— Надеюсь, буду…

— Ну так давайте сразу обсудим. Ваши действия… Ксения уезжает в Америку. Вы?

— Ксения не уезжает в Америку, папа…

— Почему же? Тебе нужно получить хорошее образование. Тебе нужно посмотреть мир. Ты имеешь на это право. Я имею для этого возможности, — весь прошлый натиск Игоря, как оказалось, был просто репетицией. А вот реальный прессинг начался сейчас. — Вы хотите лишить Ксению всего этого, Иван?


— Не надо, пап…

— Я жду ответа, Иван… Мы же взрослые люди. Вы должны понимать, что именно нас волнует. Вы можете быть отличным парнем. Осчастливите какую-то замечательную девочку… Но только подберите себе по статусу. Попроще… Не Ксюшу… Это наша единственная дочь, мы не позволим вам сломать ей жизнь…

Бродяга не сразу ответил. С полминуты на стол перед собой смотрел, потом хмыкнул.

— Вы очень самоуверенны, Игорь Станиславович. Я хоть и сирота, но кое-что о родительской любви знаю… В теории… Не давите на Ксюшу своими представлениями о хорошем. У нее свое представление. И вы прекрасно это знаете. Не хуже меня. А если хуже… Мне вас жалко. Все, что она вам должна — это благодарность. За рождение и воспитание. А остальное… Я не позволю вам сломать ей жизнь. Ясно?

— С-сопляк… — Игорь сказал, будто выплюнул, окидывая парня тем взглядом, который до этого умудрялся скрывать за холодной отстраненностью — искренне яростным. — Не хватало, чтобы какой-то подзаборный беспризорник мне рассказывал, как дочь любить.

— Ну если вы сами не в курсе, то кто-то ведь должен, — как ни странно, в этот момент Ваня чувствовал себя не униженным и оскорбленным, а сильным… Небывало сильным и правым.

— Ты пришел в мой дом. Ты сидишь за моим столом. Ты ешь мою еду… И ты смеешь мне хамить?

— Папа…

— Я пришел в ваш дом, не чтобы молча глотать унижения. Вы не дождетесь такого от меня. И Ксюшу тоже не сломаете. А ваш дом, ваш стол, ваша еда… Да в ж*пу все это, если вы по-человечески говорить не способны. Если вам кошелек важнее человека. Если вам пофиг, кого любит ваша дочь. Лишь бы статус на лбу неоновыми буквами горел…

— Пошел вон из моего дома…

Что Иван, что Игорь говорили тихо. Смотрели друг на друга и ненавидели.

Потом же Иван снова усмехнулся, отодвинул стул со скрипом, встал, склонился к Ксюшиному уху, шепнул:

— Я жду тебя на улице, — и вышел. Провожаемый полной тишиной и буравящим спину взглядом старшего Веремеева…

— Вы… Вы… За что вы так? — Ксюша первой не выдержала. Тоже встала, впилась пальцами в спинку уже своего стула, переводила взгляд с лица матери на лицо отца, судорожно пытаясь найти в них ответ. Но его не было. Совсем не было.

— Он тебе не пара, дочь. Пусть идет, — Игорь снял с колен салфетку, на стол бросил… Услышал, что за Бродягой со стуком захлопнулась дверь, только еще сильней разозлился… И убедился в своей правоте…

— Это не тебе решать… — Ксюша даже не сказала — прошипела, сверля отца взглядом, а потом вздрогнула, вместе с Ниной и тарелками на столе, потому что Игорь шибанул кулаком и на крик перешел:

— Это мне решать! Мне! Марш в комнату, соплячка!

— Игорь… Ксюша…

Нина видела, что между отцом и дочерью происходит, что он ее взглядом придавить пытается, она его ответным ненавидит.

Потом же, слова не сказав, хватает одну из тарелок из чертовски дорогого сервиза, разбивает об пол и выходит из столовой… Верх по лестнице, в свою комнату… Кладет на кровать чемодан и начинает собирать…

* * *

Настоящее…

— С Днем рождения, пап, — Ксюша первой подошла к родителям. Сначала отца поцеловала, позволяя себя приобнять, следом мать, чуть отошла, тут же утыкаясь спиной в грудь мужа, незаметно хватаясь за его руку.

— С Днем рождения, Игорь Станиславович…

Бродяга руку протянул для пожатия, Игорь ответил, поджав губы.

— Спасибо.

С Ниной же они просто кивками обменялись.

Она своих эмоций даже не пыталась скрывать. Смотрела то на дочь с укором, то на зятя с презрением, то на их пальцы… Так сильно переплетенные, что при всем желании не разнять.

— Мы… Рады… Что все оказалось не так плохо, Иван.

— Спасибо, — Ваня заставил себя сдержать улыбку. Помнил эту «радость» в больнице, когда чуть до драки не дошло… Да и вообще, почему-то не сомневался, что рады они были чуть раньше. Пока казалось, что все хуже некуда…

— К столу? — вопрос задала Нина, а вот кивнули все.

Они вновь зашли в ту самую столовую, стол был накрыт не хуже… Сервиз был уже другой, но настолько же красивый… Блюда… Опять какие-то дикие деликатесы, от которых Ивана каждый раз мутило, а Ксюшу сейчас и вовсе влегкую стошнить могло.

Родители старались. Явно старались, чтобы новый скандал было сложно вменить им в вину.

* * *

— Ксения сказала нам, что ваш бракоразводный процесс откладывается…

Они долго царапали ножами фарфор молча, Нина с Игорем переглядывались, Ксюша пыталась отогнать тревогу, которая снова поселилась в сердце, Иван просто «отсиживал» срок. Но совсем не разговаривать все равно не получилось бы. А если нужно, то Игорь предпочитал сразу по делу.

— Я сказала, что мы не разводимся, пап. Это немного другое.

— Как скажешь. Но меня, если честно, волнует не это… Хотя это тоже, но обсудим потом, вдвоем, без посторонних ушей…

На эту подколку Иван отреагировал легкой ухмылкой. Веремеев неисправим.

— Здесь нет посторонних ушей, папа.

Но философски подобное воспринимать мог Тихомиров, а Ксюше сейчас было куда сложней — ее штормило, сдерживаться получалось не всегда.

— Меня волнует не это… Покушения, Иван… Преступник найден?

— Нет, — Бродяга пожал плечами, ответив довольно легкомысленно. Не ожидал от тещи с тестем ни сочувствия, ни понимания. Просто чувствовал долг быть рядом с Ксюшей и защищать, если они начнут давить на нее.

— То есть опасность сохраняется?

— Да. Опасность сохраняется…

— И вы вернулись к Ксении? — понимая, к чему ведет муж, в разговор включилась Нина.

— Вернулся…

— Не рано ли? Вы подвергаете нашу дочь опасности, Иван. Понимаете?

— Это я попросила его вернуться.

— Но он мог не возвращаться. Сначала решить свои проблемы, а уж потом…

— Не мог, — Ксюша сказала отрывисто, может резко даже.

— Почему?

— Потому что я так захотела.

— Иван, я почему-то думал, что решения в семье принимаете вы… — Игорь хотел и подколоть одновременно, и гордость задеть. Так и не понял за десять лет, что у них с Ксюшей все иначе. И задевает их другое.

— У нас стая. И Совет. Совет решил… — Бродяге было фиолетово, что Нина с Игорем ни черта не поняли, он на Ксюшу глянул ласково, подмигнул… Она же от одного взгляда расцвела будто, зарделась…

— А без вот этих аллегорий можно? По-человечески?

— По-человечески? — Иван вилку отложил, нож… На спинку стула откинулся… Подумал, что, вероятно, за прошедшие десять лет так и не стал тем «женихом», за которого Веремеевы готовы были отдать свою Принцессу.

И не потому, что для достижения планки нужно было обладать каким-то определенным уровнем финансового благополучия, манер, образованности. Нет. Все было куда проще. Нужно было уметь прогибаться под них и склонять голову. Нужно было вливаться в семью Веремеевых со всеми ее долбанутыми порядками, а не создавать свою. Идеальную. Для них с Ксюшей — идеальную.

— Вы скоро дедом станете, Игорь Станиславович. А вы очаровательной бабушкой, Нина Ивановна. Поздравляем…

Нина так и застыла, не дорезав кусочек мяса, лежавший на тарелке, Игорь вперил взгляд в лицо Ксюши…

Серьезное… И счастливое…

Не потому, что ее радовала их реакция, а потому, что она просто была счастлива. Зефир в голове, тепло Вани рядом, счастье, расползающееся от солнечного сплетения.

— Это правда, Ксюша?

Кивнула, отвечая на отцовский вопрос. Глупый, на самом деле. И надежда в нем глупая звучала — что она опровергнет.

Потому что… Игорь с Ниной хотели внуков. Очень. Да только не от этого зятя.

Для Ксюши всегда было болью, что с малышом никак не получалось. А вот для старшего поколения Веремеевых — это было облегчением.


Верили, что таким образом судьба сама ведет дочь к осознанию — она ошиблась в мужчине. А вот они были правы…

— Какой срок? — Нина вопрос из себя выдавила практически.

— Около пяти недель…

— Понятно… Рано радоваться, Ксения. Может еще не получится… Так бывает… И не беда…

Ксюша никогда физически не получала удар под дых. Бог миловал, теперь же… Мамины слова именно так сработали. Шибанули все туда же, откуда счастье распространялось — прямехонько в солнечное сплетение — доступ воздуха перекрыли, канал счастья оборвали…

И сердце зашлось отчего-то, кулаки сжались…

— Как ты можешь, мам? Ты же сама…

— Ксюш, подождешь меня в машине? — Иван заметил реакцию жены, накрыл ее руку своей, улыбнулся, заглянув в любимые глаза, сейчас находившиеся на грани паники…

— Ксюша вроде бы не говорила, что собирается уходить… — все почувствовали, что резко жареным запахло. Игорь бросил замечание, Ваня видел, что у Ксюши еще сильней зрачки сузились, потом же она кивнула.

Встала, салфетку на стол положила, аккуратно стул задвинула, вышла из столовой…

Потому что никому не позволено бить ее так больно в самый страх. Даже матери. Потому что ей не нужно больше со всеми самой бороться. У нее есть Бродяга. Он защитит свою стаю. Даже от тех, кто божится, что любит беззаветной родительской любовью.

— А теперь давайте начистоту, Игорь Станиславович, Нина Ивановна… Мы десять лет все как-то вокруг да около ходили. Наверное, зря. Если я еще раз что-то подобное услышу — вы Ксюшу не увидите. Вообще. В принципе. И внука тоже. А внук будет, Нина Ивановна. Как бы вам этого ни не хотелось. Будет. Здоровый. Счастливый. На меня, бл*ть, похожий. Ясно вам? Тоже ненавидеть будете?