— Конечно, дорогая, ты можешь. Но, может быть, он не захочет взять ни одного пенса из твоих денег. Я считаю, что новость о том, что он женится на тебе, несколько успокоит легионы кредиторов — я не сомневаюсь, что их численность велика, — а потом, когда вы повенчаетесь, ты будешь нести известную часть расходов, оплачивать свои туалеты, например. Так, мне кажется, должно обстоять дело.
— Я сделаю Дикки божественные подарки, — сказала Пенси.
Анна опять рассмеялась.
— Конечно, сделаешь, и ему это будет приятно.
— Значит, ты полагаешь, что материальные заботы сделали его таким? — настаивала Пенси.
— Я полагаю, что он вовсе не изменился, — несколько устало ответила Анна. — Мне кажется, ты в глубине души начертала правила поведения для какого-то необыкновенного жениха, а Дикки, простой смертный, не сумел их исполнить — вот почему ты слегка разочаровалась в его отношении к тебе. Признайся откровенно, разве это не так?
Пенси внезапно сорвалась с места и, вся дрожа, упала к ногам Анны, обвив ее колени руками.
— О, как ты не понимаешь меня. Не хочешь понять. Неужели ты думаешь, что я настолько глупа, что ничего не вижу и не знаю моего жениха… Я знаю его очень хорошо. И я повторяю тебе: он совсем не такой, как раньше. Анна, ты мой друг, ты наверняка знаешь или слышала о Дикки что-нибудь, чего я не могу услышать. Смотри мне прямо в глаза — скажи, у него есть кто-нибудь, кроме меня? — с мольбой спросила она.
Анна ласково погладила ее дрожащие белые плечи. Ее большие серые глаза спокойно встретили взгляд изумительных глаз Пенси.
— Насколько я знаю, нет. Я не слышала ни о ком, — ответила она. — Пенси, возьми себя в руки, дорогая, нельзя так распускаться.
Пенси закрыла лицо руками, и Анна почувствовала, что она плачет. Наконец, подняв мокрое от слез лицо, Пенси просто сказала:
— Я не могла справиться с собой. Я очень мучилась, думая, что Дикки не любит меня. Теперь я знаю, что все в порядке; я возьму себя в руки. Мне нужно было высказаться. Прости, что я устроила такую сцену.
— Милая, милая девочка, — мягко сказала Анна, лаская рукой золотистую головку Пенси.
Бледная, дрожащая улыбка мелькнула по лицу Пенси. Она рассмеялась слегка надорванным смехом, поднялась и медленно подошла к зеркалу.
— Какой у меня ужасный вид. И зачем мы вообще плачем. Слезы ведь так портят лицо, — сказала она.
— Ничто не может испортить твоей красоты, — сказала Анна, любуясь Пенси, которая пудрила лицо. — Пенси, скажи мне, что это за чувство — сознание собственной безукоризненной красоты?
Пенси покраснела и сказала несколько робко, но вполне искренне:
— О, это очень весело. Очень приятно знать, что все смотрят на тебя с удовольствием, а некоторые с завистью, и чувствовать, что ты очень хороша собой. Но единственное время, когда сознание своей красоты приносит настоящее счастье, — это когда ты любишь. Тогда ты счастлива, безумно счастлива этим сознанием, потому что он с восторгом смотрит на тебя, гордится тобой, с удовольствием показывает тебя своим друзьям. О, тогда ты по-настоящему счастлива.
— Но если человек действительно любит, — задумчиво сказала Анна, — он ведь не перестал бы любить и тогда, если бы красота исчезла.
— Не перестал бы, — скептически отозвалась Пенси. — О нет, я не верю в это.
Она переоделась, отвезла Анну в клуб, а сама отправилась в Ренли, чтобы встретиться там с Хайсом, который должен был поехать туда играть в поло.
В клубе Анна столкнулась с Баром, который весь засиял при виде ее.
— Как Пенси? — был его первый вопрос.
— Она только что рассталась со мной, — ответила Анна, — и поехала в Ренли, чтобы посмотреть, как Дикки развлекается там, я полагаю.
Она внимательно следила за Баром и заметила, что его лицо омрачилось.
Тогда, поддавшись внезапно нахлынувшему порыву, она спросила:
— Бар, вы часто встречались с Дикки последнее время?
— О нет! Чертовски мало.
— Бар, почему вы это говорите таким тоном?
Горько усмехнувшись, Бар взглянул на нее.
— Потому, что это правда… Я не хочу видеть его больше вообще. Чем меньше я буду с ним встречаться, тем лучше.
— Почему?
— О, у меня есть на то основания, Анна.
— Я хочу знать их. Вы мне скажете, Бар?
Лицо Бара внезапно перекосилось, глаза налились кровью, он резко сказал:
— Ходят слухи, что он без ума от той девушки, которая находится сейчас у него в доме. Мы видели ее, Пенси и я, как-то ночью, в квартире Робина. По-моему, поведение Хайса возмутительно, особенно теперь, когда он помолвлен с Пенси — девушкой, за которую любой из нас продал бы дьяволу душу. И она Невеста Хайса. Они помолвлены, они повенчаются через месяц… А он проводит все свое свободное время с девушкой, о которой никто ничего не знает.
— Каким же образом вы узнали о нем такие подробности? — вспыхнула Анна.
— Каким образом? Не все ли равно. Я очень хорошо осведомлен, и то, что я знаю, — правда, — выпалил Бар.
Анна оставила его и прошла в комнату для игры в бридж.
Значит, Пенси была права. Во время игры мысли Анны то и дело возвращались к Хайсу и к Пенси. Она вспомнила тот день, когда встретила их и Бара в Ренли, и они все вместе пили там чай; как она думала тогда, глядя на них, что Пенси очень влюблена в Хайса и как жаль, что Хайс не любит ее. А в тот же вечер состоялась их помолвка.
«Тут дело нечисто: Пенси, должно быть, слишком стремительно атаковала его, — решила Анна, — за всем этим что-то кроется; если он не любит ее, то я буду молить Бога, чтобы этот брак расстроился. Хайс, искренне преданный, любящий, был бы идеальным мужем; но Хайс, преданный только по обязанности, Хайс ласковый и нежный только из вежливости или из жалости — о, это было бы ужасно. Потому что Хайс принадлежит к числу тех людей, которые, хотя много играют в любовь, отдают ей всю жизнь, когда к ним приходит настоящее чувство. В этом его очарование, его сила… О, если бы Пенси могла понять это».
Она кончила партию и выиграла; начала вторую, но внезапно, потеряв всякий интерес к игре, извинилась перед своими партнерами и направилась к выходу.
В дверях она столкнулась с Пенси.
— Дикки не был в Ренли. Я сейчас позвоню ему.
— О, ты хочешь… — начала Анна, но в этот момент радостно вскрикнула и поспешила навстречу молодому человеку, который окликнул ее таким тоном, точно ее имя было военным кличем, благословением и хвалебным гимном — всем вместе.
— Это Борис, — радостно сказала она, обращаясь к Пенси. — Борис Дивин, мой кузен.
Она протянула обе руки высокому молодому человеку, который почтительно поднес их к губам.
— Разве он не очарователен, — рассмеялась Анна. — Он наполовину русский, по отцу. Его матерью была Анита Ринли. Пенси, прости это отступление и разреши представить тебе Бориса. Борис, это леди Виола Трент, самая красивая девушка в Лондоне, как ты сам видишь.
— Действительно, — сразу очень охотно согласился Борис, с нескрываемым восхищением глядя на Пенси своими светло-голубыми глазами.
Когда он снова обернулся к Анне, Пенси взглянула на него с интересом. Он был действительно очень хорош собой: великолепно сложен, очень высокого роста, с широкими плечами атлета. Резкий контраст с его светлыми глазами составляли черные, как вороново крыло, волнистые волосы. На нем был темно-синий костюм и темный галстук, в который была вколота булавка с черной жемчужиной необычайной красоты.
«Он какой-то необыкновенно жизнерадостный и крепкий», — подумала Пенси.
Сияя совсем детской улыбкой, Борис сказал:
— Теперь я никуда не отпущу вас, Анна, — он резко повернулся и, не выпуская ее рук, взглянул на Пенси, — и тем более вас, леди Виола. Теперь, когда судьба так чудесно столкнула нас. Знаете что: пойдемте сейчас ко мне, я живу совсем близко отсюда. Я приехал в Лондон на некоторое время по делу и потому снял и обставил для себя небольшую квартирку. Пойдемте. Неужели вы откажетесь?..
— Я с удовольствием пойду, — сказала Пенси. — А разве ты не хочешь, Анна?
Так как у Анны было большое желание пойти к Борису, и она, по-видимому, была свободна — она охотно согласилась, и они пешком отправились к нему.
Борис очень оживленно болтал всю дорогу. Он отлично, почти без всякого акцента, говорил по-английски.
Его родители безумно любили друг друга и боготворили Бориса, своего единственного сына. Несмотря на это, он совершенно не был избалован. Его отец погиб во время мировой войны на русском фронте, и это свело в могилу его мать. Борису было тогда девятнадцать лет. Он тотчас же реализовал все огромное состояние, доставшееся ему от отца, и навсегда покинул Россию.
Долгое время он жил в Париже, а потом в Италии. Моментами он настолько остро чувствовал свое одиночество, что был близок к самоубийству.
Сейчас, в течение этих пяти минут, вся его жизнь резко изменилась: он отчаянно и бесповоротно влюбился в Пенси.
Его квартира находилась в двух шагах от Бонд-стрит. Когда они поднялись наверх, их обеих поразило огромное количество цветов, которые стояли повсюду; затем они отметили, что у Бориса отличный вкус — это было видно по обстановке его квартиры. Стены гостиной, как он назвал комнату, в которой они находились, были обиты старинной тканью блекло-золотистого цвета; от этих стен веяло необычайным покоем. Такой же характер носили картины в широких рамах из черного дерева: березовый лес осенью или летний пейзаж после дождя. В комнате стояли огромные кресла, обитые гобеленами, маленький рояль из черного дерева, масса книг и очень красивый старинный письменный стол, заваленный письмами и бумагами.
— Мы сейчас будем пить чай, — сказал Борис, нажимая кнопку звонка. На звонок явилась весьма мрачного вида личность — лакей во вполне приличной ливрее, но почему-то в черном высоком жилете с серебряными пуговицами; узкая полоска безукоризненно чистого воротника служила границей между черной материей его костюма и почти таким же черным лицом, с которого угрюмо глядели тусклые глаза.
"Ты — любовь" отзывы
Отзывы читателей о книге "Ты — любовь". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Ты — любовь" друзьям в соцсетях.