Вроде как к другу. Вроде как к умершему. Как-то воскресшему…

Он злился. Невероятно злился на Тихомирова за то, как он с ними со всеми поступил. За недоверие. За то, что окружающие его люди вдруг почувствовали себя подопытными кроликами, за которыми, наверное, интересно наблюдать и посмеиваться…

Их встреча после была… Далеко не теплой. Даже подрались. Такое за всю жизнь раз всего было и то по молодости, а тут… Кир бросил, что Бродяга повел себя с ним и Ксюшей, как последняя гнида, а Ване башку сорвало, потому что нет никаких «их с Ксюшей», потому что знал, как друг вел себя после его «смерти» с ней.

И винить не мог — не имел права, но злость спустить… Тут ему никто не запретил бы.

И Киру было, за что вновь обретенному другу сдачу дать, тоже злился…

А вот перед Ксюшей стыдно было. Он извинился позже, она клялась, что простила, да только… Прудкой все равно чувствовал себя редким мудаком, принявшим активное участие в ее срыве.

Возвращение Вани же значило для Кирилла одно: он снова должен отойти. Должен, потому что шансов совсем нет. Даже призрачных. Даже маленьких. И это тоже злило.

А что касалось продажи доли… После того разговора с Ксюшей эту тему он пока больше не поднимал. Запутался. Так же, как все в этом чертовом офисе.

Зашел в кабинет вроде как друга, бросил документы на стол, сам отошел.

Ваня конечно же заметил, как это было сделано — показательно зло, да только… еще и с Киром по десятому разу выяснять не хотелось.

Ксюши хватило…

— Она меня ненавидит… — подписал, сказал негромко, но Прудкой услышал, оглянулся, губы в усмешке скривил.

— А как ты хотел? Чтобы на шею бросилась? Это ты на ней женат восемь лет, не я, но даже я понимаю…

Договаривать не пришлось, Ваня и так все прекрасно осознавал, но…

Никто ведь не знал, что с ним творилось все это время. Никто не знал и знать не хотел, чего стоило принятое решение, чего стоило вынужденное заточение, чего стоило теперь имитировать спокойствие и принятие.

Бродяга не хотел жалости, но… Черт… Даже от друга не мог надеяться на поддержку. Единственного друга, на поверку оказавшегося… И злиться на него Ваня права не имел, но не выходило.

— Не ждал, что на шею. Просто… На развод подала…

Кирилл снова хмыкнул. Поколебался пару секунд, потом подошел, на кресло сел напротив, направил на друга саркастический, недоброжелательный взгляд.

— Приветствую в клубе, Тихомиров. Мы уже и на заседании были… Весело…

Язвил… Желчно так. Будто специально пытаясь и ему больно сделать — будоража, и себе — будя воспоминания.

Кириллу казалось даже, что их веселая компания превратилась в кружок мазохистов. Боль друг другу доставляют, и себе заодно, при этом получая не абы какое удовольствие.

— Что делать, Кир? — Бродяге же, видимо, действительно хреново было, потому что… Кир не помнил, чтобы друг на него таким взглядом смотрел… Побитой собаки.

— Бороться, Вань. Что еще остается? — и он… снова выбирал дружбу. Когда одному из них плохо — второй всегда выбирает дружбу.

И отступает, если речь о любимой, недосягаемой девушке.

Поддерживает, если совсем туго.

Подбадривает, когда даже сам не верит, что все будет хорошо.

— Главное… Не дохни больше, Тихомиров. С тобой плохо. Но без тебя совсем труба…

Глава 19

Настоящее…

— Иван Николаевич… Присядьте… Чего бродите-то? — Тихомиров наматывал круги по кабинету Данилова, тем самым непроизвольно раздражая… Правда самому Тихомирову было глубоко фиолетово на этот счет, он остановился, глянул на следователя, свел брови на переносице, а потом отмахнулся, продолжая свой путь. — Вы так ведете себя, будто вас не устраивает, что покушений больше нет…

— Я так веду себя, потому что подозреваю, они еще будут, — бросил на ходу, остановился, прислонился плечом к стене, сложил руки на груди, глянул на собеседника, тот в ответ… устало слегка…

— А не надо было своим идиотским поведением все портить, Иван Николаевич, сидели бы тихо…

— Ваш план не сработал… И не сработал бы, сиди я там хоть полгода, хоть год… Смиритесь уже…

— А не вам решать, Иван Николаевич, сработал бы или нет. У меня вроде как опыт есть. А у вас? Что есть у вас? Кроме гонора?

Николай не церемонился, говорил, что думает. За это Бродяга его и уважал, пожалуй. Подчас ненавидел всей душой за то, что кажется узколобым и упрямым, но зато честный. И правда ведь помочь хочет… Не из личной симпатии, а потому, что в этом состоит его работа.

— Интуиция… И что-то тревожно мне…

Данилов снова хмыкнул. Любил рассуждения об интуиции. Каждый раз думал, как красиво будет смотреть в материал дела.

«Интуиция Ивана Николаевича Тихомирова — одна штука».

— Ну и что эта интуиция вам подсказывает?

— Что скоро случится что-то… За Ксюшу тревожно…

— За жену? Ну так мы же предлагали госохрану, вам и жене. Вы отказались.

Бродяга кивнул. Отказались. Своими силами решили обойтись — наняли ребят из частного охранного агентства.

— Мне спокойно, только если я рядом. А с другой стороны… Когда я рядом — она в опасности… Так и живем… Весело.

Ваня смолчал, что рядом они очень редко. Как-то сложно было из себя слова выдавливать на этот счет. Все надеялся каждый день, что увидит в ее взгляде еще не готовность простить, но хотя бы намек.

— А как вообще… Возвращение? — Данилов задал вопрос, который всегда его интересовал, но все как-то не выпадало случая. Обычно «возвращение» — это ведь финал истории, а здесь… Впервые выпала возможность узнать у живого мертвеца, как его приняли.

— Незабываемо. Все вокруг рады до одури. Особенно родители жены…

Ваня зло пошутил, прекрасно понимал, что стоило бы сдержаться, но не смог.

Знал, что Ксюше и так сложно, а родители… только хуже делают, и она позволяет, что самое противное.

Без них не обошлось в этом дебильном разводе, он был уверен. Наверное, папашка посоветовал адвоката нанять, а мамашка… Та просто ядом плевалась, его имя поминая.

Он так и не смог проникнуться к этим людям теплыми чувствами. Они даже не пытались по-другому на него взглянуть за все те годы, что они с Ксюшей были женаты. Как пришел в их дом убогим нищебродом, таким до сих пор для них и остался. И смерти его радовались наверняка.

— Ну вы тут не исключение, — фраза Данилова вернула Ваню в реальность. — Но убить вас хотели не они. Это уже точно. Мы пробивали.

Бродяга криво усмехнулся, кивнул. Приятно было каждый раз узнавать, что кто-то из приближенных не хотел. Так исключили Кирилла. Родителей Ксюши. Еще парочку людей. И с одной стороны это радовало, а с другой… Круг возможных подозреваемых увеличивался до неопределенности. И вот это уже пугало.

Умирать чертовски не хотелось. Оставлять ее во второй раз… Нет. Он уже дал «сгореть крыше», «основание» надо было сохранить.

— Так каков наш план?

— План… — Николай повторил, видимо, собираясь с мыслями. — А никакого. Ждем, наблюдаем… Вдруг все уже без нас решилось, а мы тут… Ну мало ли…

— Очень обнадеживающе слышать такое от следователя, — снова злая шутка, и ответная улыбка.

— А у меня другая специализация, Иван Николаевич…

— Жаль. Мне бы сейчас не помешала капелька надежды…

* * *

— Макс…

— Ммм?

— А давай заедем куда-то? Есть охота… — после встречи с Даниловым Ваня возвращался в офис, думал о своем, смотрел по сторонам, потом же вспомнил, что люди иногда едят… И им бы не помешало.

— Куда поедем? — Макс кивнул, чуть скинул скорость, давая шефу время на подумать.

— Давай в мое любимое. Поедим по-человечески… По-холостяцки, — и опять время злых шуток. У него как-то вообще в последнее время только такие получались.

— Я могу вас спросить о Ксении Игоревне? — Макс поехал в нужном направлении, вопрос не сразу задал.

Вся эта история и ему болезненно давалась. Причем он был не прямым участником. Так, принеси-подай. Теперь же… Гадко было на душе. Стыдно перед Ксюшей. Она ему ни слова кривого не сказала, здоровалась при встрече, улыбалась всегда, но… Оба ведь знали, что он ее все это время за нос водил. Видел, как ей тяжело, а все равно не проговаривался.


— Спроси…

— Вы с ней не…? Не помирились?

— Нет. Она злится. Имеет право. На развод подала, — уголки губ Бродяги дернулись в улыбке. Это странно было, но он всегда, когда об этом думал, непроизвольно улыбался. Видимо, такая у его психики защитная реакция. А еще… В этом ведь вся Ксюша — решительная и порывистая. Не знающая полутонов, не дающая вторых шансов. Они оба такие. Им обоим так сложно…

— И что вы делать будете?

— Бороться. Как-то… С ней.

— За нее?

— Получается, так. Еще бы знать, как…

— Она не хочет с вами говорить?

— Нет. Не готова.

— Напишите письмо…

— Макс, — Ваня глянул на парня с ухмылкой. Представил, что Ксюша сделает с его письмом. Вероятно, так же на его глазах порвет, как он повестку.

— Мне кажется, она простит, Иван Николаевич. Или я просто на это надеюсь…

Ваня кивнул, а потом снова взгляд в окно и тишина в салоне.

* * *

Ксюша влетела в нужное ей заведение, нашла взглядом ожидавшего человека, улыбнулась, пошла навстречу.

— Привет… Извини, что опоздала, — опустилась на стул, выдохнула.

— Не переживай, я тоже немного опоздала. Заболталась… Или забодалась…

— Интервью?

— Да. Нудный тип — кошмар. Не знаю, как хоть что-то вытянуть смогу из записи, — Кристина улыбнулась, окинула Ксюшу внимательным взглядом. — Как ты? — и в нем тут же тревога зажглась.