Она сама поразилась такому плоскому сравнению. Ни одного из человеческих языков, которые на самом деле были одним и тем же языком, не хватало, чтобы описать хотя бы малую толику того, что открылось им сейчас, в мире идей. В этом мире они, он и она, видели луну, покачивающуюся вместе с солнцем, так близко, что светила почти сливались. Ночь была то же самое, что и день. Верх и низ – просто слова. Ни границы, ни начала, ни конца. Бесконечность, вечность – все это даже отдаленно не объяснило бы то, что видели сейчас они, две души, которые обрели друг друга.

Они плыли. Земной тропический тайфун, крутясь вокруг, бережно покачивал их. Мелькнувшая грозовая молния тут же и застыла, освещая своим светом их то исчезающие, то появляющиеся лица. Они привычно разъединились и приняли более-менее человеческие очертания – чтобы взяться за руки и прогуляться. Облако под ногами напоминало клочья мыльной пены.

Она зачерпнула целую пригоршню облака и запустила в него, хохоча. По небесам раскатился, звеня, ее веселый смех. Он поймал обрывок облака и дунул на него: тот стал самостоятельным облачком и уплыл куда-то. Они вместе подумали: может, сейчас кто-то с земли увидит его. Но вряд ли… Тогда они вместе соорудили большую тучу – сизую, пронзенную снопом солнечных лучей, – и пустили вдаль, в надежде, что хоть один человек там, вдалеке, заметит ее и почувствует прекрасное. Пусть только на секунду.

Она потрогала рукой радугу. Лизнула. На вкус радуга была… ни с чем из земного не сравнима. Но вкусная.

– Ты смешная. И любимая.

Безмятежность. Счастье. Растворение.

Они вернулись в Дом. Или Дом возник вокруг них – по одной только мысли.

Она откинулась на диванные подушки и обвела глазами обстановку. Чем сильнее она вглядывалась, тем больше вокруг становилось вещей. Кувшин с клюквенным морсом, картина, занавеси на окнах, деревянные панели на стенах, резной шкаф, позвякивающая от ветерка люстра, мягкий ковер, паркет, кровать под полупрозрачным балдахином. Вешалка на стене, рояль, чайник, герань в горшке…

– Стой-стой, – засмеялся он. – Зачем все это? А как же радуга? Не хочешь съесть ее всю? Обставить дом – это так по-земному…

– Почему бы и нет? Женщины так любят вить гнездо.

Они хитро переглянулись. Конечно, это было только баловство. Ее душа всегда отличалась озорством, только теперь можно было это не скрывать. Да и не получилось бы скрыть – все ограничения оказались забыты, точнее, их никогда не существовало. Вечность баюкала их и позволяла делать все что угодно.

Она могла начать готовить ужин. И еда была бы вкусной и приносила удовольствие.

Он мог собрать для нее полевые цветы. И они пахли бы в меру остро, но не навязчиво.

Она могла бы подвесить Полярную звезду у кровати, чтобы та освещала их спальню одним бесконечным вечером.

Они могли бы смотреть на закат, на луну, на море, гулять в горах или по линии прибоя, играть в снежки на Эвересте или собирать сокровища на дне древних морей. Они знали, существовала ли Атлантида (существует? будет существовать?), и видели своими глазами постройку пирамид.

Они получили ответы на все вопросы.

Вода была мокрой. Снег – холодным. Песок сыпался между пальцев, цветы распускались и увядали, и на их месте вырастали новые цветы. Облака бежали по кругу, меняясь, переливаясь из одного в другое. Млечный Путь мерцал туманностью, не важно, качался ли он над головой или под ногами. Все дары мира, вся его красота, все его идеи, тайны – все восставало перед ними, одинаково удивительное, очевидное и близкое. Это не могло надоесть, чувства не утрачивали свою остроту, ясность, чуткость. Все ощущения были равными для них двоих, все мысли, стремления, малейшие движения – согласие и гармония.


И был вечер, и было утро… И подул ветер. Сначала потянуло легким сквозняком по ногам. Она босыми ступнями почувствовала его первой. И печально вздохнула. Таков был закон, придуманный не ими. Тем, кто создал этот мир, кто сам был этим миром.

Пока они гуляли в вечности, уже забылось, что есть земля, люди, человеческий путь. И что все это вокруг – лишь награда за любовь, за жизнь, прожитую без зла. Теперь им припоминалось все очень смутно. Но главное, что они и там встречали друг друга.

«У меня найдется сил разыскать тебя, – подумали они оба, сливаясь на мгновение. – Я рядом с тобой. Только не делай глупостей, только не оступись»…

Ветер подул сильнее, и дверь Дома не выдержала, распахнулась.

Поток воздуха влек их за собой. Они вышли, держась за руки, и спустились по ступеням плечо к плечу. Только тогда их подхватило и понесло в разные стороны. Пока туман не сгустился, они смотрели друг на друга. Но наступил момент, когда все завертелось волчком и пропало.

Часть шестая-

Аэропорт

Москва, Россия. Монреаль, Канада. Наши дни

Это был последний день перед отпуском. Инна только что оформила путевку очередному клиенту и пожелала ему с супругой приятного отдыха – в этот раз на Бали. Клиент вышел, а Инна устало откинулась на сиденье офисного стула. Ее напарница Аллочка сбежала час назад, так что в кабинете она осталась одна.

Люди, побывав в этой комнате, разлетались кто куда: Франция, Германия, Таиланд, Мальдивы, Сейшелы – да мало ли прекрасных мест на свете! Инка всегда оставалась здесь, в душном замкнутом пространстве с плохо работающим кондиционером, сильно греющимся компьютером и диффенбахией в горшке. Заученно улыбаясь, она расписывала прелести пляжного – или активного – отдыха в выбранной стране, отели, экскурсии, анимацию. И втайне вздыхала.

Ее зарплаты хватало не на многое. Жила семья Инны на пенсию мамы, Алевтины Сергеевны, зарплату папы, Антона Ивановича, учителя географии, и на ее. Вроде бы внушительная сумма, но за вычетом квартплаты, еды, бензина и запчастей рассыпающейся на ходу старенькой «шестерки»… Инна каждый раз удивлялась: куда же подевались деньги? Копить никто из них не умел, и денег всегда было впритык. С трудом выкраивалось на сапоги, куртку взамен изношенной, новый диван вместо окончательно продавленного за долгие годы пользования. Правда, пару раз за свои двадцать пять лет девушка ухитрилась слетать в Турцию и один раз – в Египет, но этим все путешествия и ограничились. Не было и мысли позволить себе, например, трансатлантический перелет. А ведь этого хотелось Инне больше всего. Ей почему-то казалось, что там, за Атлантикой, ее ждет совсем другой мир…

Глаза Инны невольно обратились к большой глянцевой карте мира, висящей на стене. Желтые, сиреневые, розовые, зеленые, оранжевые и фиолетовые пятна стран и континентов, и вокруг всего этого – густая синева океанов. Мир такой огромный, такой загадочный, такой манящий. Инне не верилось, что на его карте больше не осталось белых пятен, такого просто не может быть! Скорее она бы поверила в то, что человеческая самоуверенность убеждает в этом каждого из жителей планеты: все открыто, все известно, пожалуйте, убедитесь. Если бы самой начать убеждаться, наверняка нашлось бы что-то неведомое. Если бы.

Мир манил к себе Инну начиная с ее любознательного детства. Первым словом Инны было «земля» – наверное, оттого, что отец, не зная, чем занять грудного ребенка, часто крутил перед ней старый советский глобус, немного потертый с одного бока и поэтому списанный из школы и принесенный Антоном Ивановичем домой. Перед густо-каштановыми глазенками девочки мелькали острова, реки, материки. Это зачаровывало сильнее, чем сказки, – и Инна могла рассматривать маленькую планетку часами.

На десять лет, первый юбилей, папа преподнес ей неслыханный подарок: глобус с подсветкой. Они тогда только-только появились и стоили баснословно дорого. Без подсветки это был глобус с физической картой, а при свете вся суша расчерчивалась границами государств и окрашивалась в разные цвета, словно расшитая заплатками. Долгими ночами, пока не просыпалась мама, Инна щелкала выключателем глобуса и смотрела. Мельчайшие крапинки островов превращались в ее воображении в далекие берега, где на песок ложатся волны, или ревет в скалах шторм. Кергелен, Сырдарья, Сент-Люсия, Антананариву, Фиджи, Туамоту, Рейкьявик – названия будоражили, сводили с ума.

Инна много читала. С тех пор как в руки попался «Остров сокровищ» Стивенсона, она не переставала читать. Рафаэль Сабатини, Фенимор Купер, Райдер Хаггард были ее вечными спутниками. С ними она забывала обо всем, с головой окуналась в приключения на таинственных землях, и ей порой казалось, что все это происходит с ней самой, сейчас, просто в другом, каком-то параллельном пространстве. Любимые Тристан и Изольда, Гвиневра и Ланселот были для нее больше друзьями, чем персонажами, ведь Инна перечитывала истории о них столько раз, что выучила наизусть. И иногда ей даже начинало казаться, что она знала эти истории еще до того, как первый раз прочла.

Инна решила быть ближе к миру. И после школы выбрала себе профессию менеджера по туризму. Однако это оказалось не так интересно, как ночью вглядываться в очертания неведомых земель. Редко кто из клиентов собирался не по проторенной дорожке, чаще это были все те же Турция и Египет. А она и вовсе раз за разом оставалась тут, в Москве.

…Девушка очнулась и посмотрела на часы. Пора закрываться. Отдав ключи от офиса охраннику, она вышла на шумную гудящую улицу.

У Инны начался отпуск, и теоретически она была свободна как ветер. На практике же завтра ей предстояло ехать в маленький поселок Пряслень, затерявшийся среди полей Черноземья, и продавать там старый домишко, оставшийся в наследство от недавно умершей бабушки Лиды.

Оставалось решить еще один маленький, но очень неприятный вопрос. Вопрос звали Артемом.

Они встречались уже пару месяцев. Артем казался Инне вполне симпатичным парнем. Он работал в головном офисе их турагентства и оказался более настойчивым, чем другие ее поклонники, поэтому-то девушка и пошла на сближение. Она все прислушивалась, когда же при звуке его шагов у нее затрясутся коленки – или что там должно случиться, если влюблена? Но коленки были все так же спокойны, да и сердце не торопилось выпрыгивать из груди.