Карен Хокинс - Ты лишила меня сна

Но на этот раз пламя взметнулось выше и разгорелось жарче, достигнув опасного уровня. Скоро он сможет обладать этой девушкой. Она будет принадлежать ему целиком и полностью.

Его затопило примитивное чувство, и страсть его была столь яркой и могучей, что он и не подумал сопротивляться.

Он провел руками по всему ее телу, пробуя на ощупь его изгибы, восхищаясь округлостями, и, завладев ртом, ощутил ее сладость. Она прижалась к нему, казалось, он ощущал жар сквозь тонкую ткань платья, движения ее были решительными, но неловкими. Она даже не понимала причины своего томления и желания, но для него все это было очевидно.

Эта страсть в сочетании с невинностью воспламенила его, как ничто прежде, и только звук шагов в коридоре вернул его к действительности. Он быстро осознал всю неловкость ситуации. Хью сделал над собой усилие и попытался отстраниться.

Очки ее сползли и теперь сидели криво, припухшие губы слегка приоткрылись, а взгляд она не могла сосредоточить.

— О да… — Голос ее прервался, когда она попыталась заговорить. Она сделала глубокий вдох и попыталась начать свою речь снова. — Теперь я понимаю вашу мысль, лорд Маклейн, и готова уступить.

Он чуть не рассмеялся, услышав столь деловую и практичную оценку происшедшего. Что за загадка таилась в этой девушке! Даже с трудом, придя в себя после поцелуя, она ухитрилась высказать свою позицию ясно и разумно. И пожалуй, ему это понравилось!

— Пожалуйста, называйте меня Хью. В конце концов, мы собираемся пожениться. Какой я для вас «лорд»?

Она кивнула:

— Да, теперь вы для меня Хью. А я Триона.

— Я предпочитаю имя Катриона. — Он поправил ее очки так, чтобы они сидели ровно. — Но пожалуй, приду к тому, чтобы называть вас Кейт.

Он отвел от щеки прядь шелковистых волос цвета меда и восхитился девичьей нежностью ее кожи.

Их взгляды встретились, его рука замерла, кончики пальцев погладили щеку. У нее были самые удивительные глаза на свете: миндалевидные, орехового цвета с вкраплениями золотого и коричневого.

Она вспыхнула и отпрянула:

— Я привыкла к имени Триона.

Он выпустил ее руку и пожал плечами:

— Как пожелаете. А сейчас мне пора откланяться.

Триона бросила взгляд на закрытую дверь. Она не представляла, как удается Кейтлин так долго удерживать от вторжения тетку и дядю, но была ей от души благодарна.

— Да, пожалуй.

— Мне придется уладить кучу дел, прежде чем покинуть город. Вы сумеете собраться и уложиться к утру пятницы?

Триона кивнула, но мысли ее метались.

— Постараюсь. У меня с собой не много одежды, потому что я не собиралась оставаться в городе долго.

— Как только мы доберемся до Гилмертона, сможете заказать все, что угодно. В городке есть несколько искусных модисток и белошвеек.

Триона вздохнула:

— Хотела бы я владеть иглой так, как Кейтлин.

— А она умеет шить?

— Лучше, чем большинство модисток. Я тоже пытаюсь, но не обладаю ее талантом.

Он сверкнул улыбкой, от которой по всему ее телу до кончиков пальцев ног пробежала дрожь.

— Не сомневаюсь, что вы обладаете иными, еще более интересными, талантами.

Прежде чем Триона успела спросить, что он имел в виду, Хью сказал:

— Я должен удалиться. Предлагаю держать наш план в тайне.

— Я ни словом не упомяну о нем никому, кроме Кейтлин. Она умеет хранить секреты.

— Хочется в это верить. — Он мельком посмотрелся в зеркало над камином, поправил сбившийся на сторону галстук и снова повернулся к ней. — Я буду очень занят, но если понадоблюсь вам, просто отправьте записку в дом Маклейна, и я приеду как только смогу.

— Сомневаюсь, что мне это потребуется, но все равно благодарю вас. — Поколебавшись, Триона добавила: — Хью, яочень надеюсь…

На что она надеялась? Что их брак не окажется таким ужасным, как можно было предположить? Что они приняли правильное решение? Что по истечении нескольких месяцев, которые они проживут вместе, оба смогут идти каждый своим путем, не испытывая ни горечи, ни боли, не изменившись и не страдая? Что, несмотря на жгучее желание испытать страсть, которую он с такой легкостью предлагал ей, она все-таки опасалась этой самой страсти?

Все эти вопросы и еще множество других буквально висели на кончике ее языка, и все же, когда она смогла заговорить, ей удалось сказать только:

— Тогда до пятницы.

Он провел кончиками пальцев по ее щеке, и это прикосновение удивило и взволновало ее.

— До встречи, милая.

Он окинул ее последним внимательным взглядом и нежно поцеловал в губы.

Триона закрыла глаза и подалась к нему. Она смаковала это нежное теплое прикосновение, и все мысли ее испарились. Но в то время как ум и чувства впали в летаргию и получили передышку, тело, напротив, было полно жизни. Ей хотелось приблизиться к нему, обвить руками шею, прижаться и оставаться так долго-долго. Он поднял голову и отстранился:

— Мне действительно пора.

Ей пришлось проглотить укол разочарования и казаться спокойной и равнодушной:

— Я понимаю.

Он приостановился, держась за дверную ручку:

— Не позволяйте вашим родным свести вас с ума предсвадебной суетой.

— Сделаю для этого все возможное, — ухитрилась она произнести спокойным голосом. — Уверена, что мне придется выдержать бой, но я выдержу.

Он хмыкнул:

— Не сомневаюсь. Насчет вас я знаю одну вещь наверняка: вы так же упрямы и тверды, как я. До свидания, моя дорогая.

И с этими словами он закрыл наконец за собой дверь.

Следующие несколько дней текли мучительно медленно. Дядя Бедфорд разгневался, узнав, что Маклейн говорил с Трионой, а не с ним. Он в ярости выбежал из дома и не возвращался допоздна, а вернувшись, сказал, что «нигде не мог найти этого негодяя».

Как и следовало ожидать, слухи росли и множились с угрожающей быстротой. Требовались немедленные меры, чтобы любопытство сплетников было удовлетворено. Понимая, что его жена не способна ничего решить сама, дядя Бедфорд запретил всем принимать кого бы то ни было и появляться на публике, пока ситуация не разрешится. Когда же в дверь стучались те, кого принято называть «сливками общества», тетя Лавиния, сидя в гостиной и обливаясь слезами, была вынуждена слушать, как слуга Доббинс объявлял, что ее нет дома.

Триона была рада этому запрету, потому что не сомневалась в том, что тетушке Лавинии было бы не под силу успокоить потоки сплетников, рвавшихся в дом. Но дядю ее не пощадили, и он был вынужден выслушивать намеки друзей и знакомых. Однажды поздно вечером, заглянув в гостиную за забытой книгой, она случайно подслушала нелестные высказывания дяди о ее поведении, которые он излагал тетке в самых грубых выражениях. И во всем этом инциденте с Маклейном он обвинял ее, а Хью выражал сочувствие.

Она вернулась в свою комнату в ярости и провела там не менее получаса, колотя кулаками подушку и изрыгая проклятия по адресу лондонского общества, в котором злословие всегда ставилось во главу угла.

Настроение дяди Бедфорда еще ухудшилось, когда, проведя весь день в поисках лорда Хью, он вернулся домой и нашел записку от этого джентльмена, принесенную утром, в которой тот без обиняков сообщал, что занимается их общими делами и свяжется с лордом Галлоуэем «в ближайшем будущем». Дядя Бедфорд скомкал бумагу и бросил в камин, а потом дал волю своему бурному гневу.

Оставшись без визитеров и развлечений, тетя Лавиния была полна решимости устроить грандиозную свадьбу. По всему дому теперь струились реки лент и кружев и были разбросаны эскизы изысканнейших свадебных туалетов. Триона притворялась, что ничего не замечает, хотя это было тяжким испытанием ее терпения. Что было еще хуже, тетя Лавиния с мрачным видом смутно намекала на то, что они с дядей Бедфордом озабочены тем, собирался ли Маклейн идти до конца и «выполнить свой долг». Всего этого было достаточно, чтобы свести Триону с ума.

Если бы не сочувствие Кейтлин, Триона не сомневалась в том, что отправила бы Маклейну записку с просьбой забрать ее отсюда до пятницы, невзирая на все последствия.

Конечно, у Кейтлин на этот счет было свое мнение. Она считала низким и возмутительным, что Маклейн не является к ним ежедневно, чтобы успокоить их и убедиться, что все в порядке. К своему удивлению, Триона не разделяла ее возмущения. Маклейн обещал позаботиться обо всем, и она ему верила. Хотя он и согласился следовать диктату общества, но предпочел действовать по-своему, а не по подсказке.

Она не могла не оценить этого и была рада возможности подумать. На этот раз и на этот счет они придерживались одного мнения. А что было бы, если бы они не пришли к согласию? Его спокойное пренебрежение мнением других она воспринимала равнодушно, пока это не коснулось ее.

Чем дольше тянулись часы ожидания, тем больше времени оставалось у Трионы на то, чтобы огорчаться по поводу возникших обстоятельств. Сама идея этого брака была чудовищна. У ее родителей были идеальные отношения: они редко расставались, уважали друг друга и имели одинаковые мнения относительно нравственности и духовных ценностей. Их любовь представлялась ей истинной.

А у нее? Согласившись выйти за Маклейна, она скорее всего отказывалась от возможности такого же счастливого брака, как у ее родителей. Навсегда отказывалась.