– Нравится? – Кажется, он стал еще ближе, его жар ощущался, как мой собственный. Он прижал меня своей грудью к стене, когда его ладонь сжала мою и ускорилась, мои ноги подкосились. Я глубоко задышала, и мне казалось, что это еще не все, но пламя поднимающееся вверх по телу, резко оборвалось и этот подонок вытащил наши влажные руки из-под моей юбки и сунул их в свои трусы, кладя мою ладонь прямо на свою эрекцию.

Он был такой твердый и горячий, что внутри меня снова все начало пульсировать, и, кажется, он был больше, чем я могла себе представить.

– Потрогай его, как трогала себя.

Я сглотнула ком. Меня ужасал тот факт, что я бы хотела не только его потрогать, но эти мысли я отгоняла, как надоедливых мух. Я не хочу. Не умею. Катись на все четыре стороны, мерзавец. Это то, что я могла бы сказать, но вместо этого я осторожно провела вверх по его пульсирующей плоти и услышала легкий смешок, отчего даже вздрогнула. Я выдернула руку из трусов, и поняла, что больше никто меня не удерживал. Только горячее дыхание скользнуло по уху, вызывая мурашки и дьявольскую злость.

– Мерзкая шлюха.

Я даже не знала, где искать свой топ, да и плевать на него хотела. Со всей силы, что у меня была, я двинула эту сволочь и, нащупав рукой дверь, выбежала из ВИПки.

* * *

В костюмерную я вбежала, как ошпаренная, несясь через длинный коридор, прикрывая руками грудь. Там меня, конечно же, Алена встретила с кучей вопросов, на которые я не хотела отвечать, которые даже не слышала, в голове шум стоял, сердце все еще колотилось где-то у горла. Быстро переодевшись обратно в свои вещи, я направилась к выходу, чтобы как можно скорее отсюда выбраться, потому что не дай Бог, этот мерзавец сейчас сунется в костюмерную или же того хуже поедет «домой». Подставлять ни себя, ни Милу я не горела желанием.

Уже на выходе я остановилась, точнее Аленка дернула меня за руку и попросила объяснений. А что тут объяснять? Этот человек паразит, мерзавец и подонок, у меня до сих пор уши огнем горят, пальцы дрожат, я с трудом оделась.

– Если он придет снова, скажи, что я умерла, исчезла, не знаю, что угодно!

– Макаренко, что ты натворила?

– Можешь меня уволить, если он сунется снова. – А он не сунется, в этом я почему-то была уверена. Он поиздевался надо мной, посмеялся над моим идиотизмом, над тем, что я так сильно стараюсь контролировать, но у меня плохо выходит. А еще меня не покидала мысль, что сегодня он абсолютно точно знал над кем смеялся, поэтому каждую секунду пути до «дома» я подгоняла водителя такси, даже не реагируя на, и без того, высокую скорость.

У ворот никого не было, я продолжала звонить в дверь несколько минут, пока она не открылась, там меня встретила Мила.

– Он проснулся? – Я имела ввиду охранника. Девушка молча качнула головой.

– Вот блин.

– Что?

– Я не знаю, плохое предчувствие. Тебе лучше вернуться в дом. – Это все что я сказала, перед тем, как услышала звук подъезжающей машины и побежала.

Господи, пусть это будет не он. Потому что если этот человек приехал сюда в такой час, значит что-то неладное, и я почти уверена что именно.

Забежав в комнату, я быстро стянула футболку через голову, и когда услышала грохот входных дверей, тут же выключила свет и бросилась под одеяло, прямо в штанах. Я дышала, как в последний раз и мне жутко не нравилось чувствовать себя нашкодившим ребенком, прячущимся от родителей. Отвернувшись лицом к окну, я натянула одеяло до подбородка и замерла, когда услышала звук открывающейся двери. Сердце заколотилось сильнее, и дышать, словно было запрещено, потому что в такой тишине, боюсь, даже сердцебиение слышно.

Я знала, что кто-то вошел, и я предполагала кто. Он закрыл за собой дверь, осторожно, не создавая лишнего шума. Он не включил свет. Не сразу. Я чувствовала его позади, буквально в метре, я чувствовала его взгляд даже в темноте. Затем услышала шаги, и взмолилась. Надеялась, уйдет, но вместо этого, в комнате загорелся яркий свет, пробивающийся даже сквозь веки. Я не шевелилась, почти не дышала, хотя нуждалась в кислороде, как никогда.

– Встань. – Его голос звучал отстраненно, но при этом я слышала в нем командный тон, и меня уже потряхивало изнутри оттого, что он может сделать, если я не выполню приказ.

– Прямо сейчас ты нарушаешь правила нашего договора. Я сказал тебе встать.

Если я это сделаю, он поймет, что я куда-то выходила, если уже об этом не знает. Иначе зачем пришел? В любом случае, у меня нет особого выбора, поэтому медленно откинув одеяло, я опустила ноги на пол и обернулась через плечо.

– Встань. – Его взгляд пробежался по моему телу и вернулся к лицу, испепеляя его. На этот раз в его мимике, во взгляде было больше злости, чем я когда-либо видела за все то время, сколько мы знакомы. Я поднялась и стала напротив мужчины, который был по другую сторону большой кровати. Он наблюдал за мной, как и я за ним, но я была мышью, загнанной в угол, а он был тигром, собирающимся сожрать эту мышь. Я, также, заметила, что он держит что-то за своей спиной.

– Как ты думаешь, по какой причине я оказался в твоей спальне?

Она даже не моя и никогда не будет.

– Я. не знаю. – Запнулась на полуслове. Что это? Страх? Почему я вообще должна бояться этого человека? Что он может мне сделать, если захочу дать отпор? Не туда мыслишь, Кира. У вас договор, ты повязана. Как мне сделать так, чтобы он перестал пугать меня?

– А ты подумай.

– Я не знаю.

– Подойди.

Медленно обойдя кровать, я остановилась напротив мужчины, опустив голову в пол. Мне не хотелось смотреть в его глаза, в его лицо. Было проще, когда это было полное равнодушие, потому что теперешняя злость, которую он скрывает под ровным тоном голоса, пугает до чертиков.

– Я не буду спрашивать, почему ты спишь в одежде. То есть делаешь вид, что спишь.

Он обошел меня сзади и коснулся костяшками пальцев спины, проведя небольшую линию вдоль позвоночника. Я вздрогнула.

– Мне нравится твоя реакция. Твое спасенье. На сегодняшний день. Ты испортила мне планы, русалочка. – Голос стал сиплым. – Мне нужен чистый продукт. Чистый. Невинный. Неиспорченный. Ты кажешься невинной. Но ты испорченная. Бракованная.

Я громко сглотнула и поджала губы, которые уже начали дрожать. Мне всегда было плевать на чужое мнение, но сейчас я готова под этот пол провалиться.

– Ты сам меня выбрал. – Едва слышно пробормотала я.

– Повтори. – Мужчина тут же оказался рядом, схватил одной рукой за подбородок и вздернул к верху, так что наши взгляды встретились, снова, мой жалкий и его холодный.

– Повтори, что ты сказала.

– Ты. сам меня выбрал.

Он прищурился на долю секунды, всматриваясь в мое лицо и резко отпустил.

– Ответь мне на вопрос. – Мужчина достал что-то из-за спины и, когда я поняла что, внутри меня что-то оборвалось. Я подозревала. В тот самый момент, когда он посмеялся мне на ухо и обозвал мерзкой шлюхой, я поняла что, что-то не так. – Это твое?

Я глядела на бархатный топ от восточного костюма и молча моргала, собирая в голове ответ, который, очевидно состоял всего из двух букв, и я не могла их произнести.

– Нет.

– Пункт номер один. Вранье.

Он снова приблизился и схватил меня за лицо, притянув к себе так, что я ощущала его дыхание, видела каждую жилку его лица. И, о чудо! Его глаза блестели от гнева. Ей-Богу, он на грани убийства.

– Я спрошу еще раз. – Хватка на лице усилилась и, я дернулась. – Это твое?

Мы глазели друг на друга четверть минуты, его глаза бегали в поисках ответа, хотя мы оба все прекрасно знали, я не выдерживала этого нарастающего напряжения и сдалась.

– Да.

Сильная рука разжалась на моем лице, я даже пошатнулась немного. Стальные глаза скользнули от лица к шее и немного задержались на ней, я невольно провела по ней рукой, ощутив дискомфорт и только сейчас вспомнила, что этот человек душил меня. Должно быть, синяки остались, они у меня от всего остаются.

– Так как мне тебя теперь называть? Ариэль? Шахерезада? Шлюха?

Я больше не смотрела на него, но прекрасно видела, как он нарезал круги вокруг меня, делая акцент на каждом слове, особенно на последнем. Я могу стерпеть все. Я могу это сделать. Как они. Как те девчонки. Как Мила, готовая падать ему в ноги. Нет. Ни за что. Никогда в жизни он не получит мое подчинение. Я буду притворяться до самого конца и, это будет моя победа. Не его. Я никогда не окажусь на той полке восковых фигур.

– Да. Шлюха. Мне нравится. – Стянув резинку с моих волос, как в прошлый раз, он провел рукой по волосам, затем уткнулся носом в затылок и громко втянул воздух.

– А тебе? Тебе нравится? – Шепнул у самого уха, обдавая жаром каждую клетку моего тела. Я ненавидела это все. Его. То, что он делал, то, что говорил, то, что мои волосы на всем теле начинали ходуном ходить даже от небрежных касаний. На что этот мудак еще способен? Дай Бог, я никогда не узнаю.

– Правильно. Ничего не отвечай. Не зли меня еще больше. – Он завел волосы мне за ухо и сунул что-то в лифчик, я даже не пошевелилась. – Это за то, что развлекала меня по выходным. Шахерезада. К утру я приму решение насчет тебя и нашего договора.

* * *

Ушел, как трус. С самого начала знал, что эта девка мне все испортит. Не нужно с ней связываться. Стоит на нее, как у гребаного школьника. Вместо того, чтобы поставить ее на место, указать на ее принадлежность. У своих ног. И только. Я ушел. Потому что бля*ская ширинка готова была лопнуть только от одного ее вида. Маленькая гадина. Хрупкая. Пугливая. А ее запах. Дрянь. Чертовка вздумала меня вокруг пальца обвести. Кажется, я ослеп. Не мои глаза. Мои инстинкты. Как я раньше не догадался? Похоть. Она делает с людьми что-то неразумное. Превращает в ничтожеств. Все всегда под моим контролем. Работа. Мои маленькие человеческие зверушки. Даже мой гребаный член. Но не сейчас. Что я собираюсь с ней делать? Понятия нахрен не имею! Хочу вернуться и нагнуть ее у того окна, хочу чтобы кричала, задыхаясь от наслаждения повторяла мое имя. Чтобы забыла все имена на свете, кроме моего. Плевать, что дважды нарушила условия договора. Я научу ее сидеть у моей ноги и тихо помалкивать, кивать, когда нужно. И я вообще-то должен забыть об этом и прямо сейчас вышвырнуть ее отсюда. Заставить сожрать этот сраный договор и вернуть мне деньги. Я бы мог заставить ее это сделать. Чистая. Непорочная. Какой чертов обман. Она была мокрая для меня, и я уверен, это происходило каждый раз, когда я ее трогал. Потаскушка. Я не имею дел с потаскухами. Заплатил ей сегодня. Намного меньше, чем она заслужила. Пусть думает, что ни черта не стоит. Сегодня не сдержался. Она видела мою злость. Это граничит с потерей контроля и это недопустимо. Как и то, что я делаю сейчас. Нюхаю ее гребаную верхнюю часть от костюма, в штанах еще больше начинает пульсировать. Корица. Миндаль. Даже запах ее пота. Это предел. Я бы мог трахнуть ее еще в клубе. Я все еще надеялся что-то изменить, но она уже все испортила. Мой идеальный продукт оказался испорченным. За это я должен наказать ее. Она должна запомнить меня на остаток своей жизни. Но вместо этого я расстегиваю ширинку и достаю, уже готовый взорваться, член и начинаю дрочить. Дрочить. На эту маленькую бракованную гадину. Это не дает мне покоя. Я ускоряюсь, закрыв глаза, представляю, как хватаю ее за глотку и прижимаю к стене, входя в нее жестко, раз за разом, на полную. Сжимаю этот кусок ткани в руке. Кончаю. Долго. Порываюсь обтереться тряпкой этой суки. Тупо пялюсь на нее. Достаю из стола салфетку. Бросаю туда этот чертов топ. Не знаю зачем. Я должен его сжечь. Но вместо этого, я забираю его из стола и несу в машину. Теперь ее запах будет повсюду. Я сам делаю это. И я ненавижу ее за это. Завтра мне придется решить останется она здесь или нет. И если да, то в качестве кого. Я даже не смогу на ней заработать. Я даже, мать вашу, не хочу на ней зарабатывать. И я бы убил ее за это. Трахнул так жестко, как самую конченую шлюху и выбросил, как прогнивший мусор.