— Но ведь это шантаж.
— Да. Я совершил ошибку, позволив Клариссе понять, что значат для меня девочки. В то время она сочла это забавным. Позже увидела в этом возможность поживиться.
— Но как она могла насмехаться над твоими чувствами?
— Я был убежденным холостяком и не проявлял никакого интереса к детям, но позже привязался к девочкам, — он бросил на нее суровый взгляд, — к моим девочкам. И тогда все изменилось.
— Ты полюбил их.
Он кивнул:
— Думаю, в этом есть некая ирония. Кларисса предложила оставить их здесь, если я заплачу ей за это две тысячи фунтов.
Кровь Трионы закипела от возмущения:
— И потом она стала просить еще денег?
— Несколько раз. Однажды я отказал, и она явилась сюда со своим поверенным требовать, чтобы я отдал детей.
Его губы сжались в тонкую жесткую линию:
— Я отдал десять тысяч фунтов, чтобы заставить ее убраться.
— Ты должен перестать платить ей!
— Она готова обратиться в суд, а я не могу этого допустить.
— Как отец ты имеешь на них больше прав, чем она. И в суде тебя поддержат.
— Это не факт.
— Почему?
Он взял в руки полотенце:
— Позволь мне вытереть тебя.
Она поднялась, и он закутал ее в полотенце, потом отнес на постель.
— Благодарю тебя. — Она с благодарностью взяла у него пеньюар.
— Значит, ты хочешь оставить девочек с братом, на случай если вернется Кларисса?
— Да. Скоро они повзрослеют, и она не сможет угрожать их благополучию. Тогда ее требования ничего не будут значить. А пока я должен проявлять осторожность. — Он замолчал и добавил страдальческим тоном: — Но даже если она и не подаст в суд, то все равно постарается похитить их, увезти силой. Она знает, что я заплачу любую сумму, чтобы вернуть их.
— Она бессердечна.
Хью кивнул. Лицо его было мрачным.
— Это так. Вот почему за девочками следует внимательно наблюдать. УДугала есть люди, охраняющие дом, потому что он беспокоится за безопасность Софии. Она и ее отец — известные игроки в карты, и порой у них бывает в наличии много денег.
Триона кивнула:
— Конечно, им стоит остаться с Дугалом. Спасибо за то, что все разъяснил мне.
— Не стоит благодарности.
Он снова взял свой узел с одеждой:
— Я сказал девочкам, что Дугал, возможно, пригласит тебя на обед, и приказал проявлять учтивость по отношению к тебе. Скажи мне, если они не станут слушаться, и по возвращении я с ними разберусь.
Она нахмурилась:
— Спасибо, но мне бы не хотелось, чтобы ты им приказывал быть вежливыми со мной. Я сама могу справиться с этим, и мой метод сработает. Теперь девочек будет угнетать то, что ты принуждаешь их. А ведь известно, что насильно мил не будешь.
Его глаза подозрительно сузились:
— Твой метод? Значит, ты пытаешься добиться их привязанности?
— Я хочу, чтобы они доверяли мне.
В глазах Хью сверкнул гнев.
Значит, она не подчинилась его распоряжению держаться подальше от девочек. Раздраженный ее непокорностью, похожей на вызов, Хью не отрывал взгляда от ее лица. В ее ореховых глазах загорелся зеленый огонек, засверкали золотые искры. Волосы ее, влажные после купания, теперь потемнели и обрели светло-каштановый цвет.
Внезапно в сознании его забрезжила мысль о том, что через несколько недель она уедет и эта минута останется всего лишь в его памяти.
Грудь его сжала неожиданная боль, когда он понял, каким потрясением для него станет ее отъезд.
Она твердо встретила его взгляд:
— Я никогда бы не причинила боль этим детям.
— Это можно сделать ненамеренно.
— Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах.
Голос ее звучал тихо, но каждое слово было окрашено сильным чувством.
Если он будет тосковать по Катрионе так сильно, проведя с ней всего несколько недель, как будут скучать по ней девочки? Он старался выглядеть строгим.
— Я знаю, что лучше для моих детей.
Триона ответила непримиримым взглядом. Увлеченная их спором, она не заметила, что пеньюар ее сполз, обнажив порозовевшую грудь.
Поспешный отъезд уже не казался Хью столь необходимым, и он даже подумывал! отправить Фергюсона с кем-нибудь из грумов на поиски пропавшей кобылы. Но в то же время, если с лошадью случилась беда, никто лучше его не знал, как ее выхаживать. Значит, надо ехать.
— Я скоро вернусь.
В голосе его звучала жесткость, потому что желание настолько отуманило его, что ему стало трудно соображать.
— Можешь не спешить с возвращением, — фыркнула она. — Уверена, что все мы вполне справимся без тебя.
— Катриона, ты должна понять…
— Нет, — возразила она, запахивая пеньюар, — это ты должен понять. Я часть вашей семьи, нравится тебе это или нет. Женившись на мне, ты сделал это свершившимся фактом. И не можешь требовать, чтобы я покорно соглашалась со всем, что ты скажешь. У меня есть собственное мнение, и в некоторых случаях оно разумнее твоего.
Он помрачнел:
— Я вовсе не ждал, что ты будешь покорно соглашаться со всем.
— Понимаешь, Хью, каждый раз, когда ты заговариваешь со мной, твои слова звучат как приказ. Ты никогда ничего не просишь. А я, пытаясь быть вежливой с тобой, слишком часто безропотно со всем соглашаюсь. Но больше этого не будет. Я не твоя дочь, которую можно отшлепать, поэтому тебе лучше пересмотреть свое отношение ко мне.
Хью сжал кулаки, и тотчас же стекла завибрировали от сильного порыва холодного ветра.
— Я объяснил тебе положение дел и высказал свое мнение.
— А я высказала тебе свое. И речь не только о твоих дочках. Речь о тебе. Ты никому не позволяешь приблизиться к тебе. Разве не так, Маклейн? Даже мне. Исключение ты делаешь только для детей, — сказала она тихо. — Я рада, что они не так одиноки, как я.
Он принял ее в свой дом, представил ее своим детям и пригласил в свою постель. Как она смеет утверждать, что чувствует себя одинокой?
— Этот разговор ни к чему не приведет нас, — попытался он утихомирить ее. — Поговорим, когда оба остынем.
Она вскинула подбородок:
— Нет. Поговорим сейчас. Ты, Хью Маклейн, — самый большой трус, какого я только видела в жизни.
Хью сжался и замер:
— Думай, что говоришь.
— Трус, когда речь заходит о том, чтобы стать мне настоящим мужем.
Эти ее слова будто воздвигли между ними стену. Он не мог поверить, что она сказала нечто подобное, и, глядя в ее широко раскрытые глаза, понял, что она и сама потрясена своими словами.
Хью до боли сжал челюсти.
— У тебя нет оснований так думать, — возразил он твердо.
Она посмотрела на него, как смотрела бы королева на своих придворных, а не как девчонка, еще не остывшая после ванны и завернутая в пеньюар, не скрывавший ее прелестей.
— Я думаю именно так. Настоящий муж рад видеть в своей жене партнера, товарища во всем, а не только в постели.
— Если это из-за девочек, то мы ведь обсудили это раньше и ты согласилась со мной!
Теперь за окном послышались раскаты грома, раздававшиеся после каждого его слова и будто отдалявшие их друг от друга.
— Мы оба ошибались. Мне не следовало соглашаться держаться подальше от девочек. Они знают, что я уеду, и потому не будут ни удивлены, ни расстроены этим обстоятельством.
— Будут, если успеют привязаться к тебе!
«Как привязался я». От этой внезапно пришедшей ему в голову мысли он застыл на месте, потому что она потрясла его сильнее любых слов. Он слушал ее будто сквозь туман.
— Хью, люди появляются в нашей жизни и исчезают, но оставляют о себе добрую память. Я бы хотела, чтобы твои дочери помнили, что я их любила.
Хью сжал руки в кулаки: кровь его медленно закипала, а в сердце он ощутил боль. Противоречивые чувства охватывали его. Он так и не определил, как относиться к возможности ее скорого отъезда. Раздражение вызывало то, что он пообещал Фергюсону ехать с ним искать пропавшую лошадь, из-за чего он не может закончить этот разговор должным образом. Гнев закипал оттого, что она посмела усомниться в правильности его решения насчет дочерей. Он стиснул зубы, и тотчас же раскаты отдаленного грома послышались ближе.
Триона бросила взгляд на окно, потом перевела его на Хью, и брови ее сошлись:
— Не грози мне непогодой. Путешествовать во время бури придется тебе, а не мне.
— Я прекрасно это знаю, — огрызнулся он. — И был бы очень тебе признателен, если бы ты воздержалась от таких дерзких замечаний, которые выводят меня из себя!
Глаза ее засверкали.
— Если то, что я говорю, вызывает у тебя злость, это может значить только одно: я говорю правду и ты это понимаешь.
Ярость бушевала в нем, но она продолжала:
— Ты потерпел неудачу на личном фронте и боишься новой любви. И всю свою жизнь проводишь в страхе от возможных душевных потрясений, Маклейн. И твои девочки, и я заслуживаем лучшей участи. Очнись же наконец. Взгляни на жизнь иначе.
Хью зашелся от ярости. Глаза его застлало красной пеленой. Огонь в камине отчаянно заметался, в комнату повалил дым. Оконные стекла задрожали и застонали, и внезапно холод ворвался в комнату, будто ее стены покрыла невидимая корка льда.
Катриона продолжала смотреть на него, не отводя взгляда. Лицо ее побледнело, а тело сотряс озноб, но она подошла к нему и остановилась совсем близко, так что пальцы их ног соприкоснулись.
— Ну? Что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Не смей подвергать сомнению мою любовь к детям. Никогда!
Ее подбородок взметнулся, и она продолжала говорить сквозь стиснутые зубы:
— Наверное, ты их по-своему любишь, но это не значит, что ты готов отдать им частицу себя. А это разные вещи.
"Ты лишила меня сна" отзывы
Отзывы читателей о книге "Ты лишила меня сна". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Ты лишила меня сна" друзьям в соцсетях.