Я нахмурилась и огляделась по сторонам. Да, на нас смотрели, но всего пару человек, остальным и вовсе было плевать, каждый был занят своими разговорами (даже несмотря на громкую музыку), выпивкой, девушками в изумрудных платьях. Мельком я поймала и взгляд Владислава Романовича, а также заметила, как он довольно улыбался.

– Ты наступила мне на ногу. Дважды. – Он смотрел исключительно мне в глаза, но иногда я замечала, как взгляд опускался ниже и сканировал оголенные плечи. Я шагала, как того требовал танец: влево-вправо, немного назад и вперед, и все же я ошибалась, примерно в каждом пятом движении, но мне было все равно. Я пристально смотрела в глаза мужчины, пытаясь понять хоть что-то, я смотрела и ждала, когда он что-либо скажет. Заговорить пришлось первой:

– Сначала ты грубишь, обзываешь, пытаешься сломать мне руку.

– Я не пытался сломать тебе руку, Ариэль.

– Кира.

– Что?

– Меня зовут Кира. Это имя дал мне покойный отец. В честь бабушки.

Тот на мгновение прищурился. И просто проигнорировал, продолжая молча вести меня в танце. Его рука на спине, обжигала даже сквозь ткань платья, и меня катастрофически начало раздражать, что мне нравилось держать свои руки на его крепких плечах.

– О чем ты говорила с моим братом?

– Ни о чем.

– Не смей врать. Никто из моих девочек не страдает. А знаешь почему? Потому что они верные. Но ты не хочешь быть верной, поэтому. – Он дернул меня на себя, так что я врезалась в его грудь и издала непрошеный вопль, на выдохе. – Мне придется тебя заставлять.

– Он оценил красоту моего платья.

– Что?

– А я поблагодарила. Это весь наш разговор.

– У моего брата совершенно нет вкуса. Платье омерзительное.

Я не сразу заметила, что мы остановились, и просто смотрели друг на друга. Он издевался надо мной, а я злилась на себя, за то, что в глубине души принимала это вздор всерьез. Какая мне разница, что он думает?

– Но ты. Ты красивая.

Я как раз неловко начала убирать руку с плеча мужчины, как он ее перехватил и вернул на место, я стала пытаться выбраться из крепкой хватки, с которой, я уверенно могу заявить, не смогла бы справиться никогда в жизни. Спасибо, хотя бы, освещение в зале красное, иначе мои вспыхнувшие щеки и единственное неприкрытое волосами ухо, выдали мое нелепое смущение. Его слова действовали, как удар по голове и мне становилось страшно, что я превращаюсь в Милу. Если я стану его ручной собачкой? Это ведь все, что ему нужно. Сейчас, он стоит и смотрит на меня, внушая бред, о какой-то красоте, наверняка при этом думая, какая я наивная провинциальная идиотка, и обязательно куплюсь на это. Словно с самого детства мне не известно, что ни один влиятельный мужчина не воспримет всерьез простушку из обычной семьи.

– Музыка закончилась.

– Ты пыталась уйти раньше, чем она закончилась.

– Я не пыталась уйти.

– Ты поняла, о чем я. – Прошипел он, наклонившись ближе. – Тебе неприятно? Отвратительно? Когда я трогаю тебя. Да, русалочка? Тебе не нравилось, когда я был в твоих трусиках, мм? – Горячий воздух щекотал ухо, и я попятилась. – Любая из них.

Он кивнул в сторону зала, где все еще находились девушки и, продолжил: – Душу продаст за одно такое прикосновение. Кто ты такая? Я купил тебя. Дорого. Хотя твое место на распродаже.

– Тогда, почему я здесь? Ты оскорбляешь меня, зная, что я не могу уйти сама, потому что мне нужны деньги, но каждый раз ты продолжаешь унижать меня своими словами. – Я запнулась, и поняла, что снова перешла в режим страдалицы. Я обещала себе, что не стану, потому что я подписалась на весь этот абсурд.

– Потому что я хочу тебя. Это все, о чем я, нахер, думаю. И твое спасение, что мы на людях, иначе я разорвал бы на тебе это чертово платье. – Он говорил так близко, что я ощущала жар его дыхания на лице. Чеканя, каждое слово. Он сильнее прижал меня к себе и медленно провел рукой вниз по позвоночнику, касаясь ягодиц. – Но вожделение это слабость, русалочка. И если ты будешь также действовать на других, тебе цены не будет. Поэтому ты здесь. Ты станешь лучшей.

– Но я не хочу быть лучшей.

– Ты захочешь. – Коснулся моих волос. – Обещаю тебе, захочешь.

В этом я сомневалась.

* * *

Пробыли мы там недолго, пока Максим, об имени которого я думаю всего третий раз в жизни, пошел пожать руку этим своим акционерам, а я стояла в полном одиночестве тем самым позволяла дурацким мыслям атаковать мою голову. Мне нужен психиатр, потому что это определенно, ненормально думать о том, о чем ты не хочешь думать. Он сказал, что я красивая, этот дьявол. Вранье. Он так не думает. Ловушка для таких дурочек, как я. Он сказал, что хочет меня. Должно быть, он хочет всех у кого есть хоть что-то похожее на женскую фигуру. Хоть я вообще-то пышными формами не славилась. И чувствовала его эрекцию дважды, и это тоже ничего не значит, просто организм требует свое. Мне хоть и стыдно до сих пор, но я помню, что чувствовала в тот момент, и это было впервые за всю мою сознательную жизнь. Я боялась этого.


Когда мы вышли на улицу, я плелась позади, едва успевая за широким шагом.

– Макс. – Кто-то окликнул сзади.

Мы обернулись. Навстречу шел невысокий плотный мужчина лет пятидесяти на вид.

– Уже уходишь?

– Есть дела. Не видел тебя в зале.

– Я опоздал. Как раз на самое интересное. – Мужчина, как-то ядовито улыбнулся и взглянул на меня. На улице похолодало, поэтому я обняла себя руками, чтобы хоть как-то укрыться от порывов сильного ветра. – Как зовут эту прелесть? – Он шагнул ко мне, и я по реакции попятилась от него.

– Это не имеет значения. Ты что-то хотел, Геворг?

– Какая скромница, то, что я люблю, Макс. Мне сказали, она была самой дорогой этим вечером.

– Чего ты хочешь? Давай быстрее.

Что-то капнуло мне на лоб, и в моем случае, это могла бы быть птица, но подняв голову, я поняла, что во-вот вольет. Тучи были похожи на предвестник апокалипсиса, а крупные редкие капли с неба обычно означали затишье перед бурей. Волосы на теле, как оловянные солдатики стояли, еще не дай Бог, зубы начнут стучать.

– Мой друг любезно забронировал для меня этого цыпленка. Как тебя зовут, дорогая? Она умеет говорить?

Я напряглась и, от этого стало еще холоднее. Отступила еще на шаг, и мужчина ступил мне навстречу. Максим, чтоб его, выставил руку и оттолкнул меня к себе за спину, так что я почти ничего не видела перед собой кроме его галантно-широкой спины, и ощущала, как его запах сливается с сыростью, начинающегося дождя.

– Ты, должно быть, ошибся.

– Нет, Максик, она единственная здесь в красном платье, я пока еще не ослеп.

– Ты ослепнешь, если не скроешься с моих глаз, Геворг. – Мужчина шагнул навстречу этому Геворгу и, я неосознанно схватила его за пиджак. Обернулся на долю секунды. Наградил меня предупреждающим взглядом. Я расцепила пальцы и снова сжалась. Дождь становился мельче и гуще, что не могло не раздражать, когда он начал клевать холодом по голым плечам и лицу.

– Но-но, дружище. Я заплатил.

– Кому?

– Нашему общему другу.

– Прекращай в шарады играть. Кому ты заплатил?

– Мне.

Я не хотела в этом участвовать. Просто переждать собиралась. К тому же, внутреннее ощущение мне подсказывало, что я никуда не уйду с этим мужчиной. Я не боялась больше. Но звук знакомого голоса, заставил меня выглянуть из-за спины, за которой я буквально полностью исчезла.

По широкой лестнице вальяжно спускался Владислав Романович, и я бы назвала его улыбку потрясающей, если бы она не выглядела так двусмысленно. У меня сжалась челюсть от злости.

Он подошел ближе, взглянув украдкой на меня, взглядом «Это в порядке вещей, Кира. Я часто так делаю». Затем он остановил взгляд на брате.

– Ты же не думал, что я ее для себя прикупил?

Я стояла, как вкопанная не в силах пошевелиться, и только мелкая дрожь сотрясала тело. Дождь был мелкий, и для мужчин практически незаметный, а может и вовсе отсутствующий, а для меня это было началом паники, которая во мне зарождалась.

– По-моему, мы все решили.

– Ты не можешь менять правила аукциона. Даже если вернул мне деньги, по доброте душевной. Она моя на сегодня, значит, я делаю с ней все, что захочу. Покупаю-продаю, трахаю.

– Вы подлец, Владислав Романович. – Не выдержала я. Тот даже не взглянул на меня, а его брат, схватил меня за предплечье и развернул в сторону ворот.

– Мы уходим.

– Ты уходишь. Кира остается. – Владислав Романович поймал меня за руку и дернул на себя, я ахнула от неожиданности. В этот момент его брат развернулся и врезал тому с кулака по лицу, оттолкнув меня в сторону, я пошатнулась, но смогла устоять на ногах. Дождь усиливался, из дома снова доносилась громкая музыка, поэтому слышать происходящее, мало кто мог. Владислав Романович ударил в ответ, и кажется, они оба не собирались останавливаться, и когда уже дело дошло до крайностей и оба мужчины упали в борьбе на брусчатку, я попыталась влезть.

– Прекратите! – Потянула одного за пиджак. И они так быстро переворачивались, что я не успевала уже за что-либо схватиться. – Пожалуйста! – В следующий раз меня просто оттолкнули. Мужик, тот который Геворг, стоял неподалеку и с довольным видом, ухмыляясь, просто наблюдал.

– А вы? Чего стоите? Помогите же.

Тот усмехнулся.

– Мне нравится это шоу.

Какое уж там шоу, это детский сад, самый настоящий! Я снова ринулась вперед, к двум придуркам, которые колотили друг друга, как два не поделивших в песочнице машинку, мальца.

– Пусть разбираются, идем. – Геворг перехватил меня и потащил в сторону дома, я спотыкаясь, упиралась ногами в брусчатку и часто оборачивалась.

– Пустите меня!

– Тише – тише. – Он дернул меня обеими руками и крепко зажал, продолжая тащить, одна туфля соскользнула с ноги и, я больно ударилась пальцем о камень, едва не захныкав. Попытавшись вырваться, я услышала, как что-то хрустнуло в моем теле от усиленной мужской хватки. Геворг тащил меня даже не в дом, а куда-то за него, где из-за кустов и сгущающихся дождевых туч ничего уже было не видно. Конкретно, дождь меня уже мало волновал. Когда я поняла, что не могу выбраться, то стукнула мужчину по ноге, оставшейся туфлей и, заорала во всю глотку: