Она огляделась в поисках письменного стола, гадая, где найти бумагу и перо. Внезапно кожу на затылке будто закололо, она обернулась и увидела, что Хью смотрит на нее, и от его взгляда все ее тело охватил трепет.

Хью заставил себя сесть, при этом простыня сползла с него до талии. Он потер лицо и зевнул. Потом потянулся и ослепил ее сонной и ленивой улыбкой:

— Доброе утро, жена. Надеюсь, ты спала хорошо.

Триона заметила, что такое обращение ей понравилось.

— Доброе утро. Я спала как убитая. А ты?

От его медлительной чувственной улыбки внутри у нее что-то оборвалось и затрепетало, и это не имело никакого отношения к тому, что она была голодна.

— Я тоже, — сказал он, и в голосе его она различила особую нотку интимности. — Ты отняла у меня все силы. Но их можно снова пробудить. — Он многозначительно улыбнулся.

Она ответила ослепительной улыбкой, хотя ощущала неловкость. Подойдя к дивану, Триона принялась завязывать шнурки своих полуботинок.

— Знаю, что еще рано, но сейчас было бы самое время поговорить о наших планах.

Брови его поднялись, а улыбка потускнела.

— Сказать по правде, я хотел предложить то же самое, потому что… — Он бросил взгляд на часы: — Господи! Уже почти девять!

— Да, — ответила Триона, и щеки ее порозовели. — Мы встаем поздно!

Он отбросил простыни и одеяло, прошел через комнату к окну, раздвинул занавески и выглянул. Должно быть, то, что он там увидел, успокоило его, потому что он издал вздох облегчения прежде, чем подошел к тазу с водой, чтобы умыться.

— Ты кого-то ждешь?

Хью не смотрел на нее.

— После завтрака вернется мой брат Дугал.

— Вернется?

— Он был здесь вчера вечером, но ты уже спала.

— Жаль, что я его не видела.

— Ты познакомишься с ним сегодня. Он часто здесь бывает, когда его жена отлучается в город, а сейчас она уехала на неделю в Эдинбург.

— С нетерпением жду встречи. Он похож на тебя?

— Да, если не считать того, что он блондин. В каждом поколении нашей семьи всегда бывает один золотоволосый ребенок. — Он набросил мокрое полотенце на край умывальника. — Он явится, вероятно, через час или около того.

Маклейн подошел к гардеробу, совершенно не стесняясь своей наготы. Триона поймала себя на том, что бесстыдно глазеет на мускулистую спину своего мужа. Почувствовав, что щеки ее обдало жаром, она поспешила зашнуровать свои башмаки в надежде на то, что он этого не заметил.

Когда она подняла голову, то, к своему облегчению и некоторому разочарованию, увидела, что Хью уже полностью одет. Он надел коричневые бриджи, которые аккуратно заправил в черные сапоги для верховой езды, и через голову натянул чистую белую рубашку. На спинке кровати висел простой шейный платок.

— У тебя нет слуги? — спросила она.

— Нет. Терпеть не могу, когда кто-нибудь суетится рядом и трогает мои вещи.

Хью заправил рубашку за пояс штанов и завязал платок. Потом надел темно-коричневый жилет и взял из шкафа темно-синий плащ для верховой езды.

— Ты ездишь верхом? — спросил он, перехватив ее взгляд.

— Нет. Мы никогда не держали верховых лошадей, если не считать пары, которую запрягают в экипаж.

— А! Ну, это нам придется исправить.

Триона расслышала разочарование в его голосе.

— Я всегда любила лошадей, и мне хотелось бы обучиться верховой езде.

— Хорошо. Я сам займусь этим. Я езжу верхом каждый день. Должен это делать, потому что развожу и тренирую лошадей. Именно так я собрал средства на то, чтобы купить Гилмертон. Это отняло у меня почти десять лет, но я добился своего: Теперь я владею несколькими самыми лучшими табунами в Шотландии.

Грудь Трионы сдавило. Совсем недавно она была близка с этим человеком, и вот только теперь он сообщал ей о важных, основополагающих событиях своей жизни. Ситуация казалась ей нелепой и смехотворной. Она заставила себя улыбнуться.

— И каких лошадей ты разводишь?

— Красивых. Дорогих. Редких.

Она попыталась это осмыслить:

— Арабских, скаковых и… каких еще?

Он усмехнулся:

— Самые редкие в моем табуне — ахалтекинцы. Это тюркские лошади, выведенные кочевыми племенами. Сейчас у меня их десять и среди них несколько жеребых кобыл.

Он подошел к одному из широких окон на дальней стене, поднял фрамугу и высунулся в окно, чтобы видеть дальние поля.

— Сейчас они вон там. Утром табун пригнали к воротам.

Триона подошла и встала рядом с ним. Вдали можно было разглядеть лошадей, собравшихся у ворот.

— О! Они золотистые! Какие красивые!

Он снисходительно улыбнулся ей.

— Они получили призы за свой золотистый окрас. Я увидел одну такую в Италии и решил разводить их. Это замечательные лошади. Их в течение веков разводили тюркские воины, и они не уступают в скорости гончим.

Триона смотрела, как к воротам приблизился человек, толкающий перед собой тачку. Лошади принялись гарцевать и бить копытами.

— Кажется, они очень голодны.

— Как и я.

Хью посмотрел на нее. Взгляд его пробежал по всему ее телу сверху донизу.

Триона была одновременно польщена и разочарована этим. Ей польстило его внимание, но разочаровало то, что, как она осознала, в этом взгляде не было ничего, кроме неприкрытого вожделения. Конечно, она не надеялась, что в его глазах загорится любовь. Ведь согласно их планам она отбудет из его дома через некоторое время.

И все же у нее было несколько месяцев на то, чтобы оставить о себе добрую память в Гилмертон-Мэноре. Хорошо бы и хозяин поместья ее вспоминал. Но для того чтобы осуществить это, она нуждалась в его поддержке. Она бросила на него взгляд из-под ресниц.

— Хью… не можем ли мы…

Было трудно объяснить, чего она желает, когда сама Триона не была вполне уверена, чего хотела.

— Было бы славно, если бы мы стали партнерами, а не только мужем и женой.

Выражение его лица изменилось. Оно утратило некоторую часть напряженности и жара.

— Я не вполне понимаю, что ты имеешь в виду.

— Большинство пар знают друг друга достаточно долго, прежде чем решают вступить в брак. Мы не располагали таким временем. Я подумала, что, может быть, мы могли бы установить некие новые отношения, чтобы чувствовать себя свободнее друг с другом… Я полагаю, что эти отношения можно было бы назвать дружескими. Мы могли бы стать людьми, поддерживающими друг друга и помогающими друг другу… О! Я, наверное, не очень точно выразилась.

— Я не собираюсь уступать свои права мужа в обмен на неопределенный статус друга.

Она непонимающе смотрела на него:

— Я и не думала их оспаривать. По правде говоря, я вполне удовлетворена этой стороной наших отношений.

Самодовольная и удовлетворенная улыбка коснулась его губ:

— Надеюсь.

Ее щеки вспыхнули, но ей удалось дерзко фыркнуть:

— Ну и хвастун!

— Да нет. Я наслаждался каждым восхитительным мгновением. Так объясни мне, что ты имеешь в виду, говоря о дружеском партнерстве.

— Возможно, я пробуду здесь всего несколько месяцев, но за это время я хочу как можно больше узнать о тебе и стать частью твоей жизни и дома.

Он скрестил руки на широкой груди, и одна его бровь надменно приподнялась:

— Нет. Мы здесь только с одной-единственной целью — восстановить твое доброе имя, чтобы и ты, и твоя семья могли продолжать свою дальнейшую жизнь. И я хочу, чтобы это как можно меньше отразилось на нашей судьбе.

— Я вполне согласна, но почему бы нам по крайней мере не получать удовольствие от общества друг друга?

Его брови взметнулись еще выше, он смотрел на нее вопросительно. Она вспыхнула:

— Ну, не только в постели. Почему бы тебе не посвятить меня в свои дела? Я хотела бы как можно больше узнать о тебе и… — Она поймала себя на какой-то мысли, на мгновение замолчав, продолжила: — Я просто… Я хочу быть в курсе твоих интересов. Хочу научиться верховой езде и… О, столько еще вещей! Я хочу помочь тебе, насколько это возможно. Именно так я представляю себе брак.

— При нормальных обстоятельствах я бы согласился с тобой, но наши обстоятельства не назовешь таковыми. Поэтому ты ограничишься только домашними делами и не будешь вникать во все остальное.

Он сказал это тоном, не допускающим возражений.

Триона сжала руки в кулаки и поборола желание возражать, потому что чувствовала, что в этом споре она обречена на проигрыш.

Как, впрочем, должны были проиграть они оба. Но она не могла отделаться от ощущения, что что-то упустила, и не знала даже, о чем его спросить.

Черт возьми! Этот разговор принял совсем не такой оборот, на какой она рассчитывала! Она попросила его сделать ее участницей его повседневной жизни, позволить ей помогать в делах поместья и в уходе за лошадьми, вызывавшими ее восхищение. А он в ответ на ее пожелание возразил, сказав, что ее участие ограничится только делами в доме, будто она могла стать потенциальной помехой, которую следует удерживать в четырех стенах. И вести дальнейший спор было бессмысленно. Следовало с кем-то посоветоваться. Но с кем? Она силой заставила свои кулаки разжаться.

— Отлично. Поговорим об этом позже. Если можно, я хотела бы сегодня же посетить модистку, чтобы заказать несколько платьев, потому что с собой у меня их слишком мало. У меня есть несколько фунтов и…

— Я оплачу все, что тебе потребуется.

— Маклейн, наш брак ненастоящий.

— Катриона, ты моя жена. И раз так, я имею право и привилегию покупать тебе все, что пожелаю. После завтрака я поручу Фергюсону снарядить экипаж, и миссис Уоллис отправится вместе с тобой. Я держу открытый счет у модистки. Поэтому ты можешь заказывать что захочешь.

Почему это он держит открытый счет у модистки? Не содержится ли в этом намек на то, что у него есть любовница? Она стиснула зубы, и ей вдруг расхотелось заказывать новые платья.