Меган Максвелл - Ты только попроси

Войдя в номер, я по-прежнему молчу, у меня нет сил спорить, и, когда мы входим в спальню, Эрик берет меня за руку и говорит:

– Джуд, послушай…

Вдруг во мне просыпается неконтролируемый гнев. Он буквально выплескивается из меня:

– Нет, это ты меня послушай, чертов упрямец! Что касается Флина, я согласна с тобой, тебе лучше знать, что с ним делать. Но что касается твоей болезни, то если ты меня любишь и хочешь, чтобы мы были вместе, будь любезен вернуться со своей семьей в Германию и сделать то, что ты должен сделать. – Слезы катятся градом по моим щекам. – Я не знаю, почему ты отложил операцию, но если это из-за меня, уверяю, что буду ждать тебя, пока ты вернешься, понятно? Ты назвал меня своей невестой, и поэтому я требую, чтобы ты заботился о себе, потому что я люблю тебя и хочу быть с тобой еще долгие годы. Если хочешь, я поеду с тобой и буду с тобой рядом столько, сколько понадобится. Но прошу тебя, мне необходимо знать, что с тобой все в порядке. Потому что если с тобой что-то случится, я… я…

Эрик сжимает меня в объятиях, и я совсем раскисаю.

– Мне очень жаль, малышка… очень жаль.

Отталкиваю его. У него такое серьезное и отчаянное выражение лица, что я кричу:

– Да пошел ты к черту или еще куда-нибудь подальше! Если ты меня любишь, заботься о себе, а я в курсе твоих обязательств. Только так ты покажешь, что действительно меня любишь.

Некоторое время в тишине слышны только мои всхлипывания. В его глазах боль, но я не могу сдержать слезы. В конце концов он протягивает ко мне руку:

– Иди сюда, дорогая.

– Нет.

– Пожалуйста… иди.

– Нет… не хочу.

Он садится на кровать и ждет, пока стихнет мой гнев. Он хорошо меня знает и понимает, что мне нужно дать время. Через десять минут чувствую себя смешной, молча подхожу к нему и сажусь к нему на колени. Обнимаю его, и он очень нежно прижимает меня к себе. Так мы сидим долго, очень долго…

Я хочу его поцеловать, но он уворачивается.

– Ты только что играл со мной в кобру?

Эрик ухмыляется и еще крепче прижимает меня к себе.

– Когда-то такое со мной проделала ты, не так ли?

Он все же заставляет меня улыбнуться… Он нежно меня целует. Его руки все сильнее и сильнее обнимают меня, он встает вместе со мной и опускает меня на кровать. Снимает с меня трусики и, не отводя от меня взгляда, расстегивает брюки.

Наваливается на меня, прижимается к моей влажной киске и, зажав обе мои руки, медленно проникает в меня.

Я вздрагиваю, с удовольствием его принимая, изгибаюсь и закрываю глаза.

– Посмотри на меня, дорогая. Мне это нужно.

Я открываю глаза, понимая, что ему нужно видеть мое лицо, мои глаза, и он снова входит в меня. Из моего приоткрытого рта вырывается стон. Эрик ловит мои губы своими, продолжая входить и выходить из меня, и его ритм нарастает, даря мне все больше и больше наслаждения.

– Сильнее… сильнее… – требую я.

После многочисленных изумительных атак меня охватывает оргазм – как раз в тот момент, когда он тоже достигает пика и, обессиленный, падает на меня. Некоторое время мы лежим, переводя дыхание.

– Хорошо, Джуд, – говорит наконец Эрик, приподнявшись на локте. – Послезавтра я вернусь домой, чтобы меня прооперировали. Но ты должна серьезно обдумать мое предложение о том, чтобы жить со мной и с Флином. Хорошо?

Киваю и крепко сжимаю его в объятиях.

Жить без Эрика просто невозможно. Это трудно, невыносимо.

Я так привыкла, что он мельтешит по офису и по дому, что, оставшись одна, я совсем растеряна.

Перед отъездом он захотел рассказать Монике о нас, но я ему запретила. Ненавижу сплетни, а они наверняка будут, но чем позже, тем лучше.

В день, когда он уехал, он позвонил мне раз двадцать. Ему нужно со мной говорить, слышать меня, а также напоминать о просьбе уехать с ним в Германию. Мы так скучаем друг по другу…

В день операции мне звонит Соня и сообщает, что все прошло хорошо, но настроение у Эрика отвратительное. Он – тяжелый пациент. Проходят дни, и я прошу Соню спросить у Эрика, можно ли мне приехать его навестить. Его ответ – нет.

Он не хочет, чтобы его видели в таком состоянии. Пытаюсь его переубедить, но Соня советует не перечить.

В отчаянии звоню отцу и рассказываю о случившемся. Он успокаивает меня как может и приказывает идти спать.

На следующий день, когда я возвращаюсь с работы, меня ждут сестра и папа. Сквозь слезы и всхлипывания рассказываю им об Эрике.

Они тревожно на меня смотрят и не знают, как утешить. Но как всегда они поддерживают, подбадривают меня и уверяют, что Эрик – сильный мужчина и с ним все будет хорошо. Хочется в это верить. Мне просто необходимо в это верить.

Рано утром мы общаемся с отцом, и я рассказываю о возможном переезде в Германию. Похоже, он не против. Он понимает меня и поддерживает мое желание быть рядом с любимым человеком. Папа – самый чуткий человек на свете, и, хотя ему больно оттого, что я уеду, он верит в любовь и в то, что нужно жить сегодняшним днем.

Неделю спустя отец возвращается в Херес, ему нужно вести свои дела, но Ракель остается за мной ухаживать. У меня чудесная сестра, я люблю ее всем сердцем, и хотя иногда она достает меня, все равно она самая лучшая сестра в мире.

Отправляю письмо и жду… жду и жду… и, как поется в припеве, отчаиваюсь!

Ни звонка. Ни письма. Ничего.

В одиннадцать решаю приготовить что-нибудь поесть. Я не слишком голодна, поэтому жарю омлет, но он так непривлекательно выглядит, что я решаю добавить в него секретный ингредиент, который обожает моя племяшка: шоколадное драже «Лакаситос»[13]. Омлет с «Лакаситос»!

Беру тарелку с омлетом и кока-колу и иду в гостиную. Включаю телевизор, где как раз идет одна из программ типа светской хроники. Смотрю пару минут и переключаю каналы. Когда дохожу до «Divinity», на котором идут «Братья и сестры», останавливаюсь, потому мне очень нравится этот сериал. Отпиваю глоток кока-колы, и тут раздается звонок в дверь.

С удивлением смотрю на часы. Двадцать минут двенадцатого. Смотрю в глазок и вскрикиваю от радости: «Эрик!» Открываю дверь и бросаюсь ему на шею.

– Ээээй, осторожнооооо!

Но я не могу сдержаться.

Эрик здесь! Не могу в это поверить!

Покрываю его тысячей поцелуев, а он, смеясь, держит меня в объятиях. Когда опускает меня на пол, я, переполненная счастьем, задыхаясь, говорю:

– Привет.

– Привет, дорогая.

Он снова меня обнимает, и я закрываю глаза. Я до сих пор не могу поверить, что он передо мной, в моем доме, в моей гостиной, в моих объятиях.

Когда же я наконец отлипаю от него, вижу, что у него уставший вид и покрасневшие глаза. И только теперь понимаю, что была слишком импульсивной.