— А что касается Краст… Это ведь ее видела Альбина.

И снова сперло… Глаза округлились, его последние слова на время из головы вылетели…

— Она с Киром? — Ксюша спросила, Ваня кивнул, не отвлекаясь от дороги.

— Пришла к тебе как-то с кофе, он заприметил… Думаю, вот как-то так все и закрутилось…

— Откуда ты знаешь?

— Кир признался…

Ксюша кивнула, к окну отвернулась…

Почему-то для нее это стало ударом. И все сказанное Кристиной раньше тоже новыми красками заиграло. Конечно, ей не жалко Альбину… Когда это любовницы жалели жен?

— Удивила подруга? — и пусть Ксюша могла себе сто миллионов раз сказать: да, удивила. Ужасно удивила. Противно удивила, но Тихомирову…

Попыталась взять себя в руки, глянула легкомысленно…

— Они взрослые люди… И это их личное дело… — повторила слово в слово то, что сказала вроде бы подруга. Увидела на лице Вани ту же реакцию, которую испытала сама — отвращение.

— Это она тебе в голову подобную чушь закладывает, Принцесса? Пошли ее нахрен.

— Я сама решу, кого мне нахрен слать.

— Не пошлешь ты — пошлю я…

— С какой стати?

— Потому что мне не нравится, что я вижу, как из твоего рта вылетают ее слова. Тебе не с кого больше брать пример?

— Мне все равно, что тебе нравится, а что нет…

Вот и поговорили, кажется.

Ксюша от Ивана отвернулась, он же продолжал периодически бросать на нее тяжелые взгляды, но молчал… Почему-то молчал, хотя хотелось машину остановить, встряхнуть ее хорошенько, до слез довести, в себя привести, вытащить из ее головы этого клеща, который заставляет говорить фразами подружки-идиотки…

— Приехали…

Но первичной была встреча с Даниловым. Тот почему-то очень настаивал на необходимости разговора…

* * *

— Здравствуйте…

Николай Данилов был человеком не слишком эмоциональным, о своих решениях редко жалел, поэтому начинать разговор с того, чтобы рассыпаться перед Тихомировой в извинениях, не стал.

Да и она в его извинениях явно не нуждалась. Выглядела хорошо, бросала на мужа настолько красноречиво любящие (пусть и злые) взгляды, что Данилов получал реальные доказательства — если, чтобы спасти, его надо было «убить» — они все сделали правильно.

— Добрый день. Вы хотели со мной поговорить или… с нами?

Тихомировы зашли в кабинет вместе.

Иван по сложившейся уже привычке остался у двери, прислонился к стене, Ксения же прошла вглубь кабинета… Сегодня не так резко и яростно, как в не очень далеком прошлом…

Данилов кивнул на стул, она присела.

— Я хотел поговорить с вами, но Иван Николаевич… На ваше усмотрение…

Ксюша оглянулась…

Понимала, что взрослые девочки разговаривают со следователем наедине.

И если вспомнить, как все было «после его смерти»… Она умудрялась как-то справляться с участью взрослой девочки, но…

— Это ведь касается его жизни. Я не против.

Смалодушничала. Не призналась бы, что ей спокойней, когда он стоит за спиной. Но главное, что он остался.

— Вы, вероятно, будете удивлены, но я хотел бы задать вам несколько вопросов касательно вашей семьи…

— А Иван не смог на них ответить? Он тоже вроде бы «часть нашей семьи».

— Позвольте уточнить, Ксения Игоревна… Касательно вашей семьи… Семьи Веремеевых.

Ксюша снова непроизвольно оглянулась, уловила еле заметный кивок Тихомирова, разозлилась немного — на себя, что ведет себя так, на него — что подыгрывает, на Данилова, что нервничать заставляет…

— Вы знали, что ваша мать проходила лечение в психиатрической клинике?

* * *

— Да. Знала. Это было давно. У нее… Были проблемы… Ей было сложно пережить… Некоторые вещи… Это сказалось на состоянии… Если не ошибаюсь, речь шла о депрессивном расстройстве.

— Да. Все верно. Вы не ошибаетесь. Только отвечаете обтекаемо. А я хотел бы конкретики.

— Зачем вам конкретика? Вы подозреваете в чем-то мою мать? Она никогда не питала к Ивану нежных чувств, но… Она точно не могла его «заказать», она даже мухи не обидела бы, — Ксюша говорила искренне. Даже не злилась сейчас — ее так ошарашил вопрос Данилова, что она просто удивлялась…

— Мы не подозреваем, Ксения Игоревна. Мы пока просто проверяем кое-какую информацию, и… Я понимаю, что лучше спрошу у вас, чем буду тревожить вашу маму.

Ксюша сглотнула, снова на Ваню глянула, потом кивнула…

— Вы сказали, что были какие-то проблемы. Что ей сложно было пережить?

— У нее были сложности с зачатием и вынашиванием плода…

— И с зачатием, и с вынашиванием?

— Да. Когда она была беременна мной, большую часть беременности лежала на сохранении.

— А вы — единственный ребенок?

— Да.

— Но были и другие беременности?

— Да…

Ксюше отчего-то сложно было об этом говорить. И вспоминать о том времени тоже. Ей было чуть больше четырех лет, она сама была слишком мала, чтобы все понимать, но эмоционально… Эмоционально тогда было сложно всем в их доме.

У Нины случилась вторая беременность — долгожданная, очень желанная. Только, к сожалению… Плод не выжил. Замирание произошло на довольно позднем сроке. Это оказалось непосильным ударом. Поначалу всем казалось, что Нина держится, переживает, а потом…

Ксюша не видела сам срыв, просто практически на полгода они с отцом остались одни… Были няни, были бабушки, а мамы не было.

Когда Нина вернулась — Ксюша какое-то время сторонилась, ей казалось, что мать изменилась, но со временем это сгладилось.

Уже достигнув сознательного возраста, она долго не решалась поднять с матерью эту тему. Ксюше казалось, она может ранить Нину лишними воспоминаниями, но… Когда они с Бродягой решились заводить детей, и отчего-то не получалось, взяла себя в руки, спросила…

Рассказ Нины был довольно сух — никаких явных патологий ни лично у нее, ни у женщин в их роду нет. Проблема же, по мнению старшей Веремеевой, вовсе не в дочери и ее наследственности, а в "неправильном" муже, рожденном неизвестной алкоголичкой… Нина посоветовала покопать там, Ксюша же… Зареклась поднимать тему. Очередную тему, вывернутую наизнанку так, чтобы очернить Ивана.

После того случая с не родившимся ребенком, Нина с Игорем решили больше не рисковать — ни физическим здоровьем Веремеевой, ни нервами. Смирились с тем, что ребенок у них будет один. Любили Ксюшу, что было мочи…

— То есть причина попадания в клинику — потеря ребенка?

— Да…

Данилов кивнул, явно хотел что-то добавить, но сомневался.

— Понимаете… Там временной разрыв…

— Какой разрыв?

— Между потерей ребенка и попаданием в больницу…

— Если вы все знаете и без меня, то зачем спрашиваете? — Ксюша понимала, что нечего щетиниться, но не могла сдержаться.

Мамины проблемы она переживала сейчас, как свои. Она прекрасно понимала, как можно загреметь в больницу из-за такого. И что временный разрыв — не показатель.

— Мы знаем не все. К сожалению, не все…

— Временной разрыв мог быть обусловлен тем, что она пыталась пережить… Самостоятельно пережить… И не смогла.

Николаю явно снова было, что сказать, но он смолчал…

— Заранее простите меня за следующий вопрос, но его не задать я тоже не могу… Вы не знаете, ваши родители когда-то задумывались о разводе?

Данилов извинялся не зря, потому что вопрос заставил Тихомирову скривиться. Ксюше казалось, что легче было бы говорить о них с Бродягой — их разводе, их проблемах, чем о родительских.

Образ семьи Веремеевых хранился на самой высокой тумбе ее пьедестала с ценностями. У нее могла быть масса сложностей в общении с родителями — отдельно с отцом и с матерью, но сам образ семьи, который с детства жил в ее голове, казался безупречным.

Игорь любил Нину трепетной любовью, оберегая, будто хрустальную вазу. Нина боготворила мужа, искренне гордясь им и поддерживая.

Ксюша мечтала когда-то построить такую же семью. Вот только, к сожалению для родителей, выбрала для этого не того, по их мнению, парня.

— Нет. Насколько мне известно, не задумывались. Я не могу быть уверена на все сто, так как такие разговоры, очевидно, не ведутся в присутствии детей, но… Нет.

— Я услышал вас, спасибо большое, Ксения Игоревна, — Данилов скривил губы в подобии улыбки, потом на Тихомирова глянул мельком.

— А я могу узнать, с чем связаны вопросы?

— Узнать… Да, несомненно, если наша версия подтвердится, вы узнаете.


— У вас есть версия, связанная с моими родителями?

— Косвенно, Ксения Игоревна. Не переживайте. Мы не подозреваем ваших родителей в покушении на Ивана. Мы просто пытаемся разобраться… Я правда не могу вам пока все рассказать.

— Почему?

— Потому что информация не проверена. Потому что есть ряд домыслов…

— Я их подтвердила или опровергла?

— Вы… — Данилов хмыкнул. — Вы подтвердили, что дети не должны страдать, когда воюют взрослые…

* * *

— Ты знаешь, о чем он говорил? — уже выйдя из кабинета, Ксюша поняла, что чувствует себя так, будто ее обвели вокруг пальца. Мастерски…

На свои вопросы она ответы так и не получила, зато чувство было… гадким. Тревога, предчувствие беды…

— Не знаю. Он спрашивал у меня почти то же. Но, как ты понимаешь, я не был в курсе… Почему, кстати, Ксюша? — Тихомировы остановились у машины.

Ваня был нараспашку — в пальто, без перчаток, смотрел на нее пристально. Ксюша же куталась, мечтая побыстрее оказаться в машине и подальше от этого места.

— Ты хотел, чтобы я рассказывала тебе о том, как мать переживала выкидыш? Никогда не знала, что подобная информация важна для тебя…