Агата Чернышова - Ты меня (не) спасёшь

* * *

Я летала в каком-то забытье и не хотела возвращаться, хотя понимала, что вот-вот открою глаза, но как могла отдаляла это момент. Кому охота слышать приговор, приправленный добросердечным уверением, что в следующий раз непременно всё получится. Нет, не будет следующего раза!

Перед тем, как провалиться в черноту, лёжа под яркой лампой операционной, я дала себе слово, что не стану никого мучить. В первую очередь, себя. Во вторую, Олега. Ну не могу я воспринимать его как безымянного донора, нет, он мне близок, сейчас даже больше, чем раньше, если это вообще возможно.

Я скучала, когда он не звонил. И ревновала, услышав, как аноним говорила о коварном плане, что лелеял мой первый бывший. Может, он и не расстался с женой, а развод только для отвода глаз? Нет, это слишком сложно.

И тут меня осенила глупая догадка: у них с женой не было детей. А если и она бесплодна? Если мой ребёнок им нужен для себя? Кровь прилила к голове, сквозь наваливающуюся на меня дрёму я слышала, как кто-то бесстрастным голосом говорит о давлении, и хотела уже заверить, что всё со мной в порядке, но язык сделался ватным и неповоротливым.

«Надо встать и уйти!» — пришло нежданное решение, как обухом по голове приложили, но я при всём желании не смогла пошевелить и пальцем. А потом навалилась тьма.

Возвращение было муторным, меня немного тошнило, потолок больничной палаты плавал перед глазами, кажется, медсестра, склонившаяся к моему лицо что-то спрашивала, потом, не дождавшись ответа, нажала кнопку. Резкий звонок отдался головной болью, но вскоре она утихла сама собой, наверное, при виде доктора с мрачным лицом.

— Как всё прошло? — спросила я, попытавшись сесть.

— Не надо так волноваться, — добродушно ответил эскулап, погладив меня по руке, не меняя выражения лица. — Мы получили восемь яйцеклеток. Всё было не зря. А теперь немного поспите.

«Нет, мне надо сказать Олегу!» — попыталась объяснить я, но вскоре сдалась и заснула безо всяких дополнительных уколов.

Следующим утром, когда я открыла глаза, меня ожидал букет из пяти гигантских ромашек, перевязанных синей ленточкой. Кто-то поставил его в вазочку с водой, открепив прилагающуюся к презенту открытку.

«С возвращением, Зоя!» — было написано на ней. И снова можно трактовать написанные слова по-разному, но я не собиралась теряться в догадках. У меня получилось целых восемь яйцеклеток!

Это же целое богатство! В прошлый раз их было шесть, значит, шансы подросли. Я поймала себя на том, что улыбаюсь.

Вскоре мне принесли лёгкий завтрак, из которого удалось проглотить только ржаной тост с ломтиком сыра сверху. Пока жевала, просматривала сообщения на телефоне.

Писала Марина, которая спрашивала, почему я не отвечаю на звонки. Потом было сообщение от Лизы.

Новой подруге я перед тем, как ехать в клинику, сообщила о своём намерении завести ребёнка. Конечно, обрисовала ситуацию в общих чертах, не вдаваясь в подробности, но Лиза была так тактична, что спустя день я выложила ей всё. Наверное, не надо было, не настолько мы знакомы, но я чертовски устала быть сильной и независимой.

Иногда надо вот так выговориться. Если даже Лиза расскажет на работе о моих несчастьях, не беда. За шёпотки за спиной никогда не переживала и сейчас не стану. Зато выплеснув негатив, страхи и комплексы наружу, я почти смогла примириться с ними. И понять, что готова к любому исходу.

Звонила и бывшая домработница отца, тётя Стеша, как я привыкла её называть. Это была женщина с тремя детьми, сейчас уже взрослыми, но в её сердце хватало места и для меня. Не то чтобы она заменила мне мать, но благодаря её неусыпной заботе я не замкнулась в себе. И, конечно, Олег прислал весть, что приедет заберёт меня в обед.

Словом, отвечая на сообщения, я не сразу заметила среди них одно, отправленное со скрытого номера.

«Не делай глупости! Он тебе врёт».

Подумать обо всём, например, о том, как же этому анониму удаётся следить за моей жизнью, не получилось. Дверь палаты снова раскрылась, на этот раз пропустив лечащего врача.

Виктор Степанович держал в руках папку с моей историей болезни, мужчина подвинул стул и сел рядом с моей кроватью.

— Ну что? — нетерпеливо спросила я.

— Как вы себя чувствуете, Зоя Аркадьевна?

— Голова ватная, а в остальном нормально. Уже не тошнит, как вчера, — ответила я, пристально смотря врачу в глаза. Разве он не понимает, что я скорее хочу услышать то, зачем пришла в клинику, а не отвечать в десятый раз на вопросы о самочувствии!

— Та-ак, — протянул собеседник, листая историю. — Давление у вас в норме, пульс тоже, ЭКГ отличное. Я вас выписываю.

— А яйцеклетки? Когда их?..

Вопрос повис в воздухе, я не решалась произнести вслух то, о чём давно мечтала. Виктор Степанович посмотрел на меня поверх очков и улыбнулся, наверное, впервые за всё время нашего общения:

— Обычно оплодотворение производят через двое суток. Сначала эмбриологу надо отобрать лучшие из них, а потом останется только ждать. Впрочем, кому я рассказываю?! Вы всё уже знаете.

Это было правдой, но в этот раз я чувствовала себя так, будто начинаю всё с чистого листа.

— Через пару часов сестра снова померяет давление, и можете собираться. Вам позвонят, когда мы получим эмбрионы. Может, у вас остались вопросы?

«Только один: вы считаете, в этот раз получится?»— вертелось на языке, но я сдержалась. Откуда доктору знать, он не Бог, а Всевышнего я спрашивать боялась. Вроде никогда не была верующей, так зачем теперь тревожить своими просьбами того, к кому раньше считала себя равнодушной?!

— Нет, спасибо за всё, Виктор Степанович.

— И помните главное, Зоя Аркадьевна, — сказал напоследок врач, обернувшись у двери. — Самое важное позади. Вы молодец, думаю и дальше всё пойдёт, как надо. Суррогатная мать здорова и молода, она легко выносит и родит вам ребёнка.

— Спасибо, — прошептала я ещё раз, чувствуя, что сейчас расплачусь. Мне хотелось бесконечно слышать, что всё получится, что уже финиш, а на финише обычно сюрпризов не бывает, а если и бывает, то редко.

— Отдыхайте!

Дверь бесшумно закрылась, и я снова осталась наедине со своими мыслями. Поплакав немного, как в детстве, утирая слёзы рукой, я откинулась на подушки и незаметно для себя задремала.

Олег действительно, как и обещал, приехал за мной в обеденный перерыв.

— Ты как? — спросил он, принимая из рук персонала вещи. — Нужно что купить?

Я только покачала головой. Сообщение анонима записалось на подкорку, и хотя я не доверяла ему полностью, всё же осадок остался. Дурацкая привычка быть одной против всего мира! Она немного отступила, когда мы с Ником поженились, и вновь взяла меня в оборот, стоило браку распасться.

Мы ехали молча. Олег сосредоточенно смотрел на дорогу, временами хмурясь, а я сидела тихо, как мышка, и наблюдала за ним, в сотый раз пытаясь понять, кто мы друг для друга. Соратники, участвующие в общей битве? Тогда как только она окончится, разъедемся в разные стороны. И вообще, разве можно остаться приятелями после рождения ребёнка? После всего?

— Тебе ещё звонили с неизвестного номера? — внезапно спросил Олег, словно подслушал мои мысли.

— Нет, — честно ответила я, потому что не звонили, а писали, но ведь об этом между нами и слова не было сказано. — А что?

— Ты напряглась, — устало заметил бывший, и я хотела было возмутиться, что в моём положении каждая бы напрягалась, но не стала. Это будет подозрительно.

— Почему ты мне помогаешь, Олег? — вместо ответа на его вопрос спросила я о своём. — Я обидела тебя, а ты никогда не прощал обид. Я была неправа со всех сторон, но ты, услышав моё предложение, всё же ответил согласием. Почему?

— Я уже говорил, что хотел поступить с тобой так же, как и ты когда-то со мной, но потом решил, что уже пережил эту боль. Раз ушла и не стала слушать, значит, ты никогда особо меня и не любила. А в нелюбви никто не виноват. Жаль, что я тогда этого не понял. Тебе был нужен был повод уйти, и ты его получила.

Я чуть не задохнулась от возмущения. Мне? Повод? Да я любила тебя так, что в первое время после расставания дышала вполсилы, жила так, словно мир вдруг стал серым, и больше не будет ярких красок.

Да я на антидепрессантах около года сидела, мне ещё мачеха по просьбе отца подогнала хорошего психиатра, иначе бы через пару месяцев тоски и самокопания загремела бы в дурку!

Хотела сказать, но ограничилась кратким:

— Думай, как хочешь. Я не в состоянии спорить.

К счастью, доехали мы почти без пробок. Я вслушивалась в слова песни, льющейся из радио: «Я ж тебя любила, а ты меня не простил», и думала о том, что нам с Олегом так и не удалось поставить точку, только запятую. Вот и ведём до сих пор бесконечные диалоги, изматывающие нас обоих. И сколько это будет продолжаться, никому не известно.

— Я поднимусь сама, — произнесла я, когда машина затормозила у подъезда. — Ты и так потратил на меня обеденный перерыв.

— И много лет, — парировал Олег тоном не терпящим возражения. — Сказал же, доведу до порога и самолично уложу в постель.

Я только хмыкнула. Когда- то так и получилось, но это было словно в другой жизни, с другими героями, не имеющими ничего общего с нами сегодняшними.

В лифте мы поднимались вместе с соседкой с верхнего этажа. Она так выразительно смотрела на Олега, что мне хотелось щёлкнуть пальцами около её глаз и сказать: «Эй, можно хотя бы подождать, пока я выйду?»

— Если надо, я могу заехать вечером, скажем, после восьми. Не выходи сегодня на улицу, скажи, что купить, я привезу. Или пришлю кого, — говорил Олег, ставя пакет на пол в прихожей.