– Чего Вы хотите? Я Вам все вчера написала.

– Я устал от твоего «Выканья», Кира.

– Знаете, мне тоже пора.

Я встала, чтобы уйти, но мужчина перехватил мою руку и возвысился всеми своими почти двумя метрами надо мной, я задрала голову, чтобы его видеть и сжала зубы от раздражения.

– Я могу многое тебе дать. Работу, жилье, что захочешь.

– Кажется, мы обо всем договорились.

– Ты не понимаешь.

– Чего это я не понимаю, Владислав Романович?

И тут он обхватил мое лицо руками и поцеловал меня. Крепко, настырно. Я сначала опешила, застыла, как камень, и позволила целовать себя, и только после сообразила, что вообще происходит. Мне даже было все равно, что люди, наверняка смотрели на нас. Дело было совсем не в этом. Я оттолкнула его. Он не должен был этого делать.

– Что вы себе позволяете?!

– Я говорил, что ты мне нравишься. И мы отлично сработаемся.

– И не мечтайте. – Фыркнула я и пошла прочь.

– Ты сама придешь ко мне, Кира.

Тоже мне. Индюк. Я разозлилась, и даже не на него, а на себя больше. Он шикарный мужчина по любому внешнему параметру, превосходен, рожден, чтобы с него писали картины, но и в этом вся боль. Я не хотела его целовать. Это было так, словно с собственной рукой целоваться. И меня мучал вопрос. Почему? Разве он не тот, на которого готова вешаться каждая сотрудница «Корелл клаб»? Он казался пределом мечтаний. Но это всего лишь иллюзия. Как воздушный шарик. Ткнешь иголкой и, его больше нет. Так и мужчины этого не было.

* * *

Богдан открыл мне дверь квартиры и ушел, свет повсюду был погашен, а в это время на улице уже начинало темнеть и, помещение окуталось в полумрак. Я поднялась на второй этаж и по привычке собиралась запереться в своей новой комнате. Одна дверь по правой стороне от лестницы была немного приоткрыта и, оттуда доносился яркий холодный свет, я подошла ближе и заглянула вовнутрь, сразу ощутив пробирающийся по коже, холодный воздух. Должно быть, кондиционеры активно работали. Оно и объяснимо. Комната была огромной, вдоль стен тянулись стеллажи с какими-то банками, похожими на те, в которых продают краску, кстати, запах говорил, что это она и была. Остальная часть помещения заставлена мольбертами разной величины и холстами.

Кто-то подкрался сзади и, я подпрыгнула на месте.

– Что ты здесь делаешь?

– Боги, испугал. Снова.

Его голос был ровным, узнаваемым, лицо – хмурая туча, в руке две влажные кисти разного размера.

Мужчина обошел меня и направился к высокому мольберту у окна, пролегающего во всю стену, я медленно побрела за ним, затем остановилась, разглядывая все вокруг. Холодный воздух бродил по коже, но кажется, это не мешало хозяину квартиры расхаживать тут в одних джинсах, приспущенных на бедрах. Я невольно скользнула взглядом по его идеально сложенному, очерченному торсу и сглотнула, затем обняла себя руками и снова огляделась. Мой взор упал на стеллаж позади. Помимо банок с красками и кистями, я обнаружила несколько восковых заготовок и направилась прямо к ним.

– Не трогай.

Я вздрогнула и обернулась через плечо. Мужчина, даже, не смотрел в мою сторону. Движения его рук были резкими и четкими, когда он работал кистью, и я не до конца еще понимала, что тут вообще происходит. Кажется, его руки увлекли меня больше всего. То, как работали его мышцы.

– Не знала, что ты рисуешь.

– Ничего не трогай здесь.

– Ладно. Эмм… Эти статуэтки. Ты сам их делаешь?

Он поднял на меня взгляд и задержал его, затем положил кисть, взял высокий табурет за своей спиной, поставил перед мольбертом, поменял холсты, а я наблюдала за каждым движением.

Мужчина вытер руки о тряпку, бросил ее на пол и подошел ко мне. Его руки легли мне на плечи, я подняла голову, его глаза проделали путь по моему лицу и ниже, затем вернулись обратно, я как-то сжалась не понятно от чего. Эти руки были слишком горячими для моего тела, даже в таком холодном помещении. Отведя взгляд в сторону, я поджала губы, понимая, что волнуюсь. Позвоночник зачесался, а это означало, что слишком волнуюсь. Нужно что-то сказать, спросить. Срочно!

– Эмм… Те картины в кабинете твои? Что… Что ты делаешь?

Он расстегивал пуговицы на моей рубашке!

– Сделай это сама.

Максим отошел на шаг, остановив упертый взгляд на мне, я нахмурилась, расцепляя руки.

– Что.

– Разденься.

– Зачем?

– Лишняя болтовня, Ариэль. Я могу сделать это сам, но боюсь. – Он замолчал. А меня уже по-настоящему начинало раздражать это имя.

– Это входит в пункт беспрекословного подчинения? – Спросила, на всякий случай.

– Считай, что так.

Я выдохнула и потянулась к пуговицам, несмело. Он продолжал наблюдать. С интересом. Словно каждое движение мое ловил.

Когда юбка и рубашка оказались у моих ног, я перешагнула через них, о чем сразу же пожалела. Он был так близко. Все его тело. С этим запахом, который даже краска не могла уничтожить.

– Полностью.

Вот блин. Что он задумал? Нравится мне это или нет, но сердце вообще как будто своей жизнью от меня живет. Не нужно так сильно стучать, это мешает. Пожалуйста.

Нащупав застежку лифчика, я неловко избавилась от него. И мужчина продолжал смотреть, как ни в чем не бывало, когда я также неуклюже снимала трусики. Все казалось таким странным, и мурашки по телу были вовсе не от холода.

– Я хотела кое-что спросить.

– Меня, по-прежнему, поражает твое смущение. – Он взял меня за плечи и усадил на высокий стул перед мольбертом. И словно лепил из меня что-то новое своими руками, будто те восковые фигурки. Поразительно, как он мог со всем этим справляться.

Его пальцы пробуждали волну электрических зарядов во всем моем теле, и надо бы сказать, моему здравому смыслу эту не нравилось, впрочем, как и обычно. Я сидела вполоборота, нога на ногу, Максим коснулся моих волос и стянул с них резинку, после чего вернулся к мольберту. Я все еще не могла поверить, что мы здесь. Точнее, что он здесь, и эта комната вообще имеет место быть в этой квартире.

– Я хотела спросить. у моей подруги небольшие проблемы, ей нужно уехать. – Не стану говорить, что нас по какой-то неведомой причине попросили съехать, иначе будет думать, что мне некуда пойти. Хотя, какая мне разница, о чем он подумает, правда? Я должна волноваться лишь о том, куда на самом деле пойду, когда срок договора истечет.

– У нее. У нас есть кот, так вот.

– Не болтай.

Краем глаза он посматривал на меня, делая какие-то частые и точные движения руками.

– Мне просто нужно забрать Оболтуса, можно он здесь поживет? – Господи. Вот и повернулся язык спросить. Подумать только. И у кого?

– Что?

Наконец, он поднял взгляд и задержал его на мне.

– Не что, а кто. Кот. Оболтус. Можно здесь поживет немного?

– Разумеется, нет.

Как будто я должна была ожидать что-то другое?

– Пожалуйста. – Жалобным голоском. Ага. Сработает? Конечно, нет!

– Никакой шерсти в моей квартире.

– Он не линяет. Клянусь. Я вычесываю его каждый вечер.

Мужчина молчал и просто таращился на меня, и я уже как раз позабыла о своей наготе, пока его взгляд не скользнул ниже по моему телу, и мой позвоночник пропустил мощный заряд. Мамочки.

Должно быть, ему просто следует одеться. Ну, конечно! Это все объясняет. Я молодая, и точно знаю, что не лесбиянка. Это все гормоны. И от воспоминаний о том, что он уже делал. Как трогал меня руками, языком. Блин, во рту пересохло. Закрыв глаза, я перевела дыхание, и когда открыла то, осознала, что мужчина все еще смотрит, и это был даже не взгляд на тело, словно он искал что-то другое, что-то, чего не понимал. Он положил кисть и, даже не вытерев руки, которые, между прочим, были в краске, подошел ко мне, я выпрямилась сильнее обычного.

– Не смотри так на меня, пожалуйста.

– Как «так»?

– Как ты смотришь.

– И как я смотрю?

– Ты знаешь.

Я опустила глаза, и тут же пожалела. Мне захотелось абсолютно ужасной вещи. Коснуться его тела, провести пальцами по мышцам и это вызывало бурлящий страх внутри меня. И если я поднимала глаза к его лицу. Он поразительно красив, со всей своей по-мужски привлекательной простотой. В джинсах. С растрепанными волосами. Господи, я ненавижу даже то, о чем думаю.

– Я знаю, что ты хочешь того же, чего и я, русалочка.

– Вряд ли. – Я сглотнула, и мой рот невольно приоткрылся, когда испачканные краской пальцы настырно прошлись по моим губам.

– Я чувствую себя гребаным малолеткой. Я могу трахнуть кого-то, только если закрою глаза и представлю тебя. Скажи мне, это нормально? – Он наклонился и шептал мне в ухо, отчего я, даже, боялась пошевелиться. Все внутри, словно шло по нарастающей, и я не могла больше ждать ни секунды, чтобы провалиться в ту пропасть, которая меня звала, поэтому резко подорвалась, собираясь уйти, даже наплевав на одежду.

– Стоять.

Мужчина поймал меня за руку и дернул на себя, так что я впечаталась в его горячее, пахнущее безумием и красителями тело. Боже, помоги.

Как вообще разговор о коте мог перейти в это? Прости, Оболтус.

– Мне лучше уйти. Правда.

– Мне бы хотелось того же. – Он говорил так близко, что я чувствовала дыхание на своей коже, и пальцы бережно заводящие волосы мне за ухо, заставляли трястись, то ли от ужаса, то ли сама не знаю от чего. – Но когда я думаю, о том что ему позволено. О том, что он трогал тебя, мне хочется только две вещи: размазать тебя по этому полу или оттрахать, как самую грязную потаскуху. Тебе понравилось целоваться с моим братом?

Я нахмурилась и, что-то огненное окатило меня с ног до головы. Словно в адский котел упала. Оперативная слежка, потрясающе! Но дело было не в этом. Меня разозлили его слова, почти каждое из них. Очередное напоминание мне о том, кем я являюсь.

– Да. Понравилось. – Я соврала, и сделала это с поднятой головой, хоть и под ложечкой засосало, я не опустила взгляда, даже когда мужчина схватил меня за лицо и дернул на себя. И что ты будешь делать, трус? Продолжать разглядывать меня, при этом говоря разные гадости? – Его язык такой. Знаешь, он мог бы делать те самые вещи, которые у тебя не очень хорошо получаются. Я думаю, мы даже попро… – Я не успела договорить, рука на моем лице сжалась сильнее, и я даже не до конца понимала, зачем вообще это все сказала. И откуда в моей голове эти вещи?