и мы с ним оба плачем.

– Привет, мальчу-у-у-у-шка. Привет, чуде-е-е-е-сный, я – твоя ма-а-а-а-ма.

Я что, сюсюкаюсь?

Я никогда не думала, что переживу подобный момент…

Я никогда не думала, что почувствую то, что чувствую…

Я никогда не думала, что у меня будет такое ощущение полноты…

Эрик, растроганный, целует меня, и я глажу своего мальчика. Он идеальный, чудесный. И, несмотря на то что он испачкан, видно, что он такой же светленький, как его папа, и похож на него.

Мы с Эриком смотрим друг на друга, сияя улыбками. Одна из медсестер берет ребенка и уносит, а врач тем временем продолжает работать со мной и вынимает из меня плаценту. Мы с Эриком следим взглядом за медсестрой. Мы видим, что она делает мальчику несколько анализов, затем омывает его, и мой малыш плачет. Она надевает ему на запястье браслет, одевает его и, взвесив, сообщает:

– Три килограмма шестьсот граммов.

Три килограмма шестьсот граммов!

Мамочки, а у меня упитанный мальчик!

Врач была права, когда говорила, что он крупный.

Когда она наконец заканчивает со мной, приходят медбратья со своими носилками. Перекладывают на них меня и моего наряженного ребеночка, которого я держу на руках.

Боже мой, это самый удивительный момент в моей жизни!

Я гляжу на него с невообразимой любовью. Рассматривая его, я влюбляюсь в него. Он красивенький. Совершенный.

Эрик даже не моргает, и затем я улыбаюсь, когда вижу, что на браслете написано «Циммерман Пал. 610».

Циммерман!

Еще один блондин, красивый и большущий Циммерман, явился на свет, чтобы буянить. И тогда, глядя на Эрика, который не сводит с меня глаз, говорю:

– Его будут звать, как и тебя, Эрик Циммерман.

– Как меня?

Я киваю и с улыбкой, которая, знаю, дойдет ему до глубины души, добавляю:

– Я хочу, чтобы много лет спустя еще один Эрик Циммерман безумно влюбился в другую девушку и сделал ее такой же счастливой, какой ты делаешь меня.

Улыбка не сходит с лица Эрика.

Хоть он и не говорит мне этого, я знаю, что это самый счастливый день в его жизни. И в моей тоже.

Глава 31

Первая ночь в больнице весьма беспокойная.

Когда к нам приходит педиатр и сообщает, что с Эриком все в порядке, она интересуется, как я буду его вскармливать: грудью или смесью.

Я тут же, не раздумывая, выбираю второй вариант. Мне все равно, что обо мне подумают все остальные. Но я не собираюсь теперь превращаться в ходячую молочную фабрику, когда мне известно, что дети прекрасно растут на детской смеси.

В тот день, когда я сказала об этом Фриде по телефону, ей это показалось не очень правильным. По ее словам, материнское молоко идеально для ребенка. Оно повышает иммунитет от сотни болезней и даже больше. Соня мне сказала то же самое и даже рассказала о материнском инстинкте. Ну так вот, мой материнский инстинкт говорит мне о смеси и о том, что если кто-то обидит моего ребенка, то я того убью.

Когда я сообщаю об этом Эрику, он дает мне право самой принимать решение.

И поскольку мне хочется, чтобы с этой минуты муж принимал участие в нашей новой истории, я делаю выбор в пользу смеси и прошу, чтобы он надел то же ярмо, что и я, и точка. А насчет того, что думают все остальные, мне все равно!

Когда приносят бутылочку с небольшим количеством смеси для ребенка, вручаю ее Эрику и говорю:

– Давай, папуля, будь первым, кто накормит его из бутылочки.

Я вижу, как мой любимый, нервничая, берет ребенка из кроватки, садится на стул и начинает кормить. Малышонок, настоящий проглот, начинает быстро хватать соску, словно лев, и с удовольствием принимает то, что уже довольно долго требовал, – еду.

Как только он получает нужную дозу, моментально засыпает, как поросеночек.

И я потешаюсь над тем, кому сейчас скорее вытереть слюни – малышу или папе.

Они оба такие милые!

После того как малыш поел, за ним приходят медсестры, чтобы уложить его спать в детской комнате. Они хотят, чтобы я поспала и отдохнула. Но у малыша колоссальные легкие, и ему нравится быть замеченным. У этого блондинчика еще тот характер! Когда Эрик узнает, что это именно его сын безудержно плачет, он заставляет принести ребенка в палату и сам всю ночь им занимается. Он его качает, баюкает, разговаривает, и я, в полутьме, растроганная, наблюдаю за ними.

Я устала, измотана, но не могу уснуть. Мои глаза не хотят отрываться от прекрасной картины, которую представляют два моих Эрика.

– Давай, малыш, поспи, отдохни, – шепчет мой любимый, подойдя ко мне.

– Он совершенный, правда?

Эрик улыбается, смотрит на маленького, который шевелит ручками, и тихо произносит:

– Такой же совершенный, как и ты, моя прелесть.

Он начинает поглаживать меня по голове, что для меня как бальзам. Он это знает и понимает. Меня это расслабляет, и в конце концов я погружаюсь в глубокий сон.

Когда я просыпаюсь, то вижу, что я в палате одна. Свет проникает через окно, я вызываю медсестру, и тогда дверь открывается и Эрик с сияющей улыбкой говорит:

– Входи, дедушка, твоя смугляночка уже проснулась.

Когда я вижу отца, то расплываюсь в улыбке и она не сходит с моего лица.

Он бежит обнять меня. За ним входит Ракель с Лусией и Лус.

– Поздравляю, жизнь моя. У тебя родился прекрасный ребенок.

– Мальчик, папа, как ты хотел! – восклицаю я.

Отец кивает и, глядя на Эрика, говорит:

– Прости, сынок, на этот раз я выиграл пари.

– Я так же счастлив, как и ты, Мануэль. Не сомневайся в этом ни секунды.

– Бу-у-у-у-у-лочка, – обнимает меня сестра. – Ну какого же красивого мальчика ты родила.

– Он такой же, как Эрик, правда?

– Я как раз про это и говорю, – кивает сестра, рассмешив меня.

Лус, моя малышка Лус, залезает ко мне на кровать, обнимает меня, дает мне пакет и говорит:

– Тетя, я видела кузена, и он – красотулечка. Но у него не такие глаза, как у Флина.

Ее слова вызывают у меня улыбку, затем я открываю пакет и, увидев футбольную форму испанской сборной, смеюсь со словами:

– Ты хочешь, чтобы его выгнали из Германии?

Все смеются, а я, соскучившись по своему ребенку, спрашиваю:

– Где же он?

– Любимая, ему делают анализы. Его скоро принесут, – отвечает Эрик.

Когда отец с Лусией, Эриком и Лус уходят перекусить в кафетерий, рядом со мной усаживается сестра и с сердечной улыбкой говорит:

– Джудит, поздравляю тебя. Теперь ты – мама.

Я растрогана до глубины души, и Ракель меня обнимает.

– Это теперь, булочка, на всю жизнь. Эрик-младший удивительный, и я уверена, что он будет тебя только радовать. Плохо только то, что они вырастают и в один прекрасный день начинают встречаться с девочками, смотреть порножурналы и курить травку.

– Ракель…

Мы обе смеемся. Моя сестра иногда выдает такие вещи, что невозможно не смеяться.

– Ладно, расскажешь мне что-нибудь новенькое?

Она с нежностью придвигается ко мне и шепчет:

– Три недели назад мы с Хесусом подали заявление о расторжении брака по взаимному согласию.

– Серьезно?

Она кивает.

– У него новая пассия, и, судя по всему, у них там все серьезно. И, воспользовавшись его приподнятым расположением духа, я очертя голову назначила дату экспресс-развода, который нам скоро должны подписать.

– Ну и ну, вот это круто. Ты теперь снова станешь свободной женщиной для своей дикой интрижки, – посмеиваюсь я.

Но, увидев ее выражение лица, понимаю, что не все так гладко, и спрашиваю:

– Как дела с твоей дикой интрижкой?

– Ужасно.

– Ужасно?

Ракель кивает и говорит:

– Он хочет, чтобы мы поехали жить вместе с ним в Мексику.

– Да что ты говоришь?

– Что слышишь, булочка… Но я сказала ему «нет». Во– первых, я не хочу так отдаляться от папы и тебя. Во-вторых, потому что Хесус не согласен на то, что я увезу девочек так далеко, и в-третьих, если бы это случилось со мной, я бы тоже не хотела, чтобы Хесус увез бы так далеко от меня моих доченек. И прежде чем ты что-то скажешь, я добавлю, что хотя по отношению ко мне Хесус был настоящим кретином, но вот с дочками он всегда старался быть хорошим отцом, и я не собираюсь поступать с ним по-свински. Я знаю, что он их любит, в особенности Лус, и они его любят. Одно дело, что мы разводимся, а другое дело – увезти от него дочек.

Обдумываю то, что она говорит, и отлично ее понимаю. Она добавляет:

– Таким образом, чувак, как его называет Лус, почувствовал себя отверженным и вот уже десять дней не звонит мне.

– Так позвони ты.