Ева Маршал - Ты просто бомба, детка

Удар был такой, словно во мне провернули ножом. Она спит у него. После нашей сегодняшней встречи. После того, как прижималась ко мне и дрожала на моих пальцах.

От одной мысли, что она сразу побежала к Генри, кишки скрутило в тугой узел, а вены наполняло яростью.

— И что ты хотел спросить?

— Она попала в аварию.

— Что?

Ревность моментально вылетела из головы.

— Да, все нормально, пап, — отмахнулся Генри. — Я уже забрал ее из больницы к себе. Она не сильно пострадала, пару царапин. Больше испугалась.

Мать его! Она пострадала, а я и не знал об этом. От чувства беспомощности сжал кулаки.

— Я не о том хотел поговорить. У тебя было… — замялся.

— Хватит тянуть резину. Выкладывай!

— Было такое, что девушка просила больше секса, жаловалась, что ей его не хватает, а потом сама не знала, чего хочет? Капризничает, что ли…

Она. Его. Просила.

— В общем, я хотел ее приласкать, так сказать, заменить неприятные воспоминания хорошими, и вроде бы сначала все шло хорошо. Она такая нежная в сексе… Но потом Шерон отказалась, ей точно что-то не понравилось. Мне кажется… она хотела куни. Но… она даже не была в душе после больницы! Я решил, что пусть все будет спонтанно, но всему есть предел, понимаешь? И тогда она заявила, что не хочет! Не хочет меня! — и сколько удивления звучало в голосе.

Я стиснул зубы, чтобы не покрыть Генри матом, выдавая себя. Стоит представить, что он приставал к его Вишенке и глаза накрывала темная пелена. Мать твою, девушка же только пережила потрясение, а ей пришлось еще и отбиваться от приставаний.

Но… где-то внутри проснулось неприятное подозрение. А что, если она действительно хотела от «своего парня» той интимной ласки, которую я так щедро, не скупясь, дарил я. Что если… она же и подумать не могла, что я узнаю.

— Отец, ты опытный любовник, знаешь все эти фишечки. Чем еще можно заинтересовать девушку? Что она вообще хочет?

Руки так и чесались схватить кое-кого за шиворот и хорошенько встряхнуть.

— Эй, меня слышно? — заволновался Генри из-за продолжительной тишины в трубке.

— Ты хочешь сказать, что склонял свою девушку, — фраза давалась мне с трудом, — которая пережила ужас аварии, к сексу сразу после больницы?

Лучше бы ты вообще не протягивал к ней свой ручонки! — яростно подумал я про себя.

— Да, а что…

— Не знаю, как тебя воспитывала мать и отчим, но черт возьми, мой сын должен иметь больше уважения к девушке и думать в такой момент о ее состоянии, а не собственном члене! — я орал в трубку, но просто ничего не мог с собой поделать.

Ярость сжигала меня дотла. Хотелось крушить все, что находилось рядом.

— Но пап…

— Где твои мозги? Или так чешется, что не можешь сдержать дружка? Она испуганная, измученная, — мой голос задрожал, когда я представил Вишенку, — еще не отошла от пережитого, а тут ты пристаешь к ней. Как она в таком состоянии может возбудиться и захотеть тебя! — отчитывал я.

Как я так вляпался, что моим противником за внимание девушки стал собственный сын.

На том конце послышался громкий вздох.

— Да, ты прав. Чем я только думал. Спасибо за совет. Постараюсь пока ее не трогать, хотя бы пару дней.

Я знал, что рядом с Вишенкой мозги просто плавятся. Оказалось, что даже у Генри.

В то же время чувствовал глубокое удовлетворение от мысли, что Шерон ему отказала. Была бы моя воля, я бы надел на нее железные трусы и носил бы ключ на цепочке.

Гудки в трубке. Одиночество в моем доме. Ярость в душе.

Я бросил трубку и с размаху, ревя как раненый зверь, ударил кулаком о столешницу. И еще раз. Она моя, мать ее. Она не могла смотреть на другого, не могла стонать от чужих ласк так же, как от моих. Нет! Нет! Нет!

Легкие горели. Остановился, только когда увидел трещину в деревянном полотне, забрызганную каплями крови.

Но руке было не больно. Больно, дико больно было внутри.

Генри ушел на работу в семь тридцать — минута в минуту, он всегда был предельно пунктуален. Я слышала, как он зашел в спальню, но не стала открывать глаза, притворилась спящей. Генри потоптался у кровати, натянул мне на плечи сползшее одеяло, пробормотал что-то и вышел, стараясь ступать, как можно тише.

Хороший. Надежный. Заботливый. Не мой. Теперь я это окончательно поняла. Он обязательно встретит другую девушку и будет с ней счастлив. А я… Я не могу. Не могу целовать его, ощущать на теле его прикосновения, заниматься с ним сексом. Не могу улыбаться ему, как ни в чем не бывало, и вспоминать при этом как сходила с ума от страсти в руках его отца. И оставаться в его доме тоже больше не могу. Не могу и не хочу.

Вчера вечером я с трудом отбилась от нескольких его предложений переспать и последующих за моими отказами обиженных вопросов. В сердцах я честно сказала, что не хочу его, но, казалось, он слышал совсем другое, просто игнорировал то, что ему не нравилось. Этот разговор слепого с глухим может продолжаться вечно и пора было ставить окончательную точку, просто чтобы остаться честной перед своей совестью.

Генри, с его правильностью и скучностью — не тот мужчина, с которым я готова прожить свою жизнь. Но и Питон, не соблюдающий правил, слишком привыкший к разнузданной свободе, мне тоже не подходил. Не говоря уже о том, что родители никогда не поддержат моих отношений со столь взрослым, проблемным мужчиной и, самое главное, отцом Генри. Меня просто проклянут. А меня всегда учили: «мужчин можно еще встретить, а родители на всю жизнь одни единственные и незаменимые».

Пора было сделать паузу и подумать, что же мне надо на самом деле.

Не дожидаясь, пока придет домработница, сползла с кровати и медленно добрела до своей сумки. Слава богу, телефон оказался на месте, персонал больницы положил его в мои вещи.

Хлоя ответила после первого же сигнала.

— Шерри! — заорала она встревожено, и я невольно поморщилась.

Голова напоминала туго натянутый барабан, каждый звук отдавался болезненным эхом.

— Шерри, подруга! Я не могу тебе со вчерашнего вечера дозвониться. На смс ты тоже не отвечаешь. А вчера умчалась в таком состоянии и… В общем, я волнуюсь. С тобой все в порядке?

— Нет, — ответила кратко и, не дожидаясь дальнейших вопросов, продолжила: — Ты можешь сейчас за мной приехать?

— Да, а что слу…

— Приезжай.

— Считай, уже выехала, — подруга была отчаянной болтушкой, но всегда знала, когда нужно остановиться. — Ты у родителей?

— Нет, у Генри. Забери меня, Ло. Пожалуйста.

Голос мой дрогнул, и я опустила руку, прерывая разговор.

Телефон надрывался, не желая останавливаться. Кто там такой настойчивый? Я выскочила из ванной, на ходу завязывая пояс халата.

— Можешь не торопиться, Шер, — выглянула из кухни Хлоя. — Если, конечно, не надумала вернуться к Генри. Это опять он звонит.

Опять он.

Остановилась, закусив губу. Мне звонил, кто угодно. Генри — точно два раза в день: до работы и после с вопросами о самочувствии. Родители — раз в два дня с призывами образумиться. Коллеги и приятели. Только один человек не позвонил ни разу. Дик словно забыл о моем существовании. Хотя… Может, и правда, забыл. Сколько у него таких «деток» и «вишенок»? Не перечесть.

Хлоя говорила, что иногда он подходил к ней, стоял молча. Но в баре появлялся все реже, занимался другим своим бизнесом. Начали поговаривать, что, скорее всего, Питон отдыхает где-то в другом месте.

Я жила у подруги уже неделю. Бегала по утрам в университет, днем — на практику. И чувствовала себя все более живой, звонкой какой-то.

Только по ночам иногда просыпалась от собственных вскриков, комкала простынь и дрожала, раз за разом проживая в воспоминаниях как ласкал меня горячий гладкий язык. Безумная, дикая химия, которой мне так не хватало. И от которой плавилось мое слабое тело.

К родителям возвращаться не хотелось, они любили Генри, всегда его поддерживали, так что дома меня ждали ежедневные нравоучения и попытки образумить «заблудшую» дочь. Поэтому я с радостью приняла предложение Хлои поселиться у нее. Впрочем, отказа она бы и не приняла.

Приехала за мной в то утро. Молча выслушала мой рассказ. О Питоне и Ванде, об аварии, о Генри, его заботе и попытках заняться сексом. Обняла меня, хмыкнула невесело:

— Все мужики — козлы.

Помолчала, добавила невесело:

— Даже самые классные из них.

И твердо постановила:

— Поехали, поживешь пока у меня. Придешь в себя, залижешь раны, разберешься, что к чему, а там будет видно.

Генри я позвонила уже из ее квартиры, сразу же, как мы доехали. Поблагодарила за заботу и сказала, что нам лучше расстаться. Он попытался протестовать, убеждал, не рвать сгоряча, говорил, что это все последствия легкого сотрясения и стресса — пройдет время, и я сама посмотрю на ситуацию иначе. Мне не хотелось ни спорить, не возражать, для этого просто не было сил. Поэтому я просто попрощалась и повесила трубку.

Следующий звонок был родителям. Я рассказала им об аварии, уверила, что со мной все в порядке, сообщила, что ушла от Генри и поживу пока у Хлои. И попросила отца, в фирме которого я работала, дать мне небольшой отпуск.

— Шер!

Я поймала сочувствующий взгляд Хлои и, тряхнув головой, двинулась в кухню. Новый звонок настиг меня уже в дверях.

— Опять Генри, — хмыкнула подруга, бросая взгляд на смартфон, лежащий на кухонном столе. — Что это он сегодня такой настойчивый? И в середине дня он никогда не звонил. Что там стряслось, если он решил пообщаться с тобой вне расписания?