Как только наши отношения с Ником стали приобретать серьёзный оттенок, я сразу сообщила о своей проблеме. Кавалер только пожал плечами и ответил, что дети не входят в его жизненные планы.

Я понимала, что это не надолго, жизнь она длинная, и говорить в начале о том, чего тебе захочется ближе к средине маршрута, неправильно. Более того, это весьма самонадеянно.

Но Ник умел красиво ухаживать, и моё сердце оттаяло. «Пусть потом он меня оставит, — подумала я. — Но я проживу несколько лет вместе с любимым».

Тогда я искренне верила, что мне дан второй шанс. Это после медового месяца выяснилось, что мы с Ником — разные люди, но, к счастью, способные вполне неплохо ладить друг с другом.

В своей второй половине я находила то, чего недоставало мне: юмор, умение просто жить и радоваться, что дышишь, изрядную долю житейской хитринки, которая отсутствовала у меня напрочь.

Я была прямолинейна, как железная дорога. И самоуверенности Ника иногда завидовала, да что там, откровенно восхищалась этим качеством, притягивающим окружающих, как магнит.

А муж в шутку говорил, что ему бы неплохо приобрести толику моей страсти к рефлексии и самокопанию. Я ведь могла часами смотреть, уставившись в пустую стену, и думать, почему поступила именно так. Почему это происходит со мной и тому подобные вопросы, на которые не может быть внятного ответа.

В этих случаях мне и помогало ведение дневника. Я записывала ответы, все, какие только могут прийти в голову, и тоска с болью отступали. И нужные ответы находились.

Определенно, брак с Ником научил меня кое-чему полезному. Например, «держать лицо» и улыбаться, даже когда на душе скребут кошки.

Вот и сейчас я не стала впадать в рефлексию и записала в дневник, что общих детей с Ником иметь не собираюсь. Тогда вставал вопрос, от которого я долго отгораживалась: что делать с эмбрионами — крохотными ещё нелюдьми, но уже могущими развиться в полноценного индивидуума.

Подсаживать их новой суррогатной матери не хочу, вопрос закрыт. Значит, приказать уничтожить? Эта идея казалась чудовищной в своём равнодушии, но логичной.

А я всегда поступала вразрез с житейской логикой. Вот и теперь позвонила в клинику, чтобы сообщить о своём решении.

— Вам надо подъехать и оформить хранение материала, — пояснил безучастный голос, наверняка принадлежащий молодой девушке. Она бы так точно не поступила. Выбрасывать деньги на ветер — кажется так это называется. — Вы знакомы со стоимостью услуги?

Я подтвердила, что всё знаю и на всё согласна. Пусть хранятся, даже если никогда не понадобятся.

Итак, одной проблемой меньше. Хотелось бы мне посмотреть на лицо мужа Полины, когда он поймёт, что денежек им с женой не видать! Хотя она, разумеется, придумает благовидный предлог для такого отказа. Мол, не подошла по тестам.

Пока я улыбалась, представляя семейные разборки соперницы, зазвонил телефон.

— Я сейчас неподалёку от тебя, заеду, чтобы подписать бумаги. Буду через десять минут.

И Олег отключился. Мне всегда нравилась в нём эта лаконичность. Бывший не говорил лишних слов, не суетился попусту, он точно знал, что и когда надо сделать.

Рядом с Олегом хотелось закрыть глаза и отдаться течению бурной реки, которая вынесет тебя на берег, не поранив об острые камни. Конечно, при условии, что ты не станешь сопротивляться её намерениям.

Я была рада его звонку, а то уже начинала думать, не приснилось ли всё это? Вдруг Олег одумается и не станет связываться с той, кто когда-то бросила ему в лицо: «Ты больше ничего для меня не значишь»?

Удивительно, но Олег согласился стать отцом моего ребёнка почти с порога. Будто только и ждал моего предложения.

Додумать эту мысль мне помешал настойчивый звонок в дверь.

* * *

Олег


Я долгое время представлял нашу с ней встречу и каждый раз думал, что Зоя будет нервничать или долго извиняться. На худой конец, спросит, правда ли, что я не изменял ей с Ольгой, да и не с кем другим.

Но этого не случилось. Она ошарашила меня предложением стать отцом её ребёнка, а потом отвела глаза и застыла, сцепив руки, будто ожидала удара.

Мне стоило большого труда, чтобы не подойти и не обнять за худые плечи, как прежде, словно расставание не имело для нас обоих никакого значения, и мы начали с той же ноты, на которой прервались.

Пришлось напомнить себе, что это не так. Перестать думать о Зое, как о ком-то близком, было нелегко ещё тогда, пять лет назад. И мне казалось, что вполне получилось, что я давно рассматриваю наш роман лишь в разрезе житейской ошибки, которую совершили мы оба.

Ей было девятнадцать, мне двадцать шесть. Какое-то время я полагал, что для Зои так же важна семья, как и для меня, а она устала и нашла повод рассориться, чтобы уехать и не чувствовать себя виноватой. Именно так мне объяснил её отец, и я смирился с этим её решением.

Винил Зою не за это, в конце концов, каждый из партнёров по умолчанию имеет право уйти. Но не стоит, уже приняв это решение, делать вид, что всё в порядке, радоваться моему приходу, принимать подарки и шептать ночами, что я лучший в мире.

Тем более цинично принимать кольцо с обещанием выйти замуж, и ровно через день, придравшись к моему опозданию и каким-то письмам по электронке, достать заранее приготовленный чемодан и улететь в другой город. По билету, купленному за две недели до этого.

— Привет! — улыбнулась она, открыв дверь, и глаза Зои снова осветила та тихая радость, к которой я так привык за несколько лет нашей совместной жизни. Этот свет её глаз стал моим личным наркотиком, в былые времена мгновенно снимающим усталость и дурное настроение. — Рада, что ты пришёл.

— Только не надо этого, Зоя, — произнёс я как можно более холодным тоном. Свет в её глаз стал меркнуть, на его место пришла растерянность и страх. Именно его я увидел первым, когда мы впервые увиделись после долгой разлуки. — Я уже согласился тебе помочь и намерен довести дело до конца, но не стоит зря тратить свои артистические заготовки. На меня они больше не действуют.

— Я не играю. И вообще не умею притворяться, — удивлённо приподняла брови Зоя. Положив руку на шею, будто прижала к больному месту, она открыла дверь шире и пропустила меня внутрь. — Что за бумаги мне надо подписать?

Вот так ловко перевела разговор и сделала это таким обыденно-уставшим тоном, что даже не хотелось спорить.

— Доверенность на ведение бракоразводного процесса, и предварительный договор между тобой и фирмой. На всякий случай, это формальность. Ты сделала копию паспорта?

Так и было, но она была вправе задать ряд уточняющих вопросов, однако, знаю Зою, я не сомневался, что не станет. Она всегда была на редкость беспечной, из тех странных женщин с напрочь отсутствующим чувством самосохранения, которые доверяли чёрным буквам, напечатанным на кипенно-белых листах, заверенных печатью.

Так и вышло. Зоя прошла в комнату, сжимая в руках листы, на которые едва взглянула, и поставила размашистую подпись. Точно такую же, как в те времена, когда мы были вместе.

Собственно, это я уговорил мою странную любовь расписываться резче и витиеватее, потому как её крючок-закорючка был еле различим от английской прописной буквы «j».

Зоя видела в этом дурной знак. Мол, так начинается английское слово «jaded» — изнурённый. «Это то, чего я боюсь больше прочего, — говорила она, перебирая пальцами по гладкой поверхности стола, как будто касалась клавиш пианино. — Устать от самой себя и жизни. Не хочу каждый день чувствовать давящую серость будней».

— Почему ты так и не сменила фамилию? — спросил я, глянув на копию документов. Когда-то она мечтала взять мою, но с того времени утекло слишком много воды.

Она подняла на меня печальные глаза и медленно ответила:

— Отец умер, и я решила, что оставлю всё как есть. Чтобы фамилия не исчезла, ведь кроме меня её некому носить. Мачеха не в счёт.

В этот момент мне захотелось сказать что-то утешающее, но не то, что говорят обычно. Всё это звучит натянуто и искусственно. Но вместо слов утешения у меня вырвалось другое:

— Я слышало смерти твоего отца. Кажется, ты вышла замуж через три месяца.

Зоя так и осталось сидеть с безупречно-прямой спиной, положив кисти рук на стол. Теперь в ней мало что осталось от той нервной и дёрганной девчушки, которую я когда-то подобрал на остановке. Зоя научилась «укрощать внутренних демонов», как любила говорить когда-то. И примериться со скучным финансовым образованием, что выбрал для неё отец. Впрочем, вероятно, в браке она и не работала.

— Ты ставишь мне это в укор?

Вопросы Зои звучали вполне ровно, но я видел, что ей хочется вспылить или расплакаться. Или послать меня подальше. Но она сдержится, деваться некуда. Однажды уже послала и понимает, что из второго путешествия я не вернусь.

— Нет, — я пожал плечами. — Не осуждаю, не моё дело, всё равно.

Она встала и, скрестив руки на груди, подошла ближе. Взгляд Зои сначала задержался на моём кадыке, а потом она вскинула на меня глаза и прошептала:

— Прости…

Запнулась и замолчала, опустив глаза и смотря куда-то вправо, наверное, подбирала слова.

— Не надо, Зоя. Это уже давно ни к чему. Ты больше ничего для меня не значишь.

Та самая женщина, по которой я сходил с ума, вздрогнула, будто ударили наотмашь, но глаз не подняла. И не отошла.

Говорить было не о чем. Я обошёл Зою и, взяв оставшиеся документы, веером лежащие на столе, вышел из квартиры, аккуратно прикрыв дверь. И даже не давая себе время подумать, хочу ли остаться.

Глава 7. Найди меня

Я всё чаще возвращалась мыслями к Олегу и нашему совместному прошлому. Записывала в тетрадь душевные переживания, связанные с Ником и моим принятием его измены, как точки невозврата, и ловила себя на том, что пишу об Олеге.