Бьорн весело обнимает ее за талию:

– Привет, красотка. Ну у тебя и походка. А где Артур?

– Работает, – отвечает она.

Затем, вильнув бедрами, подшучивает:

– Откровенно говоря, в прошлой жизни я, наверно, была кубинкой. Мне так нравится эта тусовка!

Мы втроем хохочем, и моя безумная золовка, выпив мой мохито, выкрикивает: «Сахарок!» Затем, виляя бедрами, снова выходит на танцпол к Масимо. Умирая от жажды, я заказываю еще один мохито, а Бьорн спрашивает:

– Сколько ты их уже выпила?

– Несколько.

– Осторожно, иначе завтра утром тебе будет очень плохо.

Я с улыбкой киваю. Когда бармен подает мне очередной мохито, делаю глоток и говорю:

– Спокойно. И перестань себя вести как Эрик или мой отец.

Мы в отличном настроении. Смотрим на танцпол, где танцует моя золовка.

– Марта такая заводная.

Не в силах удержаться, гляжу на пуделиху, танцующую с Рейналдо, и спрашиваю:

– Как ты можешь быть с такой… такой неприятной особой?

Бьорн поворачивается ко мне и, понимая, о ком я говорю, отвечает:

– Потому что все приятные и интересные уже заняты.

Меня это рассмешило. Ох уж эти его комплименты!

Но меня это не смущает, знаю, что они абсолютно безобидные. Заметив двух девушек, которые остановились неподалеку от нас и пожирают его глазами, спрашиваю:

– У тебя никогда ни с кем не было серьезных отношений?

Немец улыбается, подмигивает стоящим позади меня девушкам и отрицательно машет головой.

– Нет. Я слишком требовательный.

– Требовательный?

Не в силах удержать смех, смотрю на пуделиху. Увидев, куда я смотрю, он улыбается и шепчет:

– Агнета в постели – настоящая хищница.

Так и думала. Так и знала! Как же мало нужно мужчинам. Глядя на него, спрашиваю:

– Если это не слишком личное, то какие тебе нравятся женщины?

– Такие, как ты. Умные, красивые, сексуальные, соблазнительные, естественные, сумасбродные, сбивающие с толку, и я обожаю, когда они меня удивляют.

– И это все я?

– Да, милая моя, ты именно такая!

Я расплываюсь в улыбке, а он добавляет:

– И это вовсе не признание в любви или что-то в этом роде. Я уважаю тебя. Уважаю своего лучшего друга и никогда бы не сделал того, что могло бы испортить наши отношения. Вы оба слишком дороги для меня. Но если бы я узнал тебя раньше, то ты от меня не скрылась бы. – Мы оба хохочем, и он продолжает: – И теперь, когда мы все выяснили, если ты знаешь какую-нибудь незамужнюю девушку с такими же качествами, скажи мне, я буду рад с ней познакомиться.

Я знаю, что он откровенен.

Знаю, что со стороны это могло бы показаться кое-чем другим, но прежде всего Бьорн – наш друг. Замечательный друг, за которого мы отдали бы руку на отсечение, потому что он никогда не подведет.

В этот момент ко мне подходит Рейналдо. Звучит «Гуантанамера». Глядя на нас, он говорит:

– Пойдем, начинается пирушка.

Я смеюсь. Бьорн поворачивается ко мне и спрашивает:

– Что это значит?

Я прыскаю:

– Пирушка – значит праздник.

Бьорн улыбается, а Рейналдо, взяв меня за руку, тянет за собой:

– Пойдем, любоф моя. Давай поднимем всех на танцпол.

В восторге виляю бедрами и начинаю танцевать с Рейналдо, словно одержимая. А Бьорн тем временем возвращается к своей пуделихе и осыпает ее ласками.

Еще несколько часов мы отрываемся по полной. Я танцую с разными мужчинами, и один из них пытается позволить себе лишнее. Увидев это, Бьорн и Рейналдо спешат мне на помощь, но я останавливаю их взглядом. Выворачиваю руку этому типу, и когда его харя оказывается на столе, цежу сквозь зубы:

– Еще раз тронешь меня за зад, я тебе руку оторву.

Рейналдо с Бьорном переглядываются и продолжают развлекаться. Спустя несколько минут, как раз когда я пью, ко мне подходит Лайла и спрашивает:

– О чем ты разговаривала с Бьорном?

Я в шоке смотрю на нее. А не пошла бы ты к черту?

Не имея никакого желания брататься с ней после того, что узнала, отвечаю:

– О том, что тебе известно, и, если об этом узнает Эрик, ты больше никогда не появишься в моем доме.

Ее взгляд красноречив. Она в ярости и взбешена. Не сказав ни слова, разворачивается и уходит. Вижу, как она покидает заведение, и лишь пожимаю плечами.

Я выпила много мохито. Бьорн подходит ко мне и Марте и прощается. Но прежде указывает на того типа, который пытался ко мне клеиться, и замечает:

– Если бы здесь был Эрик, этот уже давно крепко спал бы.

Я хохочу, и он уходит. Через час мы с Мартой тоже уходим. Я возвращаюсь домой на рассвете, довольная, как Святой Луис. Эрик, мой Эрик, не спит. Он ждет меня.

При виде меня смотрит на часы.

Половина четвертого.

– Ты была в «Гуантанамере», не так ли?

– Да.

Не собираюсь ему лгать. Я была там, где были мои друзья.

Эрик вздыхает и спрашивает:

– Почему ты не вернулась с Лайлой?

Улыбаюсь, целую его и, приблизившись к нему, говорю:

– Потому что я занималась развратом.

Он нервно дергается, а я, не в силах промолчать, выпаливаю:

– Помимо всего прочего, дорогой, эта надутая гусыня очень нудная. Зато в таком веселье время в «Гуантанамере» пролетело незаметно.

Он смотрит на меня, нахмурившись, а я, как было уже не раз, ляпаю некстати:

– Ну ты же понимаешь, любоф моя!

Он пронзает меня взглядом, в котором читается крик: «Смугляночка, ты перегибаешь палку!»

Меня же душит глупый смех, который я никак не могу сдержать.

Чертов мохито!

Когда я просыпаюсь на следующий день, голова просто раскалывается.

Не помню, чтобы я так много пила, зато танцевала до упаду.

Эрик на работе. Не получив от него сообщения на мобильный, я подозреваю, что он сейчас не в духе. Вспоминаю, как он смотрел на меня вчера, когда я глупо хихикала, и чувствую, что его настроение далеко от веселого.

Звоню ему на мобильный. Мне нужно услышать его голос.

– Джуд, я слушаю.

– Привет, любимый. Как ты?

– Хорошо.

Молчание. Он ничего не говорит. Знает, как помучить меня.

– Послушай, дорогой, насчет вчерашнего…

– Я сейчас не хочу об этом говорить, – прерывает он. – Я занят. Когда буду дома, поговорим, если захочешь.

– Ла-а-адно, – вздыхаю я.

И прежде чем повесить трубку, шепчу:

– Я тебя люблю.

Слышу его дыхание. Через несколько секунд, которые кажутся мне вечностью, он произносит:

– А я – тебя.

Когда выключаю телефон, к горлу подступает тошнота. Бегу в туалет с мыслью: «Слишком много мохито, любоф моя».

День проходит ужасно. Я жутко себя чувствую и решаю остаться в постели. Мне нужно поспать.

Вечером слышу, как подъезжает машина Эрика, и поднимаюсь. Чувствую, что мне уже лучше. Какое счастье! Стараясь не бежать, дабы не тревожить лишний раз свой желудок, выхожу из комнаты. Проходя к лестнице, слышу, как открывается входная дверь. К моему удивлению тут же раздается голос Лайлы:

– Джудит отдыхает. Она плохо себя чувствует.

– Что с ней? – спрашивает Эрик.

Спрятавшись в тени на лестничной площадке, смотрю на них и подслушиваю. Девушка поясняет:

– У нее болела голова, и она отказалась есть. Вчера слишком много выпила.

– Она слишком много выпила?

Эта хитрая стерва кивает и добавляет:

– Между нами говоря, я не удивляюсь, что у нее болит голова; она без устали курила с Мартой, и они сбились со счету, заказывая мохито, танцевали с тамошними мужчинами.

Я в шоке… Просто не могу в это поверить.

Окончательно цепенею, когда она продолжает:

– Кстати, Бьорн тоже был в «Гуантанамере».

– Бьорн?!

Мне вовсе не нравится выражение лица Лайлы, когда она это произносит. Сучка добавляет:

– Он был там с одной девушкой и хорошо с ней повеселился, точно так же, как и с Джудит. Ну, ты же знаешь, какой у тебя друг. Он никогда не упустит такой возможности, когда девушка остается одна.

Убью. Я ее убью.

Выцарапаю ей глаза и сделаю из них серьги.

И что эта бестолочь пытается ему донести?

Мне не видно лица Эрика. С того места, где я стою, видна лишь его спина, но я замечаю, что она каменеет.

Это плохой знак!

Эрик идет к себе в кабинет, говоря:

– Лайла, спасибо за информацию.

Он открывает дверь и закрывает ее перед самым носом Лайлы. Она замирает перед дверью.

Вот чертова лиса. Теперь уж точно ясно, что между нами не может быть никакой дружбы.

Я уже собираюсь спуститься и оторвать ей уши, но в этот момент появляется Симона с Кальмаром на руках. Лайла говорит:

– Давай, бросай этого уродца и приготовь мне ванную.

Услышав это, Симона окидывает ее взглядом и отвечает:

– Единственный уродец здесь – это ты. Приготовь сама.

Я чуть было не закричала: «Оле, оле, оле, моя Симона!» – но промолчала.

Бьорн прав. Эта девчонка – настоящий волк в овечьей шкуре.

Вечером Эрик не слишком разговорчив. Я пытаюсь с ним заговорить, но в конце концов сдаюсь. Когда он такой упертый, лучше оставить его в покое. Это пройдет.

Когда мы ложимся спать, он поворачивается ко мне спиной. До сих пор сердится на меня из-за вчерашней пирушки. Вздыхаю, ожидая, что он скажет что-нибудь. Но ничего. Он даже не реагирует на мои шумные вздохи.

В итоге я придвигаюсь к Эрику и шепчу ему на ухо:

– Я все равно тебя люблю, хоть ты и не хочешь со мной разговаривать.

Затем поворачиваюсь в кровати. Позже, когда я уже почти сплю, Эрик шевелится, подползает ко мне и обнимает. Я улыбаюсь и засыпаю.

В ноябре я уже сыта Лайлой по горло.

С каждым днем мне все труднее выносить ее присутствие. Когда я узнала о ее тайне, она объявила мне войну. При Эрике мы, конечно, великолепные актрисы.

Флин уехал с классом на экскурсию и сегодня не будет ночевать дома. Мой маленький смурфик-ворчун взрослеет.