– Ладно, ладно… Короче говоря, мне нужен мужчина-конфетка, который был бы вашим другом и которому можно было бы доверять.

– Мы можем об этом сказать только Рейналдо, – предлагаю я весело.

– Нет, – говорит Марта, – Рейналдо был на твоей свадьбе, и Тревор может его узнать.

Тогда мы обе задумываемся. Внезапно наши взгляды встречаются, и мы в один голос выпаливаем:

– Дон Идеальное Тело!

– И кто же это? – спрашивает Соня.

– Масимо. Один друг, – поясняет Марта. – Он приехал в Германию несколько месяцев назад, и этот тип очень красивый. Кстати, учитель по танцам, и он сейчас встречается с Анитой.

– Да что ты говоришь! – не веря своим ушам, восклицаю я, и Марта подтверждает.

– Анита – твоя подруга из магазина одежды? – уточняет Соня.

– Да, мама.

Свекровь поворачивается ко мне, и я объясняю ей:

– Масимо – настоящая конфетка, вот только он не мулат, а аргентинец.

Марта быстренько берет телефон, звонит Аните и рассказывает суть дела. Последняя обещает переговорить с Масимо и позвонить нам. Когда Марта завершает звонок, Соня смотрит на меня и говорит:

– Доченька моя, как бы тебе ни хотелось, не проговорись об этом Эрику, иначе он не будет разговаривать со мной до конца жизни.

Я с пониманием киваю. Снова придется хранить Сонин секрет. Отвечаю:

– Будь спокойна, буду нема как рыба. Ведь если он узнает, что в этом тебе помогла я, то не будет разговаривать и со мной.

Хохочем. Мы прекрасно знаем Эрика: если он узнает об этом, то прибьет нас!

У Марты звонит мобильный телефон. Это Масимо. Договариваемся встретиться с ним через час в магазине Аниты.

Умирая со смеху, сажусь вместе со свекровью и Мартой в машину, и мы направляемся в магазин.

Эта ситуация кажется сюрреалистической, но забавной. Еще одно чудачество Сони. Когда мы заходим в магазин, «конфетки» еще нет, и мы спокойно болтаем с Анитой. Она вовсе не против, что ее парень будет сопровождать мать ее лучшей подруги, хотя она здорово смеялась, узнав о намерениях Сони.

Когда появляется Масимо, на лице у Сони мы читаем все, о чем она думает. Она от него в восторге!

Этот аргентинец – просто потрясающий, и не только потому что привлекательный, но и потому что очень положительный человек. Он сердечно приветствует нас поцелуем, а когда поворачивается к Соне, берет ее за руку и произносит то, от чего мы все просто таем:

– Мы с вами станем королем и королевой этой вечеринки.

Свекровь кивает, а мы хохочем. Через полчаса после того, как мы обговорили детали, сидим в машине. Я смотрю на Соню и говорю:

– Ну вот, свекровушка моя, оторвешься по полной!

– О да, доченька моя, в этом не сомневайся!

Мы снова расхохотались, а Марта, ведущая машину, останавливается на светофоре и говорит:

– Мама, мы с Джуд можем тебе сказать лишь одно.

Соня смотрит на нас и спрашивает:

– Что, девочки?

Умирая со смеху, мы переглядываемся и одновременно кричим:

– Сахарок!

Через два дня я звоню Соне, чтобы спросить, как все прошло, и узнаю, что она в восторге. Масимо вел себя как джентльмен, а Тревор Гервер и все присутствующие на вечеринке потеряли дар речи от его любезности и от того, как этот аргентинец ритмично двигал бедрами.

Проходят дни. О мотоаварии уже забыли. Мое запястье в отличной форме. С каждым днем мы с Эриком все больше любим друг друга, несмотря на перепалки по поводу работы. У Флина в школе все в порядке. Это хороший год для него.

Единственное, что огорчает меня, – это мысли о моем любимом мотоцикле. Горькая правда стала таким ударом для меня, что я даже пускаю слезу, когда вижу его. Мой прекрасный «Дукати Vox Mx 530» 2007 года в плохом… очень плохом состоянии.

Мы возвращаемся домой, и мне совсем не хочется говорить о мотоциклах. Эрик, менее заинтересованный, чем я, не упоминает о нем. Он пытается отвлечь меня, звонит Марте и свекрови с просьбой, чтобы они вывезли меня и Лайлу развеяться.

Несколько дней спустя я иду с ними на гулянку, которая заканчивается визитом в «Гуантанамеру».

Почему мы всегда приходим именно сюда?

Уверена, что когда Эрик об этом узнает, то нахмурится. Ему не нравится, что я сюда хожу, потому что, по его мнению, в этом место ходят, чтобы кого-то подцепить. Но он ошибается. Я хожу в «Гуантанамеру» потанцевать и немного побаловаться, выкрикивая «Сахарок!»

Рейналдо радушно приветствует нас, и уже через мгновение я танцую с ним, словно безумная, под «Quimbara».

Этот парень круто танцует и делает вид, что думает то же обо мне. Я в этом, конечно, не специалист, но, послушайте, я все-таки отлично двигаю телом!

Приходят Анита и Масимо. Последний, увидев нас, рассказывает нам о Соне и о том, как приятно он провел с ней время. Затем приглашает меня потанцевать, и я соглашаюсь. Все тело Масимо, так же как и Рейналдо, пронизано ритмом, который невозможно сдержать!

Мне жарко, и я выпиваю несколько мохито. Они вкуснейшие, балдею от них. Выкуриваю пару сигарет с Мартой и уже через несколько часов забываю о своем мотоцикле и перепалках с Эриком из-за работы. На моем лице снова сияет улыбка.

Уже за полночь неожиданно появляется красавчик Бьорн в сопровождении Фоски, этой жалкой пуделихи. Мы не ожидали здесь встретиться, и я наблюдаю, как Лайла сразу же идет танцевать с каким-то типом.

Увидев меня, такую буйную, Бьорн подходит ко мне, целует в обе щеки и спрашивает:

– Что ты здесь делаешь?

Я слегка перебрала мохито. Отвечаю:

– Танцую, пью и кричу: «Сахарок!»

Он разражается смехом. А пуделиха – нет.

– Эрик здесь? – спрашивает он.

– Не-е-е-е-е-е-е-е-е… Ему не нравится это логово разврата.

Мой друг кивает, оглядывается вокруг и шепчет:

– Если бы ты была моей женой, мне бы оно тоже не понравилось.

Я хохочу. Они с Эриком из одного теста!

Когда начинается следующая песня, хватаю его за руку и приглашаю танцевать. Надо же… У этого немца чувство ритма, как у кубинца. Чем насыщеннее становится песня, тем ритмичнее наши движения и громче смех.

Пуделиха же танцует с другом Рейналдо, а Бьорн, приблизившись ко мне, шепчет на ухо:

– Тебе не стоит гулять с Лайлой.

– Почему?

– Она не очень хорошая личность.

Услышав это, вспоминаю о нашем неоконченном разговоре и, схватив его, тяну к бару, не боясь, что пуделиха начнет тявкать. Заказываю у бармена две маргариты и говорю:

– Рассказывай, что произошло между тобой и Лайлой.

Мой дружок-красавчик соглашается рассказать, делает глоток и, пронзив меня взглядом своих голубых глаз, потирает подбородок:

– Знаешь, кто такой Леонард Гуцтл?

– Нет.

– Это мужчина, который жил с Ханной и Флином, когда…

– Я его знаю!

– Знаешь?

Киваю и поясняю:

– Как-то вечером несколько месяцев назад я прогуливалась с Трусишкой по своему району, увидела мужчину, у которого было что-то не в порядке с машиной. Подошла к нему, заглянула под капот, и это оказался сгоревший предохранитель. Поменяла его, и мы представились друг другу. Затем приехал Эрик, и они чуть не повздорили. Когда тот мужчина уехал, Эрик сказал, что это был Леонард Гуцтл, жених Ханны, который после ее смерти не захотел ничего слышать о Флине. Это так?

Бьорн кивает:

– Раз ты уже знаешь, что думает Эрик об этом идиоте, то как тебе понравится, если я скажу, что застал Лайлу с ним в машине Эрика через неделю после смерти Ханны?

Я с отвисшей челюстью таращусь на него, а он добавляет:

– Я увидел в подземном гараже своего дома припаркованный старый «Мерседес» Эрика и пошел к нему. Но каково было мое удивление, когда я застал там эту парочку. Они трахались, как мандрилы, на заднем сиденье. Совсем недавно погибла Ханна, а эти…

– Боже мой, если бы Эрик узнал…

– Вот именно, если бы Эрик узнал! Но он не узнал. Я избавил его от этой горькой пилюли. А вот этой идиотке я сказал немедленно убраться из дома Эрика, иначе я ему все расскажу.

– Спасибо, Бьорн, – шепчу я с благодарностью. – Эй, послушай, а почему они были у тебя в гараже?

– После случившегося с Ханной Леонард снял квартиру в том же доме, где живу я. Но проблема возникла тогда, когда эта безмозглая пошла к своим дяде и тете и рассказала, что я якобы пытался в тот день ее изнасиловать и разорвал на ней одежду.

– Да что ты говоришь?

– Да, подружка. Что слышишь. Однако Симона, будучи очень прозорливой, расспросила меня об этом, и я вывел ее из заблуждения.

Я в шоке хлопаю глазами.

– Вот чертова лиса эта Лайла!

Бьорн выпивает еще глоток и продолжает:

– К счастью для меня и к несчастью для нее, в здании, где я живу, и в моей квартире есть камеры видеонаблюдения. Я показал им Лайлу с Леонардом на записи, и это подтвердило, что именно он разорвал на ней одежду, а не я. После этого Лайла уехала жить в Лондон со своей матерью.

Бьорн лишил меня дара речи. Я смотрю на Лайлу. Она тоже смотрит на меня, и я интуитивно чувствую, что она догадывается, о чем со мной разговаривает Бьорн. Мне не нравится ее взгляд. Мое шестое чувство предвещает проблемы.

– Вот поэтому, моя дорогая Джудит, нам нужно держаться как можно дальше от этой дамочки, так будет лучше. Это гадюка в шкуре овечки.

Лайла наблюдает за нами.

Она уже не танцует.

Беседует с пуделихой – кажется, они хорошо спелись. Внезапно у меня в голове мелькает одна мысль, и я спрашиваю:

– Ты сказал, что у тебя в квартире тоже есть камеры?

– Да.

Все написано у меня на лице. Он понимает, о чем я подумала, и, приблизившись ко мне, шепчет:

– Успокойся, когда ко мне приходите вы с Эриком, я их выключаю.

– Точно?

Он кивает.

– Точно-точно. Никогда не сомневайся в моей дружбе. Вы оба слишком дороги для меня.

В этот момент к нам подходит Марта и, повиснув на Бьорне, говорит:

– Ах вот где сладкая конфетка-а-а-а-а-а.