– Ты раздираешь себе шею.

Мы слышим стуки, но лифт не двигается ни вниз, ни вверх. Увидев, что я кривлюсь, она обмахивает меня листом бумаги, который достала из своего рюкзака, и спрашивает:

– И кто у тебя будет, мальчик или девочка?

– Не знаю. Медуза не показывает себя.

Девушка смеется, услышав это прозвище, и поясняет:

– А когда я была беременной, я свою дочку называла Cookie[40]. – Мы вместе улыбаемся, и она добавляет: – Кто бы там ни был, он будет чудесным.

– Надеюсь.

Мне жарко. От изнеможения мне еще труднее дышать, а она продолжает говорить:

– У меня есть дочь, и мне известно, что ты сейчас чувствуешь. Могу сказать тебе лишь одно: что все это пройдет и ты об этом забудешь. Когда ты возьмешь ребенка на руки, все забудется.

– Точно?

– Точно-точно, – с улыбкой говорит она.

– Сколько твоей дочке?

– Год и три месяца, ее зовут Саманта.

Снова раздаются стуки. Звонит телефон Мэл. Она отвечает и, когда кладет телефон, говорит:

– Я тебя вытащу отсюда через две минуты.

И она права. Очень скоро в лифте загорается свет, и мы начинаем подниматься. Мэл быстро нажимает на «Стоп», мы снова останавливаемся, она нажимает на кнопку нижнего этажа. Лифт начинает ехать вниз, и, когда двери открываются, я вижу типов, похожих на четыре шкафа, одетых в такие же камуфляжные штаны, как и Мэл. Она спрашивает их:

– Где скорая помощь?

Один из них собирается ответить, как вдруг, толкая его, подбегает очень бледный Эрик и спрашивает:

– Любимая, ты в порядке?

Киваю, хотя это не так – я ужасно себя чувствую! Он смотрит на мою шею и, увидев, что она вся красная, бормочет:

– Спокойно… спокойно…

Бьорн с тревожным лицом посреди всего этого хаоса собирается подойти ко мне, но Мэл останавливает его и говорит:

– Не утомляй ее сейчас.

– Что ты сказала? – ошарашено спрашивает он.

– Ей нужен воздух… детка.

– Уйди с дороги… детка, – отвечает Бьорн глубоким голосом, держа в руках ключи от машины.

– Я сказала, что ей нужен воздух… Джеймс Бонд.

– А я сказал, уйди с дороги, – цедит он сквозь зубы, отодвигая ее в сторону.

Вокруг нас начинают собираться люди, и в этот момент я опять ощущаю спазм. Сжимаю руку любимого и шепчу:

– Черт побери, Эрик…

Девушка, которая была со мной все это время, отталкивает Эрика и Бьорна и, взяв меня за руку, приказным тоном говорит:

– Джудит, посмотри на меня. Давай дышать.

Я дышу, и боль проходит. Не отпуская меня, она обращается к своим друзьям:

– Эрнандес, Фрейзер, разгоните толпу.

Они безоговорочно выполняют то, что приказала Мэл. А пока я восхищаюсь талантом командовать, которым обладает эта девушка, Эрик говорит, убирая мне челку с лица:

– Скажи мне, что ты в порядке, любимая.

– Эрик, мне чертовски больно… кажется, Медуза хочет выйти.

С обеспокоенным лицом подходит Бьорн:

– Я только что разговаривал с Мартой. Нас уже ждут в больнице.

– Ах, боже мой… Ах, боже мой, – в испуге бормочу я.

Назад дороги нет, я рожаю!

Как больно… как бо-о-о-о-ольно!

Эрик чмокает меня и говорит:

– Успокойся, любимая. Успокойся. Все будет хорошо.

Хаос становится осязаемым. Все на нас глазеют, и Мэл спрашивает:

– Ну где же эта чертова скорая? – Никто не знает, и тогда она приказывает: – Фрейзер, иди за машиной. Хочу, чтобы она была готова через две минуты. – Затем поворачивается к Эрику и спрашивает: – В какую больницу ее нужно отвезти?

– В гинекологическую клинику в западной части Мюнхена, – отвечает он.

Девушка разворачивается, смотрит на своего другого товарища и кричит:

– Эрнандес, дай мне дорогу и время. Томсон, позвони Брайану и сообщи о ситуации. Скажи ему, чтобы ждал нас через час там, где мы договаривались. А я позвоню Нэйлу.

Видя, что мне немного легче, Бьорн наклоняется и с серьезным видом спрашивает:

– Откуда взялась эта суперженщина?

Я начинаю хохотать. Я совсем не знаю Мэл, но мне нравится, как она руководит. Она так легко разговаривает на английском, как на испанском или немецком. Закрыв свой мобильный, она говорит что-то своему товарищу, затем поворачивается к Эрику и приказывает:

– Следуйте за мной. Я доставлю вас в больницу через двенадцать минут.

– Не нужно, – отвечает Бьорн, глядя на нее. – Я сам их отвезу.

– За двенадцать минут? – спрашивает она.

Ловко поднимаясь на ноги, наш друг бросает на нее взгляд, одергивает пиджак и, касаясь узла галстука, цедит сквозь зубы:

– За восемь, Женщина-Кошка…

Мы с Эриком переглядываемся. Меня разбирает смех. Это дуэль титанов. Тогда девушка улыбается, не устрашаясь присутствием такого типа, как Бьорн, озорно пробегает по его телу своим голубоглазым взглядом и говорит, надевая очки-авиаторы:

– Не смеши меня, Джеймс Бонд. – Затем, глядя на меня и Эрика, поясняет: – У вас три варианта. Первый – это я. Второй – это Джеймс Бонд. А третий – это ждать, когда приедет скорая. Решать вам.

– Я выбираю первый, – решительно отвечаю я.

Бьорн изумленно протестует, а она с победной улыбкой смотрит на Эрика и говорит:

– Иди за мной.

Эрик смотрит на меня, и я киваю. Он знает, что до больницы ехать около сорока минут, но я почему-то верю, что, если Мэл сказала, что мы туда доедем за двенадцать, значит, так и будет. Эрик берет меня на руки и бежит через весь торговый центр. Когда мы выходим, нас ждет впечатляющий «Хаммер». Садимся в него, и, когда Бьорн тоже собирается сесть в машину, девушка останавливает его и говорит:

– А ты лучше езжай на своем «Астон Мартине».

Тут же закрывает дверь, и «Хаммер» выезжает на всей скорости. Мэл смотрит на нас.

– Сейчас 16:15, в 16:27 мы будем на месте.

Боль возвращается. Она очень сильная, но мне удается ее сдержать. Эрик и Мэл заставляют меня дышать, и я с благодарностью принимаю их внимание, в то время как машина летит на всех парах и ни разу не сбавляет скорости.

Когда мы останавливаемся, слышу голос водителя:

– Мы приехали.

Эрик ударяется с ним руками и с широкой улыбкой шепчет:

– Спасибо, дружище.

Когда я выхожу из машины, у входа в больницу нас ждет Марта и, усадив меня на кресло, говорит медсестре:

– Предупредите родильное отделение, что приехала сеньора Циммерман. – Затем, глядя на меня: – Поехали, моя чемпионка, как только ты родишь, отпразднуем это в «Гуантанамере».

– Марта, не перегибай, – возражает Эрик, а я смеюсь.

Ко мне подходит Мэл:

– Сейчас 16:27. Я обещала, что довезу тебя сюда за двенадцать минут, и я выполнила свое обещание. – Я расплываюсь в улыбке, и она добавляет: – Была рада с тобой познакомиться, Джудит. Надеюсь, что все будет хорошо.

Крепко сжимаю ей руку и, не отпуская ее, говорю:

– Спасибо тебе за все, Мэл.

С очаровательной улыбкой она отвечает:

– Если у меня завтра будет свободное время, заеду познакомиться с Медузой, ладно?

– Будем очень рады, – отвечает Эрик с благодарностью.

– Возьмешь с собой Саманту? – спрашиваю я.

Мэл с улыбкой кивает. Через мгновение девушка садится в машину и исчезает. Мы входим в больницу, и меня сразу отвозят в родильное отделение, в очень красивую палату.

Приходит мой гинеколог и говорит, чтобы я не беспокоилась о будущем Медузы. Все будет хорошо. Затем она засовывает в меня руку и причиняет мне такую боль, что у меня искры сыплются из глаз. Проклинаю всех ее родственников. Эрик крепко меня держит и страдает вместе со мной. Женщина вынимает из меня руку и сообщает, снимая перчатки:

– Ты раскрыта на четыре сантиметра. – И, увидев мою татуировку, говорит: – Ну и ну, Джудит, какое у тебя сексуальное тату.

Я киваю головой. У меня все болит и вовсе не хочется улыбаться. Эрик взволнованно спрашивает:

– Доктор, все в порядке?

Она смотрит на него и жестом головы показывает: «Да».

– Все так, как должно быть. – Затем она ощупывает мою ногу и, дав мне успокаивающий шлепок, добавляет: – А теперь расслабься и попробуй отдохнуть. Я очень скоро к тебе вернусь.

Когда она уходит, смотрю на Эрика, и у меня дрожит подбородок. Увидев это, он быстро произносит:

– Нет, нет, нет, только не плачь, моя чемпионка.

Он обнимает меня, и я, чувствуя, что боль возвращается, возмущаюсь:

– Это чертовски больно.

Беру Эрика за руку и скручиваю ее с такой же силой, с какой у меня все сжимается внутри, но, несмотря на то что делаю ему больно, он не протестует. Он терпеливей, чем я. Когда боль стихает, смотрю на него и шепчу:

– Эрик, я не могу. Я не переношу боль.

– Ты должна это сделать, дорогая.

– Хрена лысого! Скажи, чтобы они уже сделали мне эпидуральную анестезию. Пусть они вытащат из меня Медузу, пусть сделают что-нибудь!

– Джуд, успокойся.

– А я не хочу! – кричу я вне себя от злости. – Если бы ты испытывал такую боль, я бы перевернула землю с ног на голову, чтобы она у тебя прошла.

Сказав это, понимаю, что я стала злой. Эрик этого не заслуживает. Крепко сжав его руку, притягиваю его к себе и, всхлипывая, шепчу:

– Прости… прости, дорогой. Никто в целом мире не заботится обо мне лучше, чем ты.

Он, не обращая внимания на мои ругательства, говорит:

– Успокойся, малышка…

Но мое ангельское и спокойное состояние быстро проходит. Боль опять возвращается, и я, выкручивая ему руку, цежу сквозь зубы:

– Боже мой… Боже мой… Опять начинается эта чертова боль!

Эрик вызывает медсестру и просит ее об эпидуральной анестезии. Женщина видит, что я в истерике, и сообщает, что не может мне ее сделать без разрешения врача. И я начинаю материться. Осыпаю матами абсолютно всех. Конечно же, по-испански, чтобы меня не поняли. С каждым разом боль становится сильнее, и я не могу ее терпеть.

Я – плохая больная…

Я – плохой собеседник…

Я – все наихудшее…